Страница 26 из 37
Исключение составляют социальные верхи Китая: чиновники, топ-менеджеры, крупные собственники. Для них «гуаньси» работает в основном в их среде и, насколько можно судить, редко распространяется на людей, стоящих на социальной лестнице значительно ниже их. Если вы оказываетесь ниже их вдвойне – и по своему социальному статусу, и как иностранец (что для китайца практически всегда, если вы только не попадаете под категорию «иностранного мудреца», означает «варвар») – рассчитывать на отношения «гуаньси» с их стороны не следует.
Однако люди более низкого социального уровня, особенно обычные, с огромным удовольствием и даже энергией включают в свой круг «гуаньси» и вас, – и в обмен за совершенно ничтожные, по вашим меркам, знаки внимания, оказываемые им, вы сможете просить их (разумеется, неформально) об очень серьезных для вас услугах.
Поэтому готовьтесь, что даже малоизвестные вам люди в процессе общения вдруг с совершенно неуместными и неинтересными для вас деталями начнут рассказывать вам о своих достижениях, влиятельности, о своих связях, а также связях знакомых и родственников. Это не пустая и глупая похвальба перед залетным иностранцем (хотя бывает, безусловно, и такое), а деловое предложение – описание своих возможностей в достижении договоренностей, которые, возможно, когда-либо понадобятся вам.
Готовьтесь и к тому, что в начале делового сотрудничества ваш партнер, скорее всего, будет всячески пытаться оказать вам какую-либо услугу (обычно приятную и для его самого – вроде показа интересных мест в городе или торжественного ужина). После этого «счет любезностей станет в его пользу», и он перестанет приставать к вам с предложением чем-либо вам помочь, но через некоторое время обратится с просьбой помочь ему, причем для него эта помощь всегда будет более важной, чем те знаки внимания, которые ему удалось оказать вам (хотя для вас она и может выглядеть сущим пустяком).
Именно благодаря «гуаньси» первое, что обязательно делают китайцы, когда начинают какое-то дело, – это устраивают по этому поводу банкет, на который приглашают всех, кто хотя бы теоретически может как-то помочь в реализации проекта. На Западе банкет устраивают, чтобы отметить совместно достигнутые успехи, а в Китае – чтобы обеспечить работу по их достижению. При этом банкет для установления «гуаньси» ни при каких обстоятельствах не считается взяткой, хотя его организатор получает все основания надеяться на как минимум доброжелательное участие к себе его участников, которые в итоге оказываются ему хоть чуть-чуть, но обязаны.
В американской системе координат «гуаньси» – это классический пример «игры с ненулевой суммой» (или, иначе говоря, «взаимодействия win-win), при котором оба его участника получают больше, чем отдают (разумеется, по своим собственным шкалам ценностей, естественное несовпадение которых и обеспечивает общий выигрыш).
Разумеется, никакое взаимодействие, в том числе социальное, и в особенности неформальное, не обходится без погрешностей: оказанная вами услуга легко может быть забыта или вполне осознанно не «отдарена». Так случается, однако в среднем «гуаньси» работает и является весьма эффективным инструментом сотрудничества с китайцами. Его игнорирование не просто создаст вам дурную репутацию, но и исключит вас из неформальных кругов взаимопомощи, приходящей порой с самой неожиданной стороны, что может привести к серьезным убыткам, а часто и вовсе лишить вас возможности взаимовыгодного сотрудничества.
Разумеется, «гуаньси», как и всякое массовое неформальное взаимодействие, способно существенно ограничивать возможности государственной политики за счет вязкого сопротивления социальной ткани. Однако прочность этой ткани, гибкость и адаптивность общества, во многом обеспечиваемые именно «гуаньси», с лихвой компенсируют его негативные черты.
«Гуаньси» представляет собой тот предельно вырожденный случай коррупции, когда она почти перетекает в свою противоположность, оборачиваясь взаимовыручкой, – да, не вполне бескорыстной, но и не жаждущей немедленной наживы, вполне удовлетворяющейся туманными возможностями еще неясной будущей пользы.
Разумеется, в Китае есть и обычная коррупция, – и широко пропагандируемая борьба с ней в условиях бурного роста экономики и стремительного обогащения отдельных регионов и социальных групп позволяет лишь удерживать ее в некоторых, достаточно широких рамках.
Жесткость борьбы производит сильное впечатление. Конечно, с проворовавшихся чиновников уже не сдирают заживо кожу и не набивают чучела в назидание (причем в Средние века нередки были ситуации, когда чиновник брал взятки, сидя в кабинете с чучелами своих предшественников: деваться-то некуда), но смертная казнь за смехотворные по российским меркам хищения в несколько миллионов долларов является нормой.
Широко применяется двухлетняя отсрочка приговора: если взяточник активно сотрудничает со следствием и с лихвой возмещает нанесенный ущерб, ему по завершении этого срока часто заменяют смертную казнь пожизненным заключением. Правда, могут и не заменить, могут и не предоставить двухлетней отсрочки, – а при понимании того, что представляет из себя китайская тюрьма, пусть даже и современная, милость эта начинает производить не вполне однозначное впечатление.
Китайцы не могут себе даже представить, что разоблаченный и осужденный судом коррупционер может отделаться штрафом, что стало нормой в России после либерализации уголовного законодательства, проведенной в президентство Медведева.
Борьбой с коррупцией традиционно руководит пятый человек в китайской иерархии, что позволяет сделать круг даже теоретически «неприкосновенных» людей весьма узким.
Принципиальных отличий китайской коррупции от российской три.
Первое отличие – жесткая заинтересованность чиновников в исполнении своих обязанностей, в первую очередь в развитии экономики и социальном благополучии. Поэтому они берут деньги за помощь предпринимателям, за усиленное исполнение своих обязанностей, а не за помощь в преодолении специально для этого созданных ими же препятствий.
Второе отличие – несмотря на многие случаи обмана, коррумпированные чиновники, как правило, исполняют свои обещания и не переходят от них к вымогательству все новых и новых сумм из бизнесменов.
Наконец, третье и главное: китайская коррупция не носит системный характер, то есть не влияет (или влияет несущественно) на принятие принципиальных, ключевых, стратегических решений. Китайцам в принципе не понятен российский анекдот о руководстве страны, которое, получив предложение от «Кока-колы» взять в аренду государственный флаг, чтоб он соответствовал ее корпоративному красному цвету, пошло выяснять сроки действия контракта с «Аквафреш» (символом которого являются белая, красная и синяя полосы).
Вместе с тем, помимо «гуаньси» и традиционной коррупции, в Китае распространены самые обычные семейственность и кумовство, – и их масштабы и значение едва ли не превосходят масштабы и значение двух первых явлений.
Коррупцией, являющейся преступлением, за которое надо карать, для большинство китайцев является нанесение прямого ущерба государству (символом которого раньше был император – «Сын Неба», а теперь руководство КПК), а в последние десятилетия – и корпорациям.
Продвижение же «своих» людей по принципу «ну как не порадеть родному человечку» до сих пор является скорее общественной нормой, чем предосудительным действием. Большим прогрессом стало понимание необходимости хоть в минимальной степени соответствовать профессиональным требованиям, так как назначенный на должность заведомый тупица в условиях административной конкуренции и сам не удержится на ней, и «подставит» своего благодетеля. Однако китайское общество, как представляется, лишь начинает воспринимать семейственность и помощь землякам как проблему.
3.6. Изменение отношения к России
Весьма существенным для русских, – как предпринимателей, так и простых туристов, – представляется изменение отношения к России.