Страница 12 из 13
Жили мои прабабушка и прадедушка в Волынской области, в маленьком селе. Они с детства дружили, а когда повзрослели – полюбили друг друга. Это была не обычная симпатия, это была настоящая чистая любовь, такая, какую человек испытывает лишь один раз!
Однако их семьи давно были в ссоре и категорически не хотели, чтобы их дети поженились. Влюбленным запретили видеться – но настоящая любовь не знает запретов и преград! Все село пыталось переубедить строптивых родителей, ведь все знали, как сильно влюблены друг в друга их дети. Мою прабабушку Марию много раз сватали, но она твердо отвечала всем женихам: «Я рождена только для одного мужчины…» Родители в конце концов поняли, что ничего не смогут сделать, и дали свое согласие на брак.
На момент замужества моей прабабушке было всего шестнадцать лет, а прадедушке – двадцать четыре. Первые годы их брака были самыми прекрасными, они любили и заботились друг о друге. Прадедушка Антон обустраивал их дом. Со временем у них родились дети, и они были очень счастливы!
Счастье прервала самая страшная разлучница – война. Прадедушка ушел на фронт, а моя молоденькая прабабушка осталась совсем одна с детьми. На ней было все хозяйство, она тяжело работала и воспитывала детей, ей не было кому помочь, ведь эти страшные события коснулись тогда всех. Каждая семья переживала трудные времена – отсутствие денег, поддержки и защиты.
Прошло два года, Мария жила в постоянном страхе, она не знала, что с ее мужем, очень долго она не получала от него писем; другие женщины хоронили своих мужей или встречали их раненных. Мария же не знала, жив ли ее муж, все ли с ним в порядке, – но, вопреки всему, она просто жила с верой, что еще увидит его хотя бы в последний раз.
В сорок пятом Мария получила извещение, что Антон героически погиб. Это было для нее настоящим ударом! Она не могла поверить напечатанному в похоронке. Многие его товарищи вернулись, они рассказывали, что видели его. Они вспоминали, как самоотверженно Антон сражался и как каждую свободную минуту вспоминал о ней, показывал ее фотографию и, идя в бой, обещал, что выживет, чтобы обнять жену и детей.
Со временем боль притупилась. В то трудное время было невозможно постоянно предаваться горю – оно было везде, в каждой семье. Кроме того, у Марии были дети, а еще надо было выполнять тяжелую работу в поле и дома, в собственном хозяйстве. Нужно было продолжать жить, потому что теперь все зависело только от нее. О другом браке она и не помышляла, решив полностью посвятить свою жизнь детям.
Несмотря на неустанный, изматывающий каждодневный труд, Марии тяжело было прокормить семью. Деньги за мужа ей не платили. Пришла суровая зима. Мой дедушка часто вспоминал: конфет в то время они не видели, и только раз в день мама давала им всем по кубику сахара. Дедушка не съедал свой сразу, а растягивал на целый день. Сегодня трудно представить такую бедность, но тогда, после войны, в украинских селах так жили все.
На Рождество, главный праздник в году, у них был совсем непраздничный стол. Мебели в доме практически не было, все мало-мальски ценные вещи во время войны забрали. Дети, ежась от холода, сидели прямо на полу, прислонясь к печи, в которой едва горел огонь. Их праздничным ужином была одна миска супа на всех. В супе была картошка и замерзшая и сморщенная от холода маленькая свекла. Мяса не было, потому что к тому времени у них отобрали корову и свиней. Дети с нетерпением ждали горячего супа и держали в маленьких ручках по кусочку черствого хлеба. Мать хлопотала по дому, нарочно не садилась ужинать, чтобы детям досталось больше еды.
В рождественскую ночь бушевала сильная метель. За окном ничего не было видно, кроме бесконечной темноты и белых сугробов. В доме было тихо, когда в дверь громко постучали. Не дождавшись ответа, гость переступил порог и зашел в едва освещенную комнату. Это был высокий мужчина, казавшийся еще большим из-за облепившего его фигуру снега.
Мария испугалась и инстинктивно закрыла собой детей. Поздний гость поздоровался и вежливо попросил чего-нибудь поесть. Тогда она поняла, что бояться им нечего. Она украдкой посматривала на него, и ей стало его жаль. Однако из жалости нового супа не сваришь… Мария кивком указала в сторону детей и произнесла: «Мы бы и рады чем-то вас угостить, но у нас совсем нет еды». Тогда мужчина подошел ближе к свету, улыбнулся, и… Мария остолбенела. Она стояла, уронив руки, и не могла вымолвить ни слова. Мой прадедушка обнял ее, и они разрыдались. Он присел к детям на пол и подхватил их на руки. Антон не мог поверить, что они уже так выросли. С собой прадед принес целую сумку еды, которую берег для них.
Это Рождество стало первым, которое они провели все вместе. Прадед рассказал, что дошел до самого Берлина! Антон стал настоящим героем в своем селе, а еще большим героем он был для своей семьи.
Несколько счастливых лет Мария и Антон прожили в мире и любви, у них родились еще дети, и казалось, все налаживается, как будто и не было долгой разлуки. Теперь их семья стала действительно большой – у них было пятеро детей.
Но война не прошла бесследно: мой прадедушка заболел. Сказались и серьезные ранения, и последствия постоянного стресса. У Антона развилась раковая опухоль, которую было уже поздно лечить. Моему прадедушке пришлось пережить изматывающие мучительные боли, прежде чем он умер. Однако перед смертью он сказал, что счастлив, – потому что успел увидеть, как растут его дети, и поцеловать своих новорожденных близнецов.
О прадедушке Антоне горевала не только его семья. Он был удивительным человеком, многим помогал, его уважали и ценили односельчане, но самое главное – он подарил моей бабушке счастье, и его дети вспоминают отца с огромной любовью.
Моя прабабушка Мария так больше и не вышла замуж. Когда умер ее муж, ей было всего 28 лет. И все же она всегда говорила, что прожила хорошую жизнь, несмотря на то, что ее любимый ушел из жизни так рано, оставив ее и детей одних. До конца жизни Мария постоянно о нем вспоминала, рассказывала нам веселые истории и с улыбкой счастья смотрела на их свадебные портреты на стене.
Ева Лебедева и Александр Бондарчук
Лифт
Стены сильнее сжимают виски,
И на двоих один у них враг.
Но, как никогда, их души близки,
И умирает в агонии страх.
Кабина лифта дернулась и замерла. Девушка оторвалась от телефона и недоуменно посмотрела на парня, стоявшего рядом. Тот снял наушники, прислушался и тоже уставился на девушку так, словно только что ее увидел; затем стал быстро жать на разные кнопки – но ничего не происходило. Попытался руками раздвинуть двери, но и это оказалось бесполезным.
– Надо вызвать диспетчера, – констатировал он.
– Вызывай, – кивнула девушка, отрешенно глядя перед собой.
– Сейчас. – Парень нажал на кнопку вызова.
На том конце линии сказали:
– Слушаю!
– Э-э… Мы тут застряли…
– Ясно. Сами пытались запустить?
– Да, но ничего не работает.
– Понятно. Скоро помогут, ждите.
В лифте воцарилась тишина. Чтобы скоротать время, парень решил представиться и завести какой-нибудь разговор, но внезапно его спутница заметно побледнела и быстро проговорила, словно боялась не успеть сказать:
– Я Даша. Работаю медсестрой в психбольнице. Живу одна… вернее, с котом. И у меня клаустрофобия, – выпалила она.
На мгновение она показалась парню не медработником, а, скорее, пациентом вышеупомянутой больницы.
– Я Саша. Живу один, без кота, – непроизвольно копируя ее манеру говорить, сказал он, но тут же одернул себя и продолжил уже другим тоном, пытаясь успокоить девушку: – Ты не паникуй. Видишь, тут просторно и воздух проникает через щель в двери. Чувствуешь?
Лифт и вправду был вместительным, рассчитанным человек на шесть-восемь, но Саша понял, что его невольная визави этого не замечает. Даша тяжело дышала, явно паникуя все больше и больше, и лихорадочно жала и жала на кнопки на своем телефоне.