Страница 14 из 16
Б. Даже въ грамматическомъ отношеніи сказывается вліяніе новой религіозной мысли, свидѣтельствуя о ея оплодотворяющей силѣ. Возьмемъ для образца πιστέω, для коего въ Новомъ Завѣтѣ имѣется до полдюжины конструкцій (каковы: независимо; съ дат. пад.; съ εἰς и вин. пад.; съ ἐπί и съ вин. или дат. пад.; съ ἐν и дат. пад.; съ винит. пад. объекта). ʼΕλπίζειν, ὁμολογεῖν и другія слова получили сходное увеличеніе конструкцій ради христіанскихъ концепцій (ср. А. Buttma
, Grammatik des Neutestamentlichen Sprachidioms, Berlin 1859, § 133, 4 ff., S. 151 ff.), а богатство наводящихъ указаній въ такихъ фразахъ, какъ ἐν Χριστῷ, ἐν κυρίῳ, полно поучительности (ср. G. А. Deissma, Die neutest. Formal „in Christo Jesu“ untersucht, Marburg 1892).V.Однако то обстоятельство, что Новый Завѣтъ образуетъ литературный памятникъ, имѣющій свои собственныя отличительныя лингвистическія особенности, не должно закрывать отъ насъ и другого факта, что въ немъ есть значительная разность по языку и по стилю въ отдѣльныхъ частяхъ. Единственность этого сборника и пользованіе имъ въ качествѣ законоположительнаго источника и свидѣтеля христіанской истины, конечно, склоняютъ насъ къ выдѣленію его изъ исторической связи съ литературою непосредственно предшествующаго и послѣдующаго періодовъ, располагая прямо объединять всѣ новоз. книги въ нѣчто цѣлое. Но въ этомъ сборникѣ заключены труды писателей десяти. Положеніе, что „всѣ они употребляютъ одинъ и тотъ же языкъ“, сразу требуетъ ограниченія, что „не всѣ они пользовались имъ одинаковымъ образомъ“. Напр., три первыя Евангелія—при всѣхъ указаніяхъ своихъ на общую первооснову—содержатъ въ нынѣшней формѣ безспорные признаки индивидуальности разныхъ своихъ питателей. Частое употребленіе τότε (ἀπὸ τότε—до 90 разъ), ἡ βασιλεία τῶν οὐρανῶν (до 33 разъ), ἵνα (ὅπες) πληρωθῇ (τὸ ῥηθέν и пр., до 12 разъ), ὁ πατὴρ ὁ ἐν (τοῖς) οὐρανοῖς или ὁ οὐράνιος (20 разъ), προσέρχεσθαι (51 разъ), συνάγειν (24 раза), ἀναχωρεῖν (10 разъ) и пр. явно выдѣляютъ личность св. Матѳея. Употребленіе εὐθύς (до 40 разъ), живописующихъ причастій, уменьшительныхъ именъ и латинизмовъ и—при всемъ изяществѣ—наклонность къ усиленію чрезъ повтореніе равнозначущихъ реченій (напр., διοπαντὸς νυκτὸς καὶ ἡμέρας V, 5; ἔσωθεν ἐκ τῆς καρδίας VII, 21; νῦν ἐν τῷ καιρῷ τούτῳ X, 30; σήμερον ταύτῃ ῇ νυκτί XIV, 30) и пр.:—вотъ нѣкоторыя изъ характеристическихъ чертъ, не менѣе особенныхъ для второго Евангелиста. Сравненіе отдѣленій, общихъ у св. Луки съ другими двумя синоптиками, обнаруживаетъ особенный литературный типъ его фразеологіи, а тожество того или иного отрывка (по содержанію) съ параллельными только обрисовываетъ съ большею рельефностію разность по языку. Св. Лука отличается отъ другихъ синоптиковъ любовію къ неопред. накл. (ἐν τῷ съ неопред. 37 разъ, τωῦ съ неопред. 25 разъ), къ καὶ ἐγένετο или ἐγένετο δέ (43 раза), δὲ καί (29 разъ), καὶ αὐτός (28 разъ), σύν (25 разъ), πορεύομαι (50 разъ), ὑποστρέφειν (22 раза), ἐνώπιον (20 разъ), ἕμπροσθεν (10 разъ). Разительно семитическая окраска первыхъ главъ и разности въ его языкѣ между Евангеліемъ и книгою Дѣяній, безъ сомнѣнія, могутъ быть относимы въ значительной мѣрѣ и на долю его источниковъ. Термины λόγος, σκοτία (σκότος), φῶς ζωή (αιώνιος), ἀλήθεια, δόξα, κρίσις, κόσμος, μαρτψρέω (-ρία), γινώσκω, πιστεύω, фразы ἀμὴν ἀμὴν, ἁμαρτίαν ἕχειν, γεννηθῆναι ἐκ (τοῦ) θεοῦ (или πνεύματος), εῖναι ἐκ (τοῦ κόσμος и пр.), ἡ ἐσχάτη ἡμέρα, ὁ υἱός ὁ πατήρ и пр. сразу познаются нами въ качествѣ характеристическихъ особенностей св. Іоанна, какъ еще отличительны для него краткія и простыя сентенціи и ихъ асиндетическое (безъ посредства союзовъ) сочетаніе, координація и параллелизмъ конструкцій (достойно замѣчанія ἀπεκρίθη καὶ εῖπεν), повторенія словъ, евраизмы (χαρᾷ χαίρει III, 29, υἱοὶ φωτὸς XII, 36, ὁ υἱὸς τῆς ἀπωλείας XVII, 12), усилительныя указательныя мѣстоименія, сложныя частицы (καίτοιγε, ὅμως μέντοι), ослабленное ἵνα и—особенно—повторяющееся οῦν, которое часто обозначаетъ лишь простой переходъ, а не логическую послѣдовательность.
Отличительный и собственный вокабуляръ св. Апостола Павла слишкомъ бросается въ глаза и хорошо извѣстенъ, чтобы задерживаться на немъ. У него встрѣчаются абстрактныя слова: ἀγαθωσυνη, ἁγιωσύνη, ἁγνότης, ἁπλότης, δικαιοκρισία, δικαίωσις, δοκιμή, ἐνέργεια, ἑνότης, ἐξανάστασις, ἐπιπόθησις, εὐσχημοσύνη, ἱκανότης, ἱλαρότης, καινότης, κενοδοξία, μεθοδία, μωρολογία, ὁφθαλμοδουλία, πεποίθησις, πιθανολογία, πιότης, προσαγωγή, σκληρότηχ, υἱοθεσία;—сложныя: ἀκατακἀλυπτος, ἀλάλητος, ἀμεταμέλητος, ἀμετανόητος, ἀναπολόγητος, ἀνεκδιήγητος, ἀνεξερεύνητος, ἀνεξιχνίαστος, ἀνθρωπάρεσκος, ἀνταναπληρόω, ἀπαρασκεύαστος, ἀποκαραδοκία, ἀπορφανίζω, ἀποτολμάω, ἐθελοθρησκία, ἐπαναμιμνήσκω, ἑτεροδιδασκαλέω, ἑτεροζυγέω, εὐπρωσοπέω, θηριομαχέω, ἱσόψοχος, ο̇λιγόψυχος, καταβραβέω, κατοπτρίζομαι, κενοδοξία, κοσμοκράτωρ, μετασχηματίζω, ὁρθοποδεύω, παρεισέρχομαι, προενάρχομαι, προσαναπληρόω, συνυπουργέω, συνυπακρίνομαι, ὑπερεντυγχάνω; частицы: ἀλλὰ μενοῦγγε, ἄρα οῦν, ἐάν τε γάρ, ἐκτὸς εἱ μή, οὐ μόνον δὲ ἀλλὰ καί, τὲ γὰρ… ὁμοίως δὲ καί, ὑπερεκπερισσοῦ, ὡσπερεί, ὡς ὅτι. Не менѣе извѣстны и характеристическія особенности стиля Павлова:—длинныя и иногда запутанныя сентенціи, всякія приложенія и распространенія при помощи причастій, непреодолимый напоръ мыслей, царственное невниманіе къ деликатностямъ конструкціи при ея окончаніи, когда значеніе подавляетъ фразеологическое выраженіе.
Выдѣляется школьная риторическая періодичность посланія къ Евреямъ. Конечно, самое свойство темы вело къ употребленію многихъ словъ и конструкцій, находимыхъ у LXX-ти, но общая атмосфера его вокабуляра, какъ и стиля,—литературная. Классическую фразеологію напоминаютъ ὡς ἕπος εἰπεῖν и ἕμαθεν α̇φʼ ῶν ἔπαθεν. Разнообразное употребленіе частицъ—δήπου, ἐάνπερ, καθώσπερ, καίπερ, καίτοι, μετέπειτα, τε (τε γάρ) и искусственно неопредѣленное τοῦ (II, 4. IV, 4)—тоже удостовѣряютъ культурность. Таковы же описательныя фразы ἀρχὴν λαμβάνειν (=ἅρχεσθαι), πεῖραν λαμβάνειν (однако ср. ὑπόμνησιν λ 2 Тим. I, 5, λήθην λ 2 Петр. I, 9 и пр.) и термины въ родѣ αἰσθητήριον, ἀπαύγασμα, ἔγγυος, ἔλεγχος, ἕξις, εῖς τὸ διηνεκές, πρόσφατος, τραχηλίζειν, χαρακτήρ. Явно сказывается и позднѣйше—греческая любовь къ звучнымъ словамъ (см. выше): напр., ἀγενεαλωόγητος, αἱματεκχυσία, ἀκατάλυτος, ἀμετάθετος, ἀνασταυρόω, ἀντικαθήστημι, ἀπαράβατος, ἀφομοῦσθαι, δυσερμήνευτος, ἐπεισαγωγή, εὐπερίστατος, καταγωνίζεσθαι, μετριοπαθεῖν, μισθαποδοσία, ὁρκωμοσία, συνεπιμαρτυρεῖν и пр. свидѣтельствуютъ о семъ. Одна изъ достопримѣчательныхъ грамматическихъ особенностей посланія къ Евреямъ заключается въ употребленіи прош. сов. времени почти равнозначительно съ аористомъ (напр., XI, 17. 28: достойна вниманія и координація обоихъ въ первомъ мѣстѣ), въ согласіи съ растяжимостію позднѣйшихъ и менѣе культивированныхъ писателей (впрочемъ, ср., напр., и Апок. V, 7. VIII, 5 и пр.).
Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ посланіе св. Іакова сходно по характеристическимъ особенностямъ съ посланіемъ къ Евреямъ. Разумѣется, по стилю первое совершенно отлично: онъ изящный, отрывистый, живой, острый, по временамъ живописный, если не сказать—поэтическій. Но въ его вокабулярѣ равно господствуютъ разнообразіе и обширность, а по искусному пользованію греческимъ языкомъ этотъ писатель не ниже никого изъ другихъ новозавѣтныхъ писателей. Особенны для него сложныя ἀδιάκριτος, ἀκατάστατος, ἀνέλεος, ἀπείραστος, ἀποκυέω, ἀφυστερέω, δαιμονιώδης, θανατηφόρος, κακοπαθία, κατιόομαι, νομοθέτης, πολύσπλαγχνος, σητόβρωτος, χρυσοδακτύλιος, „книжные“ термины ἀποσκίασμα, βρύω, ἔμφυτος, ἐνάλιος, κατήφεια, ὄψιμος, παραλλαγή, ῥυπαρίασ, τροπή, τροχός, τρυφάω и картинныя ἀνεμίζω, αὐχέω, δίψυχος, εὐπρέπεια, ο̇λολύζω, ῥιπίζω, σήπω, φλογίζω, φρίσσω, χαλιναγωγέω. Это посланіе имѣетъ до семидесяти словъ, свойственныхъ только ему, между тѣмъ посланіе къ Евреямъ, которое почти втрое больше, превосходитъ это количество едва на сотню, а 1-е Петрово, почти равное по величинѣ съ Іаковлевымъ, менѣе, пожалуй, на десятокъ по числу своихъ особенныхъ терминовъ. Думаютъ, что нѣкоторыя изъ Іаковлевыхъ словъ,—напр.,—πολύσπλαγχνος, χρυσοοδακτύλιος,—образованы самимъ писателемъ.