След человека

Николай Москвин

След человека

Глава первая

НАЧАЛОСЬ ЭТО В МОСКВЕ...

В конце июня в отдел кадров завьяловского строительства вошла полная, но статная, лет сорока женщина и с нею девушка и мальчик. В комнате за желтым столом, покусывая карандаш, сидел усатый озабоченный мужчина, а в стороне у окна - толстая, румяная девушка. Шурша синим пыльником, женщина подошла к этой девушке.

- Скажите, пожалуйста, - спросила она, - не могу ли я у вас узнать, работает ли на строительстве Шувалов Михаил Михайлович? Я жена его... Или, может быть, работал когда...

- Это разные вещи! - наставительно сказала толстая девушка.

Смутившись своей строгости, она пригласила женщину присесть, переспросила имя, отчество и, узнав другие сведения о Шувалове, пошла к большому дубовому шкафу. Женщина обернулась к двери, где стояли вошедшие с нею девушка и мальчик.

- Лиза! Витя! - тихо окликнула она их. - Подойдите, сядьте вот!

Они подошли. Мальчик со светлым каштановым чубиком, свисающим на лоб, не походил на мать, но у девушки - лет шестнадцати - были такие же серые, широко расставленные глаза, что делало взгляд добродушным, рассеянным, как и у ее матери. Присев на краешек стула, мальчик, тотчас взял с пустого стола черный дырокол и принялся с силой нажимать на упругую ручку.

Сестра, ничего не говоря и глядя в сторону, отобрала у него дырокол и молча положила на место.

Шувалова пристально следила за толстой девушкой, которая рылась то в узких книгах, то в картотеке. Обернувшись, женщина встретила взгляд дочери, тоже устремленный к дубовому шкафу, и какая-то неловкая, не то тревожная, не то недоверчивая улыбка промелькнула на ее полных, чуть уже поблекших губах. Она вздохнула, посмотрела в окно и снова перевела взгляд на шкаф.

Так они и сидели, мать и дочь, обе большелобые, -сероглазые, с одной мыслью и одним желанием. Для толстой же девушки это было другое - она просто наводила справку. Усатый мужчина шумно выдвинул ящик стола и с тем же озабоченным лицом стал рыться в нем - у него тоже было свое дело. За раскрытым окном пофыркивали самосвалы, едущие с бетонного завода на плотину; со звоном промчались два велосипедистапо небу шли белые крутые облака - у всех было свое...

Толстая девушка вернулась к своему столу. В руках у нее ничего не было.

- Нет, такой не работает, - сказала она. - Есть двое Шуваловых, но имена другие и год рождения...

- И не работал? - спросила женщина.

- Я посмотрела и выбывших. Там тоже нет.

Лиза быстро проговорила:

- Как же так? - она даже привстала со стула. - Мы же видели его снятым на этой плотине... за работой!

Мать не торопясь обернулась к дочери и строго подняла брови.

- Минутку! - и снова обратилась к толстой девушке: - Вы сказали: "Нет среди выбывших"... Но за какое время?

Та ответила, что она посмотрела за все время восстановления гидростанции, - это нетрудно, так как за четыре года среди инженерно-технических работников выбывших было ничтожное количество: ведь, окончив одну работу, люди переходили на другую на той же станции.

- Сами понимаете, - сказала она, - как же уехать, бросить, если уже начали!

- Правильно! Вот папа и должен быть тут теперь...

- Лиза!

Мать опять остановила дочь, и та, недовольная, сжав тонкие губы, отвернулась к стене. Заметив в руках брата пресс-папье с вывинченной ручкой, Лиза сразу отобрала его и положила на место.

Женщина, подумав, помедлив, спросила, не мог ли Шувалов быть тут на какой-нибудь временной, нештатной работе. Девушка ответила, что это возможно - бывают экспертизы, комиссии обследования, - но к отделу кадров это уже не имеет отношения и следует обратиться к управляющему делами или к главному диспетчеру.

Шурша синим пыльником, женщина встала. Больше спрашивать было не о чем. Поблагодарила девушку за поиски и кивнула детям. Те поднялись и пошли к двери впереди матери.

Управляющий делами, худощавый высокий человек, вежливо склонив голову вправо, выслушал посетительницу и, не обращаясь ни к конторским книгам, ни к картотеке, сказал, что в экспертах или членах комиссий такого не было он всех помнит.

Шуваловы спустились по лестнице и вышли на улицу.

Невольно остановились у подъезда. Вот и все... Зачем же они приехали в Завьяловск? Да, на лето, к дяде, но ведь, кроме того, таилась еще надежда. Впрочем, какая же надежда!..

Они медленно пошли по прибрежной улице, обсаженной тополями. Был летний полдень. Тополя в аллее стояли, подобрав под себя тень; за ними виднелась широкая река, бело-блестящая от солнца, с неразличимым от этого блеска течением. Сейчас покажется трамвай, на котором ехали сюда, ехали с ожиданием, волнением.

Но чего можно было ждать! Не лучше ли было жить с тем, с чем жили эти четыре года...

* * *

Весной 1944 года Софья Васильевна Шувалова получила извещение, что муж ее, Михаил Михайлович, инженер-химик по образованию, пропал без вести. Некрасовское "увы, утешится жена..." не оправдалось для нее:

утешение не пришло, она помнила об утрате. Но все же четыре года, большая работа в школе, где она преподавала литературу, хлопоты с детьми все это как-то помогло. Помогло, но не излечило, хотя окружающим и могло так казаться: она редко говорила о Михаиле.

Софья Васильевна принадлежала к тем натурам, которые строги не столько к окружающим, сколько к самим себе: ей не хотелось, чтобы ее жалели, сочувствовали ей, ставили ее в какое-то особое положение, она желала быть как все. Ее не тянуло по-бабьи пригорюниться, вздохнуть... Впрочем, может быть... Но только не на людях, даже не при Лизе и Вите.

Наверное, это было нелегко.

Однажды она сидела у знакомых. Хозяйка решила показать ей какую-то гравюру и вытащила из-за шкафа сверток в пожелтевшей газете. Софья Васильевна сама его развернула. На сгибе газеты - строка, набранная крупным курсивом: "Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!" Оставив гравюру, Софья Васильевна подошла к окну и стояла там, продолжая общий разговор, стараясь говорить спокойным голосом...

Люди одной цели, одного желания или чувства легче понимают друг друга. После войны и в следующие годы Софья Васильевна то там, то здесь слышала.