Безымянлаг

– Так точно, товарищ лейтенант, сам здесь ни разу не был, не знаю, куда вам точно нужно.

Когда машина остановилась, Иван Андреевич глубоко вдохнул, набрал в легкие побольше теплого воздуха и, открыв дверь, побежал через холод к ближайшему бараку. Рывком открыл дверь и остановился от резкого запаха, ударившего в ноздри. Вдохнув на этот раз морозного воздуха, Иван Андреевич шагнул в полутьму барака. Одной рукой зажимая нос, он прошел через предбанник и решительно открыл вторую дверь. Запах испражнений был таким густым, что Неверова вывернуло на пол, схватившись рукой за дверной проем, он сделал инстинктивный вдох и выблевал остатки обеда.

Сквозь стоявшие в глазах слезы он различил во мраке лежавшие на нарах скелеты, некоторые из них извивались и стонали: лейтенант ГБ был самой меньшей из их забот. Сглотнув заполнившую рот кислятину, Иван Андреевич выбежал из барака.

Сергей через стекло автомобиля испуганно смотрел на побледневшего Ивана Андреевича, сплевывающего густую слюну и заходившегося матом, потом с облегчением увидел, что он идет к другому бараку, а не к нему.

За следующей дверью Неверова ждал жуткий женский крик. Лейтенант замер от неожиданности, и между его ног, задев штанину, пробежала черная тощая ободранная кошка с большим белым пятном на груди, от грязи превратившимся в темно-серое. В зубах кошка держала что-то красное, возможно мясо. Проследив взглядом, Иван Андреевич увидел, как кошка одним прыжком запрыгнула в открытое окно кабины грузовика, и тот, словно ждал именно ее, тронулся, выворачивая на дорогу к Безымянке.

Женский крик вернул Ивана Андреевича к бараку, он вошел внутрь. По всему помещению, как ширмы, были натянуты несвежие белые простыни, они покачивались от сквозняка, на них танцевали тени от неярких желтых ламп. За одной из них повторился вопль, Неверов подошел к ней и поднял занавес.

– Тебе чего надо? Ты отец? – Перед лицом Ивана Андреевича встала невысокая коренастая женщина в белом халате.

– Нет, я ищу главврача, – растерялся Неверов.

– В самом конце, – резко задергивая занавеску, ответила пожилая медсестра.

– Быстрее, кажется, головка появилась, – позвал ее женский голос из-за занавески.

– Ходят, как к себе, – не понижая голоса, пояснила медсестра. – Тужься, родная, тужься.

Иван Андреевич дошел до конца барака и постучал. Никто ему не ответил. Неверов толкнул дверь и оказался в маленьком тесном кабинете. В углу у плотно занавешенного окна стоял стеклянный шкаф, рядом, занимая почти все пространство комнаты, стол. За ним спиной к двери сидел человек в верхней одежде. Его широкие плечи были опущены, а голова склонилась так низко, что казалось, человек спит. Иван Андреевич обошел его и встал напротив.

Врач поднял на Неверова красные глаза, чуть встряхнул головой и, проведя рукой по черной щетине, спросил:

– Как имя, на что жалуемся?

– Иван… Постойте, вы же пьяный, – строго сказал Иван Андреевич. – Вы что здесь развели?! Вы как выглядите?!

– Не поверите, вчера ездил на осмотр этапа, украли бритву из несессера… Вы как будто не местный, что так нервничаете, лейтенант? – Врач еще раз провел рукой по щекам.

– У вас тут полный барак дерьма…

– И не один. Только у вас, а не у меня, – твердо перебил Ивана Андреевича врач. – Ваш говенный лагерь. Что, не нравятся больные пеллагрой?! Возьми лопату и выгреби, а потом себя убрать не забудь, лейтенант.

– За такие слова, – Иван Андреевич старался говорить спокойно и хладнокровно, но сердце колотилось, а горло сжимала горячая ярость, – ты, падла, знаешь, что я с тобой сделаю?

– Ничего ты со мной хуже этого, – врач спокойно обвел комнату рукой, – уже не сделаешь…

Дверь распахнулась, и на пороге появилась медсестра. Передник у нее был в крови, сухие жилистые руки – тоже.

– Родила мальчика, на три с половиной. Здоровый, ух! – Медсестра шмыгнула носом и вытерлась тыльной стороной ладони. – Спрашивает, как назвать?

– Назовите Ваней, – улыбнулся ей врач.

Иван Андреевич вышел из кабинета вместе с медсестрой.

– Я из следственного отдела. – Женщина напряглась. – Мне надо знать все о гибели начальника снабжения и его зама.

– Разбились на машине, говорят, – не понимая, к чему клонит лейтенант, ответила медсестра.

– Это я уже слышал, мне надо знать, кто вскрытие проводил, какова причина смерти.

– Откуда мне знать?

– У вас здесь морг есть? Вскрытия проводят?

– Морг есть для больничных, а вскрывать некогда. Если каждого вскрывать, кто живых лечить будет? Вот Игорь Владимирович с утра до ночи зэков осматривает, пальцы обмороженные режет, вчера трепанацию делал, другому кишки зашивал, третьему…

– Я понял. То есть у вас не вскрывают, и начснаба к вам не привозили?

– Да кто ж такую шишку сюда повезет? Сюда и мельче стараются не заглядывать…

– Ма-а-ать, подыхаю, – раздался хриплый мужской голос из-за одной из простыней.

– Иду, бегу, миленький, – вытирая на ходу руки о подол, нежно приговаривала медсестра.

За стенами медицинского барака кончался последний короткий день осени. Небо темнело быстрее, чем успевал ехать «ГАЗ-61». Позади Ивана Андреевича под белым льдом текла тихая черная Волга, впереди Ивана Андреевича далекими огнями прожекторов ждала Безымянка. Фары, выхватывавшие силуэты редких караульных вышек, на несколько секунд устремились вверх. Потом автомобиль скользнул вниз – и тьма, обступившая его, была так густа, что хотелось включить дворники и стереть ее с лобового стекла.

Иван Андреевич прокручивал в голове два последних дня и не узнавал себя. Почему в Москве ему так легко было оставаться спокойным, и почему здесь все не так? «Здесь все не так», – всплыл шепот в темноте коридора.

– Поедем в первый район, к инженеру. Он вчера на ужине был.

– Поздно уже, товарищ лейтенант…

– Ты опять капризничаешь, сучонок? – тихо и от этого страшно спросил Иван Андреевич.

– Никак нет, товарищ лейтенант, – проглотил обиду водитель. – Сейчас со строек зэков поведут, через колонны не проедем.

– Проедем, – так же тихо, неизвестно кому, пообещал Неверов.

Свет далеких прожекторов давно исчез, дорога опять стала хуже, и Сергей сбросил скорость. Из тьмы проступили силуэты двухэтажек, уже достроенных и только начатых; оконные проемы без рам и строительный мусор вокруг напоминали военную хронику, а не строительство мирных домов.

Автомобиль вильнул, объезжая огромную, наполовину закопанную в земляной холм трубу, и выехал на широкую площадь, чтобы остановиться, пропуская колонну зэков. Они плелись в свете фар, слишком ободранные, чтобы быть людьми, но еще слишком осязаемые, чтобы стать призраками.

– Посигналь, пусть расступятся.

– Не надо, товарищ лейтенант, – негромко сказал Сережа, и, глядя в глаза колонны, ослепленной фарами, Неверов понял, что водитель прав.

– Сергей, выключи свет, – через минуту попросил Иван Андреевич.

Автомобиль поглотила толпа. Они обтекали корпус, иногда их рваная одежда задевала о борта, и шорох толпы как будто от этого усиливался. Иван Андреевич чувствовал, как по нему скользят чужие враждебные и равнодушные взгляды и, встретившись с одним из них, черным, прожигавшим насквозь, он отвел глаза и провел рукой по залысинам. Через стекло долетали обрывки редких и тихих разговоров:

– …Плохая будет ночь… …а мы кто? …от Маркова рожает… …Дед на него станок свалил, отвечаю… …тебя, мудака, сейчас спрашиваю… …Берензон не велел… зажал ее, говорят…

Вслушиваясь, Иван Андреевич водил костяшкой пальца по стеклу, как вдруг по колонне прошла дрожь, и толпа живой волной схлынула к обочине, Сережа мгновенно завел мотор. В свете фар к машине быстрым шагом приближался маленький силуэт.

В черном полушубке с небрежно наброшенным красным шарфом шла Зоя Чернецова. Сначала Иван Андреевич испугался: как девушка может оказаться одна среди тысяч выродков? Но бросив взгляд на зэков, с еще большим удивлением понял: они ее боятся. Такие вещи Неверов очень хорошо понимал и еще лучше чувствовал.