Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 14



– Мама, я думала, что (далее шло имя девочки из класса) специально меня обижает, а теперь понимаю, что это у нее получается случайно. Ей не нравится, что меня посадили с (далее шло имя мальчика-одноклассника).

Эта нехитрая, не очень детская философия умиляла Марусю. Тем более что тут же была Младшенькая, которая умудрялась поссориться из-за пустяка, из-за мелочи. Младшенькая обижалась с ходу и готова была в обидчике, мнимом или действительном, видеть сразу заклятого врага.

Старшенькая прекрасно училась, но при этом она не была отличницей. Она училась на четверки, и случались у нее тройки, но она получала удовольствие от познавательного процесса, и этого не могли не замечать учителя.

– У нее пытливый ум. Она не только учит, но и хочет проверить знания на практике, – сказали как-то в школе. – А это очень важно. Это дорогого стоит.

Петр Никанорович с довольным видом посмеивался – он, как ученый, знал разницу между отличниками-статистами и теми, кто до всего доходит эмпирическим путем.

Старшенькая умела ладить с малышами, исключение составляла только ее собственная сестра. Младшенькая, пользуясь сознательностью, ответственностью и уступчивостью старшей, иногда была просто жестока.

Впрочем, когда Старшенькой исполнилось семнадцать лет, младшая помирилась с ней. Помирилась навсегда. Помирилась, подружилась, и они стали почти неразлучны. Во всяком случае, так казалось со стороны и так очень хотелось родителям. Маруся внимательно приглядывалась к переменам, которые случились, и радовалась.

– Петя, ну наконец-то они повзрослели!

А дочери действительно повзрослели.

Всю неделю класс собирал деньги на подарки мальчикам. Двадцать третье февраля было решено отметить большим танцевальным вечером. Активисты десятого класса сходили к директору школы, выпросили ключи от актового зала, пообещали, что музыка будет тихая и приличная.

– Ничего предосудительного не будет, – три раза кряду важно повторила староста класса Любарская. – И еще мы принесем угощение. На уроке домоводства испечем печенье. А из напитков будут компоты, которые мы сами делали тоже на уроках домоводства.

Это все, видимо, на директора произвело впечатление – не какая-то там вечеринка, а выставка достижений ученического труда.

– Хорошо, только чтобы присутствовали родители. За порядком смотрели, чтобы ученики курить не бегали, ну и прочее…

Девочки ликовали – актовый зал находился на пятом этаже школы. Дежурные по школе туда если и забредут, то раз за вечер. Родителей, которые смотрели бы за порядком, надо будет пригласить самых либеральных. Тогда можно будет танцевать сколько угодно, слушать любую музыку, ну и вообще чувствовать себя свободно…

– Девочки, я сестру приведу? Не возражаете? – Старшенькая была уверена, что никто не будет против.

– Конечно, – ответили одноклассницы в один голос, – приводи. И главное, сама приходи.

Старшенькая улыбнулась – всегда приятно такое слышать, а особенно от подруг, которые уже в десятом классе стали немного соперницами. Однако к ней такого отношения не было. Конечно, сначала в голову приходило самое неприятное объяснение – она была не очень красива и серьезной конкуренции не составляла. Но в ее случае дело было в другом. Старшенькая удивительным образом вписывалась в любую компанию. Она не лезла вперед, не старалась никого затмить, она умела поддержать такой разговор, который был интересен всем, в том числе и мальчикам. Это последнее обстоятельство было особенно важно. Находиться рядом со Старшенькой означало находиться в гуще большой компании, где были красивые и умные ребята.

Сестры собирались на вечер под присмотром Маруси. Мать точно знала, что никакой вольности ее дочери не позволят себе.

– Постарайтесь не надевать много украшений, – напутствовала она их. – Сейчас в моду вошли пластмассовые. Мне они не нравятся. Уж лучше одно колечко из серебра, чем эти россыпи бус, которые выглядят дешево и вульгарно.

Или говорила что-то подобное:

– Чем короче рукав и больше декольте, тем длиннее юбка.

Понятно, что дочерям было еще далеко до декольте, но обучение надо было начинать загодя.

Дочери слушали и боролись за наряды Маруси:



– Мама, я возьму твой жакет?

– Можно, сумочку черную, плетеную?

Как правило, вкусы, а следовательно, просьбы совпадали. Маруся напрягалась, но старшая в последний момент всегда уступала.

– Ты молодец. Так и надо. Она повзрослеет и все поймет, она тоже тебе будет уступать, – сказал как-то Петр Никанорович Старшенькой.

Та кивнула, соглашаясь, но отец уловил сомнение:

– Что?

– Нет, папа, она не будет уступать. У нее такой характер. Уступать всегда буду я.

Вот и сейчас, перед вечером, Старшенькая согласилась надеть белую гипюровую блузку, в которой уже когда-то ходила в школу, уступив Младшенькой короткое платье из джерси.

– Хорошо, что мы все носим почти одинаковый размер, – рассмеялась старшая, стараясь скрыть разочарование.

– Я худее тебя, – тут же вставила младшая, но потом добавила: – Но у тебя хорошая фигура.

Маруся наблюдала за повзрослевшими дочерьми и пыталась определить их характеры.

Старшая была спокойна и выдержанна – в ней не было той самой девичьей суеты, которая мешает разглядеть весь облик. Она не говорила лишнего, не кривлялась от смущения. Смущения, впрочем, вообще в ней не было никакого. Она не улыбалась без причины, но при этом смотрела на окружающих доброжелательно, и чувствовалось, что она человек позитивный. C ней хотелось заговорить – вела она себя как взрослая, была сдержанной, начитанной. «Странно, что никто особо не уделял внимания ее чтению, но она книги словно проглатывает и умеет выбрать хорошие», – Маруся всегда удивлялась выбору старшей. О манере одеваться говорить было сложно – девочки носили то, что предлагала мать. А Маруся старалась, чтобы дочери выглядели модно. Старшенькая любила наряжаться и делала это умело, не перебарщивая с деталями. Общее впечатление о старшей было приятное.

С младшей дело обстояло иначе. При очень интересной внешности – тонкие черты лица и фиалковые глаза – она вела себя крайне неуверенно. В ее походке, движении был какой-то излом. Какое-то вечное стремление посмотреть на себя со стороны, а это приводило к жеманным гримасам и нелепым жестам: долгим взглядам, многозначительности пустых фраз, живописным и оттого смешным позам.

– Не кривляйся, – однажды не выдержала Маруся, – веди себя естественно. Следи за собой. Будь проще.

Маруся это сказала и пожалела, потому что младшая, ко всему прочему, была мнительной и плаксивой.

– Вы меня не любите, вы сами виноваты, что я такая, а теперь делаете мне замечания. – Дочь дулась и плакала.

Маруся удивилась этим словам – они с Петром Никаноровичем никогда ничему подобному не учили детей. И отношения в доме были лишены мелодраматизма. Ну да, история их сватовства и женитьбы была очень романтичной, но романтика закончилась, когда появилось большое и сложное хозяйство. Маруся любила мужа, однако всегда сдерживала себя в проявлениях чувств.

Надо быть повнимательней к ней, думала мать и пыталась решить еще одну задачу. Дело в том, что младшая была крайне необязательной. Пообещать и не сделать, запланировать и забыть, начать и не закончить – это у Младшенькой считалось нормой.

– Послушай, зачем ты это говорила тогда? Зачем ты выступила с этим предложением в школе? – Маруся пришла со школьного собрания, где ей попеняли на то, что дочь сорвала субботник, ею же инициированный.

– Мама, ну, подумаешь! У меня тогда контрольные пошли, и музыка, – без всякого чувства вины отвечала дочь.

– Ты даже не понимаешь, что это не только не красиво, это еще и смешно. Нельзя быть человеком, о котором говорят, что он умеет только болтать! – Марусе было бы даже легче, если бы пожаловались на плохую успеваемость дочери.

– Поговори с ней, – попросила она мужа, – ей же придется учиться в институте и работать. А на работе такое не потерпят.