Страница 17 из 18
Выбравшись на матч «Далич Хамлет», я увидел множество других признаков, моментально растапливающих сердце болельщика, зачерствевшее от корпоративной безликости премьер-лиги, безумных цен на билеты и сомнительной атмосферы на трибунах. Клубная атрибутика продавалась в трогательном соломенном вагончике, пара болельщиков сидела у поля на деревянных лошадках, у фанатского актива за воротами волосы и бороды были выкрашены в розовый цвет, а на стене стадиона висел плакат «Леваки: Эдгар Кайл и Че Гевара». Левый полузащитник Кайл был главной и единственной звездой «Далич Хамлет» в довоенные годы, а также последним любителем из низших лиг, попавшим в первую сборную страны. Кроме того, на щитах вдоль поля было написано «Transpontine» – практически исчезнувшее из английского языка слово, обозначающее что-то или кого-то по ту сторону моста; конкретнее – в Южном Лондоне. Когда болельщики «Далич Хамлет» начали называть себя «транспонтинами», местный культурный центр наградил клуб за возрождение слова.
Сейчас «Далич» собирает на матчи около 3 тысяч человек и третий сезон подряд бьется в плей-офф за выход в шестой дивизион, где команда еще никогда не играла. У клуба по-прежнему нет богатого владельца или внешнего инвестора – билеты, атрибутика, пиво и система пожертвований и так приносят «Даличу» достаточно денег, а цели пробиться в профессиональную лигу здесь никто не ставит. Вместо этого клуб регулярно организует товарищеские матчи с социальной миссией – например, с главной ЛГБТ-командой Англии ФК «Стоунволл» или сборной беженцев из Сирии. На трибуне всегда можно найти кого-нибудь из директоров «Далич Хамлет», чтобы расспросить его о текущих делах – и, скорее всего, он ответит, что все нормально: просто потому, что клубу в принципе не о чем беспокоиться. Разве что когда на смену хипстерам придет следующее поколение лондонских модников, пресса снова запишет их в число болельщиков «Далича». Но и этому здесь будут рады.
Часть 4
Западный Лондон
Глава 1
«Фулхэм» и лучший стадион Англии
Раз в год на набережную Темзы выходят 250 тысяч человек. Каждую весну по реке проносятся лодки со студентами двух главных университетов страны, Оксфорда и Кембриджа. Университетская регата – это уникальное массовое мероприятие наперекор всему: оно вроде бы элитистское (гребцы тренируются семь месяцев по несколько часов в день и обязаны совмещать подготовку с безупречными оценками) и скоротечное (гонка длится не больше 20 минут), но неизменно собирает огромную толпу зрителей, где выпускников и студентов Оксбриджа не больше 30 %. Когда я жил в Западном Лондоне в десяти минутах ходьбы от Темзы, то мог не заглядывать в календарь, чтобы уточнить дату гонки: даже в сухую погоду окрестности заполнялись людьми в веллингтонах, традиционных резиновых сапогах, а на кирпичных оградах викторианских домов появлялись пустые бутылки из-под шампанского, ритуального напитка регаты.
На 20 минут гонки приходится примерно 20 часов праздника. Зрители, одетые в темно-синие (Оксфорд) и светло-синие (Кембридж) цвета, облепляют мосты и перила набережных, ищут пятачок травы, с которого удается увидеть, как в воздухе пару секунд мелькают сначала одни весла, а затем другие. Тем не менее кругом смеются, хлопают и кричат, и в воздухе материализуется ощущение, что день прожит не зря. Есть что-то очень правильное в том, чтобы получать удовольствие в первую очередь от процесса, а не от результата: это свойственно и английскому характеру, не привыкшему измерять важность событий достигнутым успехом, и соответствует олимпийскому принципу. Тем более когда регата проходит в одном из красивейших районов Лондона, где Темза выгибается на карте, как кривая Гаусса: набирает высоту от моста Патни, закругляется у Хаммерсмитского моста и опускается к финишу между районами Барнс и Чизик, где хозяева прибрежных домов могут просто выйти на огороженную лужайку и смотреть, как мимо скользят лодки.
В первые минуты регаты лодки оставляют позади стадион «Крэйвен Коттедж», где играет футбольный клуб «Фулхэм». Несмотря на то что он уже более ста лет занимает видное место на берегу Темзы, футбол в день регаты отступает на второй план. За пару часов до старта гонки Оксфорд и Кембридж проводят здесь товарищеский матч, на который обычно никто не приходит, потому что главный университетский вид спорта после гребли – это, конечно, регби, а не футбол. Штатный историк «Фулхэма» любит вспоминать, как выходившая прямо на Темзу старая трибуна довоенного «Крэйвен Коттедж», вмещавшая более 15 тысяч человек, отворачивалась от поля и провожала взглядом уплывающие экипажи. Потом трибуну перестроили, а домашние матчи перестали назначать на день гонки, но ощущение превосходства одного события над другим осталось – возможно, еще и потому, что здесь вообще не должно было быть футбольного стадиона.
Виной всему Генри Моррис – прожектер, девелопер, масон и мэр района Фулхэм в начале XX века. Моррис обожал футбол, но смотрел на игру не глазами болельщика, а глазами бизнесмена, который отчаянно хотел владеть всем, что имело отношение к этому виду спорта. В 1894 году он выкупил шикарный участок земли на берегу Темзы, где раньше были королевские охотничьи угодья. На эту территорию также претендовала церковь Англии, резиденция которой располагалась во дворце по соседству, но Моррис подружился с живущим здесь епископом Фулхэма и Гибралтара (этот удивительный титул означал, что он контролирует англиканскую епархию в Европе) и с помощью взятки убедил его не мешать строительству стадиона. Только вот с местом Моррис все-таки промахнулся: несмотря на красоту текущей мимо Темзы и окрестных парков, стадион располагался вдали от транспортных путей и примыкал всего к одному крупному жилому массиву, где селились рабочие фабрик соседнего района Хаммерсмит.
Примерно в то же время и в том же районе начал строиться другой стадион – «Стэмфорд Бридж», занявший идеальную позицию на пересечении автомобильной трассы, железной дороги и линии метро. Владелец стадиона Гас Мирс предлагал Моррису арендовать «Бридж» под матчи «Фулхэма», но одержимый жаждой обладания бизнесмен, разумеется, не согласился на эти условия. Через несколько лет он понял, что его конкурент, футбольный клуб «Челси», который вопреки названию находился в том же Фулхэме, стремительно переманивает к себе болельщиков. Моррис психанул и купил себе еще один клуб, недавно обанкротившийся «Вулич Арсенал» из Южного Лондона, и попытался объединить его с «Фулхэмом», но нарвался на запрет футбольной ассоциации. Тогда Моррис перевез «Арсенал» на нынешнее место в Северном Лондоне, построил стадион «Хайбери», добился первых успехов и, возможно, наладил бы дела и в «Фулхэме», но в 1927 году его поймали на очередной взятке и пожизненно отстранили от футбола. Впрочем, Моррис задал тон: с тех пор в истории «Фулхэма» регулярно появлялись мошенники, эксцентрики и другие исключительные персонажи.
Одним из таких людей – в данном случае честных, но неординарных – был шотландский инженер и архитектор Арчибальд Литч. За первые 40 лет XX века Литч спроектировал около 40 стадионов, по сути в одиночку определив визуальный облик футбольной Британии. «Олд Траффорд», «Энфилд», «Хайбери», «Стэмфорд Бридж», «Хиллсборо», «Вилла Парк», «Уайт Харт Лейн», «Гудисон», почти все большие стадионы северо-востока Англии и Шотландии и еще пара десятков арен – это все Литч; трудоголик и уникальный специалист широкого профиля, который умел не только чертить схемы, но и разбирался во всех аспектах строительства, от кирпичной кладки и чугунного литья до подбора сидений и турникетов. Основным элементом его стадионов всегда было доминирующее здание главной трибуны – как правило, с викторианским кирпичным фасадом, стальными балюстрадами и двускатной деревянной крышей. Архитектура Литча была в первую очередь функциональной (остальные трибуны должны были как-то вмещать по 30–40 тысяч человек), но главное сооружение всегда отличалось красотой и стилем на стыке индустриальной эпохи и ар-деко. Литч также использовал технологии из «большой» архитектуры – например, решетчатые конструкции из облегченной стали, из которых Эйфель собрал свою знаменитую башню.