Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 121



Красный туман замер, и стих звон колокольчика. Лицо Криса медленно растворилось. Это было последнее, что она запомнит. Но это… хорошие воспоминания.

Часть 2

— Йон!!! — с криком Кальвин проснулся, и только тогда понял, что это был сон. Но в нем все закончилось так же, как в реальности. Йон использовал какую–то магию, о которой Кальвин ничего не мог вспомнить, и просто выбросил его в другом месте, как можно дальше от себя. Как оказалось, это место находилось на самой северной границе Приоры. С помощью этого — Кальвин приподнял рукав и взглянул на браслет на своем левом запястье. Как он ни старался, снять его так и не удалось. Должно быть, там был какой–то секретный замок, и магия здесь не при чем. Кальвин решил оставить его в покое, пока не удастся найти время, чтобы разобраться с ним. Кроме того, у него были куда более важные задачи — разобраться, где же он теперь находится. Границей Приоры Кальвин назвал свое местоположение крайне условно, да и то лишь с подсказки Микалики. В последнее время тот стал странно разговорчивым и то и дело давал ему какие–то сведения, касающиеся их пути. 'Там лучше перейти реку, здесь лучше обогнуть гору, а там перебраться через шаткий мостик'. Однако… по мнению Кальвина, если подумать, как могло знать это странное существо о том, где расположена Ишара? На все вопросы Кальвина, Микалика только отвечал очередным: 'Ты отвлекаешься, я знаю путь'. Однако… даже если условная граница с Приорой уже была позади, и по прикидкам Кальвина и согласно карте, что он расстелил на земле, они уже должны были вступить на территорию Ишары. Однако… палец Кальвина завис над картой, как раз там, где должны были расстилаться бескрайние пески пустыни, а слева плескаться море, на самом деле было…

Кальвин поднял взгляд, обведя свое окружение, и чихнул от влажности, которая, казалось, составляла здесь все сто процентов.

Это никак не было похоже на Ишару, о которой он читал. Быть может, их было две? Впереди него, позади него, слева и справа и даже сверху, где места для неба почти не осталось, простирался влажный, густой лес. И с каждым пройденным отрезком он становился все гуще.

— Ты уверен? — Кальвин снова спросил у своего провожатого. — Уверен, что не ошибаешься? Здесь нет ни дороги, ни даже признака обитания людей, ни моря, ни песков. Откуда только взялся этот лес?! — в сердцах закричал Кальвин, схватившись за голову. Вся его одежда намокла от постоянно льющегося с неба дождя. Точнее, на протяжении нескольких дней, пока он блуждал по этому бесконечному лесу, дождь лил точно дважды в день, словно по расписанию, притом, что спрятаться от него было негде, кроме собственного плаща. Однако при такой влажности Кальвин избавился и от плаща, и от куртки. Закатав рукава рубашки и подтянув брюки повыше, он все равно просто изнывал от жары. И это Север? Как мог такой лес находиться севернее Приоры, где большую часть года лежал снег?

— А, все, я больше не могу! — Кальвин упал на спину, раскинув руки и ноги.

'То, что ты ищешь, находится впереди', — повторил Микалика.

— Мне иногда кажется, что мы говорим о разных странах, — простонал Кальвин. — Кстати, — спросил он, — разве ты не говорил, что никогда не покидал того места, где ты пробудился? Откуда тебе знать, где находится Ишара? Ты ничего не можешь знать о современном мире, разве не так? — и тут ужасное подозрение поразило Кальвина. Наставив палец себе в грудь, он с угрозой спросил: — А может ты специально завел меня сюда, чтобы я не попал в Ишару? Ты ведь должен ненавидеть все, связанное с Хаосом, а Ишара… явно связана с ним больше остальных стран. И еще, — Кальвин с криком, словно только что он понял нечто крайне важное подскочил, — и правда, я ведь практически ничего не знаю о тебе! Как я могу доверять тебе? Как докажешь, что ты не просто злой дух, вселившийся в меня? Ты убеждал меня, что у нас одинаковые цели — помочь Саю, но что если мы по–разному понимаем слово 'помощь'?

'Кальвин, ты устал', — вдруг проговорил Микалика. Но на этот раз его голос словно доносился снаружи. Оглянувшись, Кальвин заметил, что из множества капель, застывших после дождя на листьях, на него смотрит его точная копия, с той только разницей, что на ее плечах была шаль, а волосы были распущены, в отличии от его собственных, которые он скрутил в тугой хвост. Да еще глаза эти не принадлежала человеку — темные, такие темные, что были лишены зрачков, с удлиненным разрезом, в которых застыла вековая тоска.

— Потому что ты утомляешь меня своим кислым видом, — отмахнулся Кальвин. — И почему ты вообще говоришь со мной? Как получилось, что мы вынуждены быть вместе? Эти парни из Приоры постарались на славу, раз засунули в меня такого как ты.





'Это не так'.

— А? — нахмурился Кальвин.

'Я сказал, это не так. Они ничего не делали, лишь хотели пробудить меня. Я проснулся, а до этого я спал внутри твоего сознания, внутри твоих клеток, внутри всех прошлых жизней, используя эти тела как временные убежища'.

— Это — правда? — внезапно Кальвин ощутил себя крайне неуютно. — Но для чего ты поступал так?

'Я прятался'.

— Прятался? Но от чего?

'Когда я умер…' — вот так начал свой рассказ Микалика, '…то думал, что умер не зря. Я думал, что своей смертью я сумел защитить того, кто был мне дороже всего в этом мире и во всех–всех других мирах. Я убил его врага, я убил своего врага и умер сам, точнее, умерло мое тело. Но я ошибался. То сражение пробило защитный барьер, который долгое время скрывал Хаос от внимания Аттрактора. Необходимо было тотчас же создать новый барьер. И тогда я в виде духа предложил использовать останки моего тела и тела моего врага для создания нового барьера. Барьера, что располагался бы на срединной части Древа. По сути, это должен бы получиться целый новый мир. И тогда я… мы… мой самый дорогой друг наконец решил принять мое предложение. А потому… и я, и мой враг полностью исчезли, наши тела стали основой для нового барьера. Мое сознание вынуждено было раствориться в этом барьере, так что больше я не мог видеть друга и быть рядом с ним. Но я отчаянно желал этого. Так отчаянно, что даже смерть не была преградой для меня. Я цеплялся за жизнь, хотя и никогда по–настоящему не знал, что это такое — жить.

Я тянулся и тянулся, пока не нашел его — нечто теплое, мягкое, нежное и слабое. Я не видел его, я не слышал его. Я не мог чувствовать его, потому, что был очень–очень слаб. Я понял, что нашел нечто новое, отличное от демонов, что охраняли меня. Это не было гостем с Вершины Древа, и это не было ни мной, ни мои врагом. Я сразу понял — оно подойдет мне. А потом я дотянулся до него и слился с его телом. Я уничтожил его душу и стал им, и когда я стал им, я знал, что это создание называется 'человек'. Я стал исследовать свое новое тело, это тело жило. Оно дышало, и его сердце билось, оно мыслило, и у него было имя. Не мое имя, но оно было, и это создание не оказалось не единственным.

Я взглянул на мир вокруг. Мир, что создал мой самый лучший друг. И этот мир был прекрасен. Хотя в нем почти не было цветов, но в нем оказалось много других прекрасных вещей. И тогда я повернулся и стал искать Его. Я стал искать моего самого дорогого друга. И когда я нашел его, он уже не мог слышать меня. Так как он уснул долгим сном, разбив себя на семь частей. Тогда я начал искать эти семь частей. Я искал и искал, так долго, что, наверное, обошел весь мир. Но так и не сумел собрать их все. Как только я находил одну часть, тотчас же терял другую. И как оказалось, ни одна из них не помнила меня. Они продолжали сражаться и сражаться друг с другом и против мира, друг с другом и против демонов Хаоса. И снова друг с другом. Так как эти создания, люди, были все еще слишком слабы, они теряли разум от соприкосновения с осколком моего дорогого друга.

А потом я умер и понял, что жизнь людей коротка. И что мне ни за что не успеть отыскать Его за одну жизнь. И потом я нашел другого человека, и тотчас же стал им. И снова начал искать… Люди менялись, менялся мир, менялись страны, менялись владельцы осколков, но я так и не мог собрать их всех. Я искал так долго, что почти отчаялся. И в это время мне в голову пришла мысль: что, если мой друг не хочет быть собранным воедино? Эта мысль поразила меня. Если так, я могу продолжать вечность, но так и не увить его снова? Тогда дл чего я живу? Тогда мое существование станет бессмысленным?