Страница 43 из 75
— Я не знаю, — отвечает Люсинда. — Может быть, это потому, что Эдмунд порождение трех рас: Дарклингов, людей и Люпинов — поэтому он может встречаться с любым из этих видов? Или, может быть, у тебя есть что-то от ДНК Дарклинга? Я имею в виду, все возможно, верно? — добавляет она, когда видит растерянное выражение лица Тиоры. — Если проследить наши родословные далеко к предкам, я уверена, в нас много чего намешано. Так что, возможно, у тебя есть неактивный ген Дарклинга, и он активизировался, когда ты познакомилась с Эдмундом? — Люсинда взмахивает руками. — Я не знаю. Мне всего лишь четырнадцать.
— Вполне возможно, — бормочет Тиора. — Я немного знаю об отцовской семье. У него мог быть в далеком прошлом родственник Дарклинг.
— Но если это правда, то, как получилось, что ты родилась с сердцебиением, а я нет? — спрашиваю я.
— У нее, наверное, нет простейшей Трипаносомы вампириум в крови, — говорит Люсинда. Я в замешательстве поднимаю брови. — Да ладно, ты должен знать, что это! Как ты думаешь, как ты живешь?
Я пожимаю плечами. Дед ничего не знал о физиологии Дарклингов, и не похоже, что я мог бы спросить кого-нибудь в городе об этом.
— Это такие крохотные-крохотные существа, которые живут в твоей крови, — объясняет Люсинда.
— Фууу, — произносит Киран, кривя рот.
Она хлопает его по руке.
— Они насыщают кислород органы, по сути, они делает всю работу вместо сердца, и в результате чего, за ненадобностью, оно «впадает в спячку», — продолжает она. — Но когда ты встретил Тиору, оно сработало на встречу с Кровной Половинкой и бац! Здравствуй, сердцебиение.
Я смотрю на свои руки, пытаясь представить эти микроскопические существа, которые беспорядочно бегают у меня внутри. Это противно.
— Итак, что происходит с этими штуками, Трипаносомами вампириумами сейчас, когда у меня есть сердцебиение? — спрашиваю я.
Люсинда пожимает плечами.
— Я предполагаю, что они становятся неактивными, как твое сердце до этого.
— Вот это поворот, — бормочет Ульрика со стула.
— В любом случае, сомневаюсь, что у Тиоры есть какая-либо простейшая Трипаносому вампириум в организме, — подытоживает Люсинда. — Если у нее действительно есть какие-то Дарклинги в роду, о которых мы даже не знаем наверняка, то это далекие, далекие, далекие родственники, так что от них, вероятно, уже ничего в ней не осталось. Поэтому у нее всегда было сердцебиение. — Люсинда смотрит на Тиору. — Так у тебя есть романтические чувства к Эдмунду?
Тиора опускает глаза, вспыхивая. Я знаю, что нравлюсь ей, но довольно очевидно, что эта связь Кровных Половинок, которая у нас есть, больше с моей стороны, чем с ее. Из всех людей в мире, с кем можно быть связанным, мое глупое сердце Дарклинга выбрало полукровку-Люпина, которая не может должным образом ответить на это.
— Это не значит, что твое чувство ко мне не настоящее, Эдмунд, — говорит тихо Тиора, взяв меня за руку. — И может быть, когда мы узнаем друг друга получше, мое чувство к тебе будет расти. Мне просто нужно время, понимаешь?
Я киваю. По правде говоря, мне нужна возможность переварить все это. Этого слишком много, чтобы принять. Но я благодарен за то, что это случилось. Я всю свою жизнь хотел иметь отношения с кем-то. Я думал, что буду с Кэтрин, но ошибался. Я гляжу на Тиору, и она улыбается. Возможно, со временем...
Дверь в спальню открывается и Аларик заходит в комнату. Он кивает мне.
— Лига согласилась позволить твоему дедушке остаться с нами, — говорит он, и облегчение проходит через меня. — Теперь все, что нам надо сделать — это собрать команду по освобождению.
— Я пойду, — сразу говорит Тиора, сжимая мою руку.
— И я, — говорит Киран, скинув одеяло.
Ульрика вскакивает и толкает его обратно на кровать.
— Не фига! Ты ранен.
— Я в порядке, — говорит он, а потом смотрит на Аларика. — Я хочу пойти, дядя. Аннора мой друг.
Аларик кивает. Я восхищаюсь тем, что с подростками тут обращаются как с равными. Ни у кого не встает вопрос — справятся ли они.
— Ну, если ты идешь, болван, тогда я тоже пойду, — бормочет Ульрика.
— Тогда договорились, — говорит Аларик. — Мы выходим сегодня вечером.
* * *
Как только наступает ночь, мы выдвигаемся в Янтарные Холмы, чтобы спасти моего деда и Аннору. Киран скрежещет зубами, когда мы несемся по лесу, стараясь не показать Аларику и Ульрике, что ему больно. Даже, несмотря на то, что темно, у нас есть способность ориентироваться в лесу — у Люсинды и у меня есть хорошее ночное зрение, в то время как Люпины следуют по старым запахам троп после своих предыдущих визитов в город. Тиора берет меня за руку, когда мы пробираемся сквозь деревья, ее встревоженные глаза встречаются со мной взглядом. Я ободряюще ей улыбаюсь, хотя я тоже нервничаю. Я оборачиваюсь, с ощущением, что за нами следят, но там никого нет. Возможно, это просто воображение играет со мной.
Через несколько часов лес редеет, и мы добираемся до поляны, отделяющую лес от Пограничной стены, которая окружает Янтарные Холмы. Я всегда чувствовал себя комфортно, видя эту стену, но отсюда, с этой точки зрения, я понимаю, как это было нелепо. Людям Янтарных Холмов приходится проводить всю жизнь в пределах этой стены, защищающей их от Дарклингов. Теперь я понимаю, что имело бы больше смысла заманивать Дарклингов в ловушку, вовнутрь, в то время как мы бы находились снаружи.
Верхнюю часть стены охраняют мистер Кент и трое новых Стражей. Они нас еще не заметили, так как мы по-прежнему скрыты деревьями. Мистер Кент на ближайшей к нам стороне Пограничной стены. Он, молча, шагает верх и вниз, держа в руках винтовку. Где-то в городе, девушка рыдает от боли. Аннора. Люсинда бросается вперед, но Ульрика хватает ее и тащит в сторону деревьев, в это время, как мистер Кент оборачивается и глядит в нашу сторону. Он поднимает винтовку и целится в лес. Никто не издает ни звука, когда мистер Кент смотрит в нашу сторону. Я задерживаю дыхание. В конце концов, он опускает винтовку и идет дальше. Я выдыхаю.
— У нас есть две минуты, прежде чем он вернется, — шепчу я, вспоминая маршрут патрулирования Дозорных.
Аларик машет нам следовать за ним. Мы несемся через луг и карабкаемся вверх по стене. Люпины без проблем влезают наверх — они делали это несколько раз за последние недели — но Люсинда и я, с трудом находим за что зацепиться. Она ошибается и хватается за кирпич, который крошится в пальцах.
— Ох! — вскрикивает она, и скользит вниз по стене на несколько дюймов ниже, прежде чем успевает зацепиться. Она попадает мне ногой по лицу, и я вскрикиваю от боли. — Извини, — шепчет она. Аларик и Тиора наклоняются к нам и подтягивают нас остальную часть пути. Мы спрыгиваем с другой стороны, прежде чем мистер Кент поворачивается. Он нас не видит.
Город тих, когда мы крадемся по мощеным улицам. Но я все равно не в силах избавиться от ощущения, что за нами наблюдают, хотя в переулках нет никого и ничего, кроме танцующих в лунном свете теней.
— Где как вы думаете, они будут? — спрашивает Люсинда.
— На городской площади, — говорю я, думая о деревянном кресте. — Мистер Лэнгдон захочет выставить их напоказ, на всеобщее обозрение.
Шестеро нас спешат по темному переулку, проходя мимо дома миссис Хоуп. Цветы на крыльце завяли и засохли. Сейчас комендантский час, так что я не жду, что встречу кого угодно, но все равно, я начеку, когда мы вступаем на городскую площадь.
Все так же, как и всегда было: церковь доминирует на западной стороне площади, шпиль отбрасывает кинжало-образную тень на залитую лунным светом площадь. Напротив церкви - магазин Лэнгдона, а слева от здания — лавка древностей. Чучела животных в витрине смотрят на нас стеклянными глазами-бусинками. Рядом с ними стоят баночки с сердцами Дарклингов. Я почти слышу их биение: ба-бум, ба-бум, ба-бум.
В центре городской площади стоит деревянный крест. Тиора берет меня за руку. Мой дед привязан к одной стороне креста серебряными цепями. Он обнажен. Его бледная кожа покрыта темно-фиолетовыми синяками. На его груди грубо вырезаны два слова: ПРЕДАТЕЛЬ РАСЫ.