Страница 3 из 29
- Да не лучшие они! - вот теперь регулятора проняло, и он впервые принял нападки Навира близко к сердцу - Индивидуалисты с самомнением и больше ничего.
Юноша с сокрушенным видом признался, что и он частенько сам себе кажется индивидуалистом. И при этом - с самомнением. Регулятор с неприязнью посмотрел на него, помолчал, потом нехотя сказал:
- Знаешь, есть еще одна мелочь, которую ты не учел. Принимая регулярно сукому, ты получаешь в довесок ко всему особые сны. Сниться тебе будет один и тот же мир, один и тот же человек, и длиться это будет всю оставшуюся жизнь. И тот человек в своем мире будет занимать положение, в чем-то схожее с твоим положением в нашем мире. Еще есть время изменить свое положение, если ты примешь мое предложение.
- Это означает, Епистарг, что меня днем будут ненавидеть окружающие здесь, а ночью - там, во сне? Спасибо за предупреждение. Теперь я могу согласиться, что Синие иногда способны проявить доброту. Еще раз благодарю, и больше можешь время на меня не тратить. Теперь я к вашей партии даже на три шага не подойду.
Регулятор встал, сделал несколько шагов к двери, и, не поворачиваясь, изрёк:
- Лучше бы тебе не зарекаться... до первого сна.
Проникнуть внутрь шляпки Гриба оказалось проще, чем до нее подняться. Как советовал Астольд, юноша добрался до верхней ее части и попросту ударил по ней головой. Сверху вниз. И как будто провалился внутрь, оказавшись в сырой полутемной камере. Света, проникающего сквозь тонкую плоть шляпки, хватило, чтобы Навир разглядел шесть небольших пупырышков-сосков, расположенных на равных расстояниях друг от друга. Астольд говорил, что Грибам свойственна троичная симметрия, сосков могло быть три, шесть или девять. Располагались они всегда по экватору шляпки. Навир прижался к одному из них губами и потянул. Несколько глотков теплой, ни на что не похожей жидкости - и он поспешно отпрянул. На Изъявлениях Лояльности сукому подкрашивали в партийные цвета - и сразу после приема человеку казалось, что этот цвет привлекательнее всего на свете. Оттого и проходил изъявляющий лояльность по дорожке нужного цвета; свернуть на любую другую по доброй воле в эту минуту он не мог. Грибник же, принявший сукому внутри Гриба, примерно пять минут не испытывал никакого желания выбираться наружу.
Каких-то особых ощущений не было. Разве что он вдруг с небывалой симпатией подумал о Грибах. Резко отличающиеся от всей прочей растительности: берез, дубов, сосен, подберезовиков, опят, рыжиков и прочая и прочая... Грибы росли сами по себе, выбирая самые неожиданные места. Любили одиночество - ближе ста метров друг от друга не селились. Жили долго, лет по сорок, вырастая до предельного размера в первый же год. Для потребления в пищу не годились, использовалась только сукома. За несколько минут внутри Гриба - а их только так и называли, хотя с поганками, маслятами и сыроежками их роднила только форма - юноша осознал, каким восхитительным чудом наградила Ланзор природа. Другим чудом была ареака, но о волшебном дереве сейчас думать не хотелось. Его слегка мутило: сукомы нельзя выпить больше, чем принимал организм. Излишек быстро извергался обратно. На Изъявлениях Лояльности обычная порция равнялась двум крупным глоткам, и Навир с тревогой думал, не переборщил ли он. Обошлось, к счастью.
Земля - 2
По дороге на работу я не мог думать ни о чем важном, в голову упорно лез сегодняшний сон. Была в нем не только невероятно убедительная яркость и последовательность - такие-то сны мне снились и раньше. В этом же присутствовала некая логика, и если я чего-то не понимал, то лишь оттого, что не мог сразу охватить все детали. Вкус сукомы так и стоял в горле, подобно Навиру, я не мог сказать, на что он похож. А вообще, партийная жизнь Ланзора весьма напоминала нашу, российскую. Вместо сукомы - нефтедоллары, которыми едросы подкупали избирателей. Разве что аналогов партии Леса в наших краях не водилось. Но это же сон, в нем и должны несбывшиеся мечты материализоваться - согласно Фрейду, который на эту тему толстую книжку написал.
Сегодня должны нагрянуть Петр Петрович с Верой, если, конечно, тот девчонку уговорит. Первый раз он ко мне зашел неделю назад: к нам, пусть и нечасто, заходят и просто посоветоваться в сложной ситуации. Как раз такая у него и образовалась - дочь повадилась ходить в некую коммуну. Здесь надо объяснить, что коммуной ее назвали мы - про группу любителей эзотерики и философии нам стало известно уже давно. Клиенты наши, сплошь и рядом проблемные, были иногда не в своем уме. А среди подобных товарищей всякого рода поиски совершенства, оккультные учения, духовные практики пользовались большой популярностью. Вот такая группа и сложилась в одном деревянном старом доме недалеко от парка. Дом был большой, и при советской власти его разделили на несколько квартир, в одной из которых и пристроилась коммуна. Хозяин то ли большую часть времени находился в отъезде, то ли сам все эти веселые идеи разделял - я был не в курсе.
Вера, дочь Петра Петровича, вполне благополучная студентка местного университета, вначале просто туда захаживала, а потом объявила родителям, что перебирается в коммуну жить. Мотивировала она это тем, что атмосфера беспрерывных духовных поисков обогащает ее и способствует личностному развитию. Родители, ясное дело сразу подумали, что тут либо задействован некий молодой человек, либо присутствуют наркотики. Вера обвинения отметала. Интересных молодых людей в коммуне было в избытке, но ни с кем она в любовной связи не состояла и не собиралась в таковую вступать. Наркотики же, как утверждала Вера, в коммуне не допускались. Ну, родители не очень поверили что первому, что второму, но я, о коммуне наслышанный, допускал, что это так. Люди, увлеченные эзотерикой, не нуждались ни в сексе, ни в наркоте - им хватало для кайфа собственных завиральных идей.
Петр Петрович, отставной милицейский чин, уже попробовал накопать нужной информации по своим каналам. И - безрезультатно. В коммуне состояли и подозрительные типы, некогда то проходившие по каким-то делам свидетелями, то привлекавшиеся за разную мелочевку. Однако основу составляли люди благополучные, либо студенты, либо уже получившие свои дипломы специалисты. Кто-то даже состоял на госслужбе, и несчастный отец сетовал, что нет у него выхода на ребят из ФСБ - вроде они должны были оказаться всеведущими. Не оказались, однако, всеведущими и те. Через два дня после первой встречи с Петром Петровичем меня вызвала к себе заместительница нашего начальника и спросила, осведомлен ли я о существовании эзотерической коммуны.
Отказываться я не стал, признался и в том, что с некоторыми членами шапочно знаком.
- Отлично, Ким Карлович, вам и карты в руки, - расцвела наша строгая дама, - надо вам туда внедриться. Нашего куратора из ФСБ это собрание очень интересует. Надо же знать, чем они занимаются, может, это секта какая формируется.
Насчет секты выглядело убедительно. Действительно, иногда такие вещи случались. И всякие экстремисты могли там обосноваться, и криминал мог примазаться, а потом и власть захватить, да и до разных изуверских ритуалов вполне могло докатиться. Но причем здесь я? Я на работу в ФСБ не нанимался, да и как это вообще должно было выглядеть: - "Здрасьте, ребята, я по поручению госбезопасности за вами приглядывать буду"?
- Но вы же занимались раньше медитативными и прочими психотехниками?
Занимался, не спорю, и мог считаться, по здешним меркам, человеком подготовленным. Что называется, в теме. Но интересовал меня исключительно медицинский аспект и, когда я получил желаемый результат, то все психотехники забросил. Возражение, как я и сам понимал, было слабым. Действительно, почему бы мне не возобновить свои упражнения? Вот и будет приемлемый повод появиться в коммуне.
Этот разговор случился несколько дней назад. А сегодня, если отец приведет Веру, у меня может появиться и провожатый внутрь коммуны. Заместительница начальника пообещала на время моего проникновения к эзотерикам прикрыть глаза на несоблюдение графика рабочего времени, чтобы я не считал себя невинно пострадавшей стороной: денег за мои труды никто не обещал.