Страница 41 из 48
- Нет, доченька, нет. Ты поправишься, я тебя не отпущу. Я отпустил маму, но тебя не отпущу. Слышишь меня, не отпущу?
Дочь всхлипнула, обняла его.
- Я тебе верю, папочка. Просто мне страшно, - ответила девочка.
- И мне страшно, и я боюсь, но не смотря ни на что, буду держать тебя, не отпущу. Ты моё золотце, моё сокровище, только ради тебя я и живу, только ради тебя работаю, а понадобится - так и умру ради тебя. Люблю больше жизни, потому не отпущу.
Он не знал, сколько они с дочерью пробыли в объятиях, но когда Дмитрий отстранился, то Глеба у стены не обнаружил - тот куда пропал, видимо, из деликатности ушёл.
- Когда вчера мне стало совсем плохо, - заговорила Аня, - вспомнила маму. А потом она мне приснилась. В школе девчонки говорили - когда снятся покойники, сам скоро умрешь. Вот я и подумала, что умру.
- Глупости, доченька, - Дмитрий положил её кисть в свои большие мягкие ладони. - Глеб обо всем договорился, скоро тебя переведут в другую больницу, тобой займутся хорошие врачи и ты обязательно пойдёшь на поправку.
Аня улыбнулась и на этот раз улыбка её украсила, потому что была искренней.
- Он замечательный, правда? - спросила она.
- Кто?
- Глеб.
Дмитрий улыбнулся в ответ. Свиридов нравился ему всё больше и больше.
- Да, замечательный. За тебя горой, как будто вы уже женаты. Другой бы посмотрел на такое дело, сказал бы "Нафиг оно мне", да смотал бы удочки, а он слово держит. Настоящий мужик. Вон сколько историй рассказывают, как уходят из семей. У них дети маленькие, им плевать. А тут парень, прости за выражение, молокосос, никакими обязательствами с тобой не связан, только пообещал жениться. Рискует работой и репутацией, день и ночь у твоей постели кружится. Я к нему поначалу холоден был, а теперь смотрю, ты с выбором не прогадала. Будешь за ним, как за каменной стеной. Главное, поскорее поправляйся, а там закатим такую свадьбу - вся деревня обзавидуется.
Анино лицо будто бы озарилось: на щеках появился румянец, губки порозовели, глаза сделались живыми, смотрели вдаль, словно заглядывали в будущее. Увидев дочь такой, Дмитрий снова поверил - Аня обязательно поправится. И благодарить за это нужно Глеба. Она любит парня, она хочет быть с ним, а значит, хочет жить.
Воодушевленный Астахов продолжал:
- А там, как знать, переберётесь вместе в город. Он устроится в какой-нибудь школе, ты поступишь, куда хотела, поработаешь немного по профессии, детьми обзаведёшься на радость старику-отцу. Сначала жилье снимать будете, а там накопите, сколько нужно и в свою собственную квартиру переберётесь. Уж я помогу, чем смогу. Доживешь до самой старости, внуков-правнуков нанянчишься, главное перетерпеть эти тяжелые дни, через год о них и не вспомнишь.
Аня кивнула.
- Да, я тебе верю, папа, я поправлюсь. Ты так говоришь, а мне уже лучше становится.
- Тогда пошли выписываться, - усмехнулся Астахов. - Раз тебе лучше.
Аня прильнула к отцу, как в детстве, нежно поцеловала его в щеку. После они болтали о всякой всячине, пока в палату не вернулся Глеб с шоколадом в руках.
- Вот, сбегал в буфет за сладким, - сообщил он, протягивая плитку Ане. - Говорят, поднимает настроение.
- Спасибо, Глеб, - поблагодарила девушка.
- Ещё с врачом разговаривал. Она сказала, что результаты анализов будут днём, но скорее всего у Ани не гепатит и её переведут в общее отделение.
- Глеб, посиди со мной, - попросила Аня, отодвигаясь от отца, который понял намёк и встал с койки.
Свиридов смущённо улыбнулся, извинительно посмотрел на Астахова. Тот пожал плечами, мол, ничего, я понимаю, и вышел из палаты.
...
Павел Андреевич не находил себе места весь день. Он метался из угла в угол, ходил по кругу, мотался в ванную, пил много воды, постоянно перекусывал, время от времени возвращаясь к письменному столику, на котором валялся номер телефона, которые ему дал Глеб.
"Я не сумасшедший!" - твердил себе Весницкий.
Однажды он бывал в психиатрической больнице, но не как пациент. Никаких впечатлений от посещения того места Весницкий не сохранил, помнил лишь некоторые детали, напуган не был. Но тогда речь шла о неблизком приятеле, а сейчас о нём самом. Набравшись смелости, он подхватил листок и набрал на телефоне нужные номер. Гудки, трубку на том конце подняли, Весницкий дрогнул, нажал рычаг. Нет, он не станет туда ложиться.
"Ты сам видел, всё видел своими глазами!" - твердил он, а в голове всплыли детали пугающего сна о Таллине.
"Даже если я прав, - рассуждал он, - как быть? Мне никто не поверит, я ничего не могу поделать!"
Это сущая правда. Даже он сам порой сомневался в верности своей догадки. Вспоминая последний визит Глеба, Весницкий понял, что не заметил притворства в поведении парня.
"Не стану ничего предпринимать, посмотрю, подумаю, может и правда выдумал", - рассудив так, Павел Андреевич на некоторое время успокоился и стал ждать новостей из дома Астаховых.
...
- Тихий час, папочка, - окликнула Дмитрия санитарка.
Астахов, сидевший с Аней и пересказывавший ей разговор со знакомым Глеба, улыбнулся дочери.
- Так что ты не волнуйся. Завтра отсюда переведут в общее, а там мы договоримся и отправим тебя в новую больницу. Уже получше себя чувствуешь?
- Да, - ответила порозовевшая под вечер Аня.
- Ну и хорошо. Добрых снов.
- Спасибо, папочка. И поблагодари Глеба.
- Завтра сама поблагодаришь.
Они чмокнулись и Дмитрий ушёл. Глеб встретил его у выхода.
- Не успел!- всплеснул руками он.
- Не расстраивайся, завтра увидишься.
- Поедемте домой, - предложил Глеб. - И нам нужно отдохнуть - завтра много мотаться придётся.
Дмитрий кивнул. Глеб провел его к своей машине, застыл на месте.
- Знаете что, вы садитесь, а я все-таки сбегаю, вдруг пустят.
- Смотри их не разозли, - предупредил Дмитрий, устраиваясь на пассажирском сиденье.
- Не разозлю, - пообещал Глеб и побежал обратно, к больнице. Вернулся он минут через десять.
- Ну что, пустили?
- Да. Я на уши присел, мол, поздно с работы, пустил в ход всё своё обаяние, дежурная медсестра разжалобилась.
Глеб завёл машину, и они уехали обратно в деревню. Астахов не знал, что видел дочь в последний раз. Наутро девушка умерла.
...
Впоследствии Дмитрий часто рассуждал над тем, какой смысл люди вкладывают в простую фразу "как в тумане". До дня смерти Ани для Дмитрия это была лишенная смысла фигура речи. После - наиболее точное выражение собственных ощущений, испытанных им в тот период.
Когда его пустили в больничный морг, и он увидел свою белую, холодную дочь на столе, внутри всё сломалось. Дмитрий рыдал, выкрикивал проклятья, рвал на себе волосы. Его попытались увести, выволокли в коридор, там медсестра вколола ему какую-то гадость, от которой голова пошла кругом, а мысли стали путанными. Потом ему подсунули стакан, от которого несло валерьянкой. Глеб куда-то пропал, но по правде говоря, Астахов о нём и не вспоминал.
"Умерла, не вернуть. Жена, теперь дочь", - свербело в его мозгу.
Нужно было готовиться к похоронам, покупать гроб, венки, нанимать людей копать могилу, но у Астахова не было сил. Он утратил волю, позволил лекарствам затуманить рассудок, сидел на лавочке и пялился в стену. Именно белая больничная стена будет всплывать у него в памяти всякий раз, когда он будет пытаться вспомнить о смерти дочери. Он не знал, сколько он просидел, но видом своим Астахов напоминал умалишенного - пустые глаза, приоткрытый рот, слюна стекает по щеке, поникшие плечи. К нему подходили врачи, что-то говорили, он умудрялся отвечать впопад, но смысла слов не улавливал.
Расшевелил его Глеб. Бледный, испуганный он явился в больницу после полудня. О чём-то переговорил с врачами, Дмитрию сделали ещё один укол и заставили выпить вторую порцию валерьянки. Сонному Астахову помогли добраться до "Москвича", положили на заднее сиденье, где он, упираясь спиной и коленями в плотно закрытые дверцы, и задремал.