Нечеловеческие хроники

— Я никуда не уйду. — тихо прошептал он, но его голос дрожал от плохо скрываемого волнения.

— Я тоже останусь. — заявила Моника, садясь в кресло и нервно закуривая. — Я все равно не засну.

Было непонятно, сказала ли она это для меня, желая поддержать или для Дария, ставя его перед фактом.

Я залпом выпила странную жидкость. Это была вода, но вкус ее был необычен. Я так и не успела разобраться, что же она мне напоминает, как вдруг поняла — уже началось.

Мое тело стало тяжелым, его словно вдавило в кровать, а голова занялась огнем. Это пламя распространялось с медленной методичностью, сантиметр за сантиметром, опускаясь все ниже. Вот уже горло объято огнем, который тянулся дальше, наполняя меня и сжигая одновременно. Теперь уже пылала и грудь, мне казалось, что я вдыхаю языки пламени и выдыхаю огонь. Так продолжалось до тех пор, пока я вся, до кончиков пальцев и волос не была захвачена пламенем, которое, добираясь до каждой клеточки моего тела, превратило меня в чистый огонь.

Этот огонь сжег тяжесть и я стала легкой как перышко, я больше не чувствовала тела, остался только разум и чувства, которые оголились и впитывали в себя каждое движение воздуха, каждый звук и цвет.

Я открыла глаза, и меня объяло удивление. Не было не только комнаты, гостиницы и города! Я видела звезды, мерцающие таинственно вдали, планеты, шествующие по своим орбитам величаво, а передо мной была Земля, укутанная облаками, согретая с одной стороны Солнцем и спящая в мирной тени с другой. Я видела лицо Земли, и оно было мне незнакомо. Другие незнакомые материки, Земля стала вращаться очень быстро, меняясь и преображаясь на моих глазах. Часть материков уходила под воду, часть поднималась из вод океана. Все происходило очень быстро. Наконец я увидела знакомые очертания, и я мысленно устремилась к Земле и она приблизилась. Я поняла, как двигаться и, управляя своим странным полетом, ринулась вниз. Легко и быстро оказавшись у облаков, минуя их гостеприимные, пушистые объятья, я опускалась ниже.

Перед моими глазами проносились странные видения, цветущие сады сменялись песками пустыни, города строились и разрушались, люди рождались и умирали. Цивилизации сменяли друг друга, со скоростью калейдоскопа, перед моим взором проносились картины древней истории планеты, наполняя меня знанием. Восстанавливая память, возвращая всю боль и ужас, которые были приглушены в моей недолгой человеческой жизни, но не забыты — все это я видела раньше во снах и своих странных видениях, считая, что я схожу с ума.

Седая древность, где УЖЕ не просто и слабый обречен на смерть, которая залог для продолженья рода сильных.

Шумеры, змеи, культ; расцвет, упадок, гибель и пески сокрывшие следы, остовы храмов.

Египет, Фараон, жрецы, храмы, служения богам, гробницы и рабы, ценою жизни возводящие все это.

Рим, Император, войско, битвы, гибнущие люди; шествие огня и меча по земле; рабы, гладиаторы, жестокие забавы.

Северяне, мудрость и отсутствие войны, прекрасные селенья, люди, дети; предательство и смерти; насаждение чужой веры, боль и страх.

Ватикан, жестокость, строгость, пытки; борьба за власть, охота на ведьм.

Все это и многое другое в один миг наполнило меня, болью и радостью, ужасом и гневом. Я видела и себя среди этих событий.

Прекрасная Индия, мудрая и строгая, радостная в празднике и страшная в нищете и болезни. Там я босая, с развевающимися волосами, в легком сари, сидя в позе лотоса, постигаю мудрость созерцания.

Вот север, холод, снег, у костра шаман, бьющий в бубен в странном танце, призывает дух Земли, и я уже по-другому ее слышу и понимаю, значительно лучше.

Китай, Япония, Тибет. Запах сакуры цветущей, риса и безмолвие вершин.

Я знаю все это, оно во мне давно живет. Я в скорби, слышу мысли, людей, которыми я окружена и все они, куда бы я ни шла, мечтают о богатстве, и незаслуженных дарах. Хотят чужого счастья, в безумном беге не замечая своего. Я ухожу от них, я переполнена их черной злостью, завистью и болью, страданием и непониманием своей судьбы. Я не хочу отныне воплощать их черные мечты. Как мало света, чистых душ! Мне надо удалиться и научиться блокировать свой дар! Как много я еще вреда могу принести, перевешивая чашу тьмы, реализацией чужих желаний, не моих, но тех, кто меня окружает. О, люди, зло и радость сердца моего!

И вот бреду я средь людей, глухая к мыслям и страданьям, не слыша больше их мечты, не обременяясь больше пониманьем. Который год, который век, тысячелетия мелькают. Что же творишь ты человек, на что своих детей ты обрекаешь? И словно искры в этой тьме, я души чистые встречаю, почувствовав их чистоту всегда, я с радостью мечты их быстро воплощаю. И закрываюсь вновь, сбегаю от людей, бреду в тиши, но как же мне самой покой найти? Моя душа вся занемела, и кровоточит с каждым днем сильней, с саднящей болью я дружу теперь. Ну, разве этого вы все хотели, мечтая ночью, перед сном?

Ночь лунная, осенний лес, бреду дороги я не разбирая. Вдруг сзади лай собак, свет факелов и крик толпы, бегущей по моим следам:

— Держи ее скорей, Держи!

Вот «ведьма» слышится со всех сторон, я не сбегаю, сколько можно уходить, ВСЕ, сегодня я позволю им себя убить!

Позорный столб уперся в небеса, разорвана моя одежда в клочья, у ног сжирая хворост, пламя занялось, поднять бы руки к небу и смеяться! Но руки связаны, привязана к позорному столбу я крепко, и милости просить не буду. Ведь смерть это начало, не конец. Вот слышу крик, толпы, беснующейся в исступленье:

— Сожги ее, святой отец, сожги!

Но вот молитва вдруг оборвалась, а дальше крик поднялся, леденящий душу, холодящий кровь, крик боли и страданья, крик смерти, но чужой. Я присмотрелась, чтобы разглядеть, что происходит, сквозь завесу дыма и огня. Вот вижу черного огромного коня, и конь гарцует средь людей, он топчет их сбивая в кучу, а всадник черный, что в седле, мечем разит тех палачей, обычных перепуганных людей.

Он словно тьма и сама ночь, размел безликую толпу, прогнал всех прочь. Столб опустел, объят огнем, а я в седле, в объятьях черноты, что притаилась в складках теплого плаща, при лунном свете, покидаю место линча.

Вот холод льдом сковал меня, вдруг с ужасом я поняла, сейчас меня, закутав в плащ, сковав стальным объятьем сильных рук, от смерти спас другой палач. Я обернулась в поисках лица, под шляпой, словно два рубина, глаза вампира, красным обожгли меня!

Рассвет забрезжил вдалеке, ночь миновала, ушел страх, а я живая, в тепле костра, что разведен был не убить, согреть он должен был меня. Что может значить этот сон? В лучах рассвета стоял он! Вот мой испуг сменился удивленьем, исчадью ада я обязана своим спасеньем!

— Что за жестокая насмешка, и чем обязана я милостью такой?

— А вы хотели, чтоб я вас на растерзание оставил?!

— От вас я помощи уж точно не ждала!

— Зато покинуть этот мир вы захотели, а я и Маркус дальше мучиться должны?

— Вам что же без меня здесь будет скучно?

— Ну, нам не знаю, людям точно, кто будет исполнять все их надежды и мечты?

— Вы только что, казнили беззащитных!

— Не страшно, расплодятся вскоре, зато запомнят навсегда, что трогать вас, накликать горе!

— Я кажется чего то не пойму. С чего вы обо мне вдруг так печетесь?

— Я не могу сказать, что я доволен, своею жалкой одинокой долей. Однако вред вам причинить я не позволю!

— Так я защитника вдруг обрела, и в чьем лице?!

— Лицо мое вам может неприятно, дело вкуса, однако вы забыли о балансе сил!

— И кто бы мне об этом говорил!

— Ну, оскорбляйте, сколько захотите, я вам оставлю воду пищу и коня, и обещаю, что если вы и впредь погибнуть захотите, то там вы непременно встретите меня.

— Каков наглец, с чего вдруг благородство вы разыграть решили в этакой глуши?

— А может, я обеспокоен спасением своей души?

— Ее спасти, по-моему, уже нельзя!

— Так помолитесь за меня!

— Вы для начала убивать бы перестали!