Страница 12 из 12
- Не понимаю я все-таки: для чего тебе служба-то потребовалась? Что ты, в деньгах нуждаешься, что ли?
- Скучно мне, Витенька, - печально повторил отец. - Очень скучно без всяких делов. Я и помереть так могу. От скуки.
Виктор Матвеевич сел рядом с ним на сундук. Он смотрел на его большие, потемневшие от работы и времени руки, мирно покоившиеся на коленях.
И эти руки убедили сына больше, чем слова.
Он подумал, что отец действительно может раньше срока умереть, вырванный из привычной для него обстановки труда, забот, мелких будничных волнений. На него надвигается смерть. И отец уже чувствует неотвратимое ее приближение. И боится ее. И, цепляясь за жизнь, хочет голову и руки свои занять делом, заботами. Хочет работать и хлопотать, чтобы не думать о смерти, не чувствовать ее приближения. Это же так просто, так естественно...
- А они, знаешь, Витенька, - вдруг оживленно сказал отец, - меня прямо ударником считают. Мне нынче комендант сказал... "Мы, говорит, вас очень ценим как старый кадр. Вы, говорит, порядок понимаете и разные манеры. Молодые могут свободно пример с вас сымать". И велел мне ходить на кружок. Говорит: "Покажите пример". Понял?
- Ну что ж, - сказал сын неожиданно для себя. - Ладно. Работай. Раз тебе нравится. Я знаю, ты работник хороший.
Выцветшие глаза отца заблестели. Он стал надевать торопливо носки и туфли, чтобы скрыть волнение, вдруг охватившее его.
Сын смотрел на него и улыбался. И, улыбаясь, сын спросил:
- Ну, а чаевые-то берешь?
- А как же! - сказал отец. - Приходится. Дают.
- Ну, это, пожалуй, лишнее, - заметил сын. - Мог бы и не брать. Что за холуйство...
- Как же я могу? - сказал отец. - Раз дают, должен брать. Обижать публику я не имею полного права.
Матвея Кузьмича позвали обедать.
Он пообедал, закурил, вышел на кухню и, присев на табуретку, сказал Ольге Михайловне:
- Вот, значит, какая тригонометрия бывает. Люди как будто и с образованием и на хорошей должности, а тоже всего не понимают, как идет жизнь и для чего она устроена. Ты, мол, не служи, отдыхай, поскольку имеются деньги и готовые харчи. А разве в харчах дело? Разве я виноват, что являюсь, можно сказать, ближайшим родственником директора треста? Разве я могу только про это все время думать?..
Москва, лето 1937 г.