Тридцатая застава

С северной группой действовал истребительный батальон Евгения Байды и возвратившиеся к ночи с охраны дорог батальоны пограничного полка. Пятый батальон, понесший вчера большие потери, остался в резерве.

Антону не нравилось это, ведь бой будет за родное село, и он не находил себе места.

— А ты не горюй, — подшучивал над ним Бахтиаров, — садись и пиши историю. Иль боишься, что твоей фамилии не будет среди освободителей «Садовода»?

Узнав о ранении Маши, рвался в село Данила Коняев, еще задолго до наступления прибежал в истребительный батальон.

— Евген Савельевич, отпустите… Я под землей найду эту гадюку Ростислава!

— Не могу, Данило. Из Запорожья пригнали несколько отремонтированных танков, а танкистов нет. И задача у нас очень сложная: выбить фашистов со станции и освободить арестованных…

— Так это ж дуже добре, дядьку Евген! Давайте танк, а с Барышниками я после боя рассчитаюсь.

Истребительный батальон при помощи танков выбил противника из Дурынкина хутора и погнал к станции. Коняев не заметил, как вырвался со своей танкеткой вперед, оставив далеко позади пехотные цепи. Его внимание было поглощено темнеющим на фоне неба и все еще далеким элеватором, где томились арестованные. Решил первым ворваться туда, не допустить расправы над заключенными.

Он не слышал, как взревел над ним «мессершмитт», лишь почувствовал толчок, словно машина наскочила на глухую стену и стала торчком. Выбираясь из люка, заметил стрелка: тот лежал неподвижно, неестественно уткнувшись лицом в полусогнутые руки. И еще успел заметить, как развернулся и снова шел на него истребитель. Рванулся от танка и побежал к элеватору…

Не может он гоняться за одним человеком. Но фашистский летчик погнался…

Когда подоспели передние цепи наступающих, их танкист лежал ничком во всю длину, словно пришитый к земле пулеметной очередью.

Немцы бежали к селу Широкому, где был их штаб, оставив станцию и элеватор с заключенными. Лишь небольшая группа с ручными пулеметами закрепилась в развалинах зданий, ожидая помощи. Только к двенадцати часам вся станция окончательно была очищена от противника и заключенные освобождены. На южном участке немцы тоже были отброшены на правый берег Базавлука.

Гитлеровцы, находившиеся в центре села, отбивались до последнего солдата, лишь незначительная часть, преимущественно раненые, сдалась в плен.

Маша тоже просилась в село, к раненому красноармейцу, но по настоянию врачей ее эвакуировали вместе с другими ранеными в Запорожье.

— Не беспокойся, Машенька! Мы найдем его, обязательно найдем и сделаем с Варей все, что нужно… — успокаивала ее Марина.

И они действительно разыскали сушилку в садике. Раненый был в бессознательном состоянии. Они принесли его в санчасть. Из найденных при нем документов узнали, что Ткач Андрей Изотович всего три дня тому назад как прибыл с группой выздоравливающих в составе последнего пополнения.

С радостным возбуждением встречали в селе освобожденных из подвала на элеваторе колхозников, служащих, которых уже не чаяли видеть.

Но не в каждую хату принес этот день радость. Мать Данилы Коняева упала на колени перед трупом сына. Ее маленькое морщинистое лицо мокро от слез, побелевшие губы что-то шепчут… А сколько матерей лишены и этого последнего утешения! Вот уж роют на площади против школы братскую могилу. Лягут в нее защитники родной земли, никем не оплаканные, а их матери долгие годы будут скорбеть над холодными листочками, печальными вестниками смерти.

Во второй половине дня, оправившись от неожиданного удара, гитлеровцы бросили крупные силы на Базавлук со стороны Широкого. По шоссе от Кривого Рога двигались танки. И снова шквал огня обрушился на берега степной речки.

Станцию защищали бойцы Евгения Байды и батальон Лубенченко. Когда фашисты перенесли огонь в глубину обороны и двинулись в атаку, защитники растерялись: впереди автоматчиков широким фронтом шли старики, подростки, женщины с детьми на руках, согнанные из ближайших сел.

— Какие подлецы! Даже в гражданскую подобного не встречал, — возмутился Евгений Байда. — Но мы вас проучим!..

И навстречу обреченным на смерть колхозникам поползли стрелки с ручными пулеметами, на фланги выдвинули станковые пулеметы. Подпустив метров на пятьдесят перепуганное мирное население, пулеметчики ударили короткими очередями поверх голов. С криком повалились на землю передние, обнажив цепи фашистов. И тогда по ним застрочили перекрестным огнем пулеметы.

Смешались атакующие, прижались к земле, а пограничники Лубенченко тем временем проскочили толпу безоружных людей и пошли в штыковой бой.

Лишь немногим гитлеровцам удалось вырваться из подстроенной ими же западни. Немало пострадало и мирных жителей — больше двадцати человек убитых и раненых вынесли с поля боя: в спины стреляли гитлеровцы…

Южнее станции немцам удалось сбить первый оборонительный заслон и просочиться к садам. В прорыв вдоль никопольского шоссе проскочили танки. Подтянув минометы, фашисты открыли огонь по восточной окраине села, где расположился командный пункт армии. Генерал Макаров в это время находится в северной группе, на запорожской дороге. Создалась угроза прорыва туда противника.

Только теперь Батаев до конца понял опасения командующего. Надо любыми средствами ликвидировать прорыв. Собрав все резервы — штабные подразделения, запасный полк и батальон Бахтиарова, — он повел их в контратаку. Плохо обученные, еще не обстрелянные запасники натолкнулись на огонь укрывшихся в садах гитлеровцев, попятились. Еще минута — и они побегут…

И тогда Батаев услышал знакомый голос:

— Пограничники! Вперед! Ура-а-а…

Слева через колхозную пасеку прорвалась в сад тридцатая застава. Обгоняя Байду и Бахтиарова, поднявших свои батальон на рискованный бросок под огнем противника, бегут Иванов и Нурмухаметов, Селиверстов и Хромцов. За ними, растекаясь между деревьями, втягивается весь батальон. Передние падают, словно подкошенные. Убиты? Ранены? Нет, они научились воевать: короткая очередь из автомата — и снова стремительный бросок.

«Какие молодцы!» — шепчет Батаев, видя, как за пограничниками, подхваченные их порывом, вскакивают и бегут вперед запасники.

Гитлеровцы дрогнули. Кто-то заметил зеленые фуражки и крикнул:

— Чекисты!

Они уже встречались с солдатами в зеленых фуражках. Но не бегут вражеские автоматчики: за спиной чистое поле. Прячась за поваленные деревья, упорно сопротивляются.

Все смешалось в саду — свист пуль, разрывы мин, озлобленное жужжание пчел из разбитых ульев, стоны раненых… И что больше всего поразило Батаева — пение птиц. Будто здесь ничего особенного не происходит. Он не замечал, что сам бежит вместе с бойцами, останавливается и стреляет из подобранной на ходу винтовки… Вокруг, как и вначале, многие падают, но не все подымаются. Не думал о том, что и с ним может такое случиться. Лишь на мгновение мелькнула эта мысль в голове. Отмахнулся от нее, пытаясь поймать на мушку укрывшегося за яблоней автоматчика, но рука почему-то не слушается, мушка описывает круги и никак не хочет остановиться на зеленой каске. Подбежал Бахтиаров.

— Товарищ полковой комиссар! Вы ранены…

— Чепуха, просто рука онемела…

— Вы ранены! — кричит Асхат. — Кровь на рукаве, — и потянул Батаева за дерево.

— В самом деле кровь… — Батаев смотрит на потемневший рукав гимнастерки. — Царапина, видно…

— Отведите полкового комиссара на пункт! — крикнул на ходу Варваре Сокол Асхат, но Батаев уговорил Варвару сделать перевязку и, доставая пистолет, — винтовка теперь бесполезна — побежал за комбатом.

Бой медленно отодвигался к южной окраине сада. Уже в просветах между деревьями виднелось изрытое снарядами поле. По нему навстречу наступающим бежали немцы и румыны, двигались танки, вытянув тонкие хоботы, выискивая жертву.

— Пулеметы! Пулеметы вперед! Отсечь пехоту! — собрав последние силы, крикнул Батаев, и команда пробежала по цепи.