Страница 7 из 14
– Старшенькая, ты завтра на физру идешь? – спрашивал он.
А она как ни в чем не бывало отвечала:
– Иду. Завтра же лыжи.
И он радовался не только тому, что на уроке физкультуры, который будет проходить в лесу, можно долго побыть вдвоем и никто не помешает, но и тому, что можно ласково обратиться к девушке, которая нравится.
Ровно два года Лукин пытался ответить на вопрос: а как же к нему относится Старшенькая? Он анализировал ее поступки, слова, улыбки, но так и не пришел ни к какому выводу. Спросить ее напрямик Лукин не догадался. Скорее всего ему это и в голову не пришло. В его понимании любовь была похожа на изюм в шоколаде – одно от другого неотделимо, имеет смысл есть сразу. Другими словами, ни к чему раскладывать на составные части уже крепкую конструкцию. Лукину казалось, что вот эта жизнь – вместе в школу, из школы, телефонные разговоры по вечерам, частые встречи вне школы – должна сама по себе привести к какому-нибудь результату. Надо просто подождать. Но в конце девятого класса нарушилась гармония, которой наслаждался Толя. Лукин отлично помнил, в какой момент это случилось и с какого момента появилась настоятельная необходимость знать наперед планы друга.
Вадим и Толя возвращались с футбола – они любили погонять мяч на площадке у школы. Был май, осталось всего два экзамена, потом должно было наступить последнее школьное лето.
– Завтра поеду за учебниками по английскому. – Вадим, разгоряченный беготней, вытер пот со лба. – Съездишь со мной? Потом заглянем в книжный, а позже можно будет пошляться по парку.
Только Лукин собрался ответить, как вдруг они оба увидели Старшенькую. Толе было достаточно одного мгновения, чтобы понять, что надо как можно быстрее отвлечь внимание Вадима. Толя даже не успел удивиться собственной интуиции, собственной сообразительности.
– Черт, дыра! Слышишь, воздух шипит. – Толя сунул мяч в лицо другу.
Но Вадим отстранился, он смотрел на девушку и ничего не отвечал. Тогда Толя набрался мужества и внимательно глянул в ту же сторону. И картинка предстала такой, какой сейчас ее видел Вадим: шла девушка, в которую срочно надо было влюбиться. Никакие определения, эпитеты и сравнения не нужны были – навстречу им шла их любовь.
Дружба их стала другой, полной молчания, подозрений, догадок и открытий. Меж ними воцарился мир, похожий на неначатую войну. Еще не ведутся военные действия, но бряцает оружие, закладываются мины, сушится порох. И главнокомандующие стоят, хмурятся, жалеют друг друга, но ждут момента, когда сделаются окончательными врагами.
В этом возрасте несовпадение желаний и возможностей всегда воспринимается болезненно, особенно если к этому добавляется раннее и сильное чувство. Толя Лукин помнил, как он тогда ненавидел время – оно было против него, да и против Вадима, но о друге тогда не думалось. Думалось о себе и о том, что он ничего сейчас не может сделать – он слишком молод, да что там молод! Он – мальчишка! Он не имеет представления, как это делается, как произносятся эти слова – «Выходи за меня замуж!». И имеет ли он право на них, и будет ли иметь право через год, после окончания школы? Все эти мысли сводили с ума, и не осталось прежнего Лукина, который развлекал Старшенькую по дороге домой. Рядом с ней теперь шел угрюмый, желчный, недовольный и подозрительный парень. Девушка удивлялась, присматривалась, старалась успокоить его, но делала только хуже.
– Что с тобой? – спросила она однажды. – Если тебе неудобно идти со мной – не ходи.
– Почему – неудобно?
– Ну, мало ли… – Она пожала плечами. – Ты такой странный стал. Я только хочу сказать, что ты не обязан ходить со мной. Понимаешь, ты можешь ходить один. Или с кем-то еще. Но не надо только так себя вести – мне все время кажется, что я в чем-то виновата.
Лукин вдруг испугался – еще немного, и они поссорятся. Из-за своей ревности он забыл самое простое правило отношений – надо, чтобы с тобой было хорошо. Чтобы человек не считал минуты до твоего исчезновения, надо, чтобы он ждал с нетерпением твоего появления. Лукин опомнился от этих ее простых слов: «Мне кажется, что я в чем-то виновата!»
– Ты не виновата. Просто… Просто родители цепляются…
– А, – она рассмеялась, – это бывает. У меня тоже – чем ближе к экзаменам, тем строже. Ну, пока? Завтра увидимся?! – Она улыбнулась, а у Толи просто гора с плеч упала. Как он мог, такой дурак, вести себя с ней так?! Как он мог быть грубым и угрюмым?! Нет, завтра, он будет совсем другим! И Толя Лукин теперь притворялся сразу с двумя – с лучшим другом и с девушкой, которую любил. Виной всему были ревность и страх потерять Старшенькую.
Вадим Сорокко привык быть первым. Он почти отлично учился, иностранные языки усваивал быстро, был обаятельным и умел хорошо говорить. Он был в хороших отношениях с ребятами из двора, с одноклассниками, со всеми, с кем приходилось пересекаться. При этом его нельзя было обвинить в приспособленчестве или угодничестве, просто он умел пойти на контакт почти с любым человеком. Конечно, эта черта проявилась в нем уже в юношеские годы. В детстве же драки до первой крови были обычным делом.
В старших классах он очень похорошел – обычная вроде бы внешность вдруг стала очень выразительной. В его лице появилась мужественность. Но не это было главным изменением, которое произошло с ним в те годы. В нем появилось одно качество, которому сложно подобрать определение, – в нем появилось НЕЧТО. Больше и сказать ничего нельзя было. Но именно это «нечто» и стало привлекать внимание. «Я не знаю, в чем дело, но этот парень интригует», – очень непедагогически выразилась его учительница литературы в узком кругу.
Вадим как бы всего это не осознавал. Или удачно делал вид. Ему доставалось все легко. И жизнь его была вполне благополучна. Поэтому, когда он обнаружил, что девочка с фиалковыми глазами уже «занята», да еще не кем-нибудь, а лучшим другом, он был обескуражен. Жизнь его поставила в невыигрышную позицию – и влюбился он отчаянно, и ухаживать за спиной друга за этой девочкой не мог.
Сумасшедшие детские и юношеские влюбленности – нет, кажется, ничего более неловкого. Потом, в зрелости, вспоминается о них неохотно – уж больно много ошибок было сделано. Много неразумного, а потому и не помнится, и не видится то славное милое, что и составляло суть того времени. Времени, когда возраст позволял переживать и вместе с тем надеяться, что уж следующая любовь будет самой настоящей.
– В кино пойдем? – На одной из перемен Вадим подошел к однокласснице по имени Тамара. Кто-то ему сказал, что она в него влюблена. Вадим не был настолько внимателен, чтобы самому это понять. А симпатизировали ему многие, и за этим, как правило, стояла обычная дружба.
– В кино?! – Тамара даже покраснела. По ее выражению глаз, по тому, как она посмотрела в сторону, словно скрывала ликование, по ее голосу Вадим понял, что да, он ей нравится. «Она симпатичная», – только и подумал Вадим. Но даже если он очень постарался бы, он бы не выдавил из себя ни единого вздоха – Тамара, хорошая, влюбленная в него девочка, ему не нравилась, и перспектива провести с ней два часа – кино и небольшая прогулка – показалась ему вдруг ужасной.
– Я позвоню тебе. Я так спросил, просто чтобы знать… – Вадим что-то пробормотал, чувствуя себя придурком.
– Идиот! – воскликнула Тамара и скрылась в ближайшем классном кабинете.
Вадим только успел заметить, что походка у Тамары некрасивая, утиная. «Дура!» – думал он про Тамару. Ему было стыдно за этот разговор, но, как и бывает в таких случаях, винил Вадим пострадавшую сторону.
Больше никаких попыток познакомиться или поухаживать за девочками он не предпринимал. Он понял, что, пока есть та, с фиалковыми глазами, все попытки бесполезны. Вадим затаился и стал ждать. Он ждал, пока они закончат школу. «Это все детство. Как ни крути. Потом, потом, когда это все будет позади, когда начнется другая жизнь, тогда я и приму решение», – разумный Вадим обозначил себе сроки для решения самого важного вопроса, но это благоразумие было вынужденным. Пожалуй, не было более тяжелого года, чем этот, последний школьный. И вроде думать надо было об экзаменах, о поступлении в институт, но все душевные силы уходили на тихое противостояние.