Страница 3 из 153
Повесть Владимира Амлинского «Жизнь Эрнста Шаталова» стоит в ряду таких книг, как роман Николая Островского «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. Только выдержать грозный приступ болезни герою повести Амлинского пришлось в более раннем возрасте, почти мальчиком, когда легко сломаться, не выдержать. Он не сломался.
«Быть обязанным» — мысль, высказанная поэтом революции в поэме «Владимир Ильич Ленин». Слова звучали так: «Голосует сердце — я писать обязан по мандату долга». Не случайно современные писатели вспоминают эти слова Маяковского, когда раскрывают нравственный подвиг народа в период Великой Отечественной войны. Существует перекличка поколений между теми, кто совершил революцию, и теми, кто отстоял завоевания Октября в годы войны. Существует перекличка и писательская, ведь на разных языках нашей многонациональной страны написана и пишется история нашей Родины, история испытаний и свершений.
Маяковский родился и провел детские годы в Грузии. Поэт помнил ее благодатной и мирной. Иной довелось увидеть Грузию Нодару Владимировичу Думбадзе, автору повести «Я вижу солнце».
Думбадзе родился в мирное, довоенное время. Жил и рос вместе с друзьями, не представляя, какие горести и страдания, какие темные дни наступят с войной в солнечном грузинском краю. Но это случилось, и тринадцатилетний подросток ощутил и запомнил все, что принесли ненавистные захватчики на советскую землю. У него тоже сложился свой счет фашистским извергам, его сердце тоже оказалось «обязанным» поведать людям о страданиях, причиненных войной народу.
Это был счет детей, лишенных детства из-за войны. Так сложился замысел романа «Я вижу солнце». Он не был первым произведением Нодара Думбадзе о детстве. В романе «Я, бабушка, Илико и Илларион» уже описано красивое село в Гурии, одном из районов Грузии. Рассказано и о беззаботном детстве мальчика Зурико, которому тепло и радостно живется с бабушкой, Илико и Илларионом. Но пришла война, и все изменилось: мужчины ушли на фронт, в каждой семье горе. Дети и женщины отдают последнее, чтобы приблизить разгром проклятого врага.
Сюжет романа «Я вижу солнце» во многом развивает то, о чем начал рассказывать Нодар Думбадзе в своем первом произведении — «Я, бабушка, Илико и Илларион». Его можно даже считать своеобразным продолжением, хотя действуют здесь другие персонажи: Сосо Мамаладзе, Хатия, Кето, Бежан.
Повествование ведется от первого лица — от имени Сосо, который постепенно взрослеет и начинает разбираться в людях. Он понимает не только свою тетку Кето и простодушного Бежана, но и русского солдата Анатолия, которого выходили жители села после тяжелого ранения. Ему и обидно, что невысказанной осталась любовь Кето и Анатолия, и ясно, что иначе нельзя в тех условиях, которые сложились. От простого сочувствия к слепой Хатии приходит Сосо к влюбленности в нее, к стремлению сделать все, чтобы она прозрела и смогла воскликнуть: «Люди, это я, Хатия! Я вижу вас, люди!»
Увидеть людей, увидеть солнце — приход мирной жизни — необходимо каждому, кто пережил войну, — к такой мысли ведет своего Сосо писатель. Но он показывает, что не каждый способен бороться за это до конца. И дело не в том, что один слабее, другой сильнее физически. Сильный, напористый бригадир Датико оказался на поверку слабым душою: он дезертировал из армии, скрывался около села, тайком приходил изредка, пытаясь увидеть Кето, в которую давно влюблен.
Наверно, проще всего было бы заклеймить позором Датико, но писатель пошел иным путем. Он показал, что все не так просто в характере предателя, что не сразу потерял Датико человеческие черты. Даже отвергнутый всеми после убийства Бежана, Датико не может жить без людей. Он приходит в село и умоляет, чтобы его убили, как когда-то в рассказе А. М. Горького «Старуха Изергиль» приходил к людям Ларра, поначалу отвергший гуманистические законы общества.
Н. Думбадзе писал, что роман «Я вижу солнце» дался ему нелегко. И опубликование его шло весьма трудно. Довольно необычным было появление дезертира в качестве литературного героя, чье поведение хоть и не находит сочувствия, но по-своему объясняется и мотивируется. И вспоминал, что позже, когда прочитал повесть В. Распутина «Живи и помни», долго думал о ней, сравнивал, как писатель исследует тайники души Андрея Гуськова, сбежавшего с фронта. И Нодар Думбадзе приходит к выводу, что принципы исследования общие, что писатели учатся друг у друга смотреть правде в глаза, учатся бороться с реальным злом, учатся находить героев, обычных людей, воплощающих наши представления о добре и нравственности, о мужестве и несгибаемости перед жизненными испытаниями.
Он назвал черты, которые роднят книги, написанные о войне для детей и подростков, с теми книгами, которые адресованы взрослым. Но Думбадзе знал и помнил: есть черты, которые неповторимы в творчестве каждого писателя. Для Думбадзе это мягкий лирический юмор, с которым всматривается он в характеры своих подростков. Наверно, поэтому они становятся в чем-то близкими друг другу, даже если действуют в разных обстоятельствах. И Сосо чем-то напоминает подросшего и повзрослевшего Зурико. Может быть, тем, что он тоже тянется к солнцу?
Тяга к солнцу, к свету и добру — характерная черта творчества Нодара Думбадзе. «Я вижу солнце», «Солнечная ночь». Даже сами названия подчеркивают это. Таков символ его творчества, условный знак, по которому узнается самое сокровенное в творческой мастерской писателя: всегда свое, особое, узнаваемое только по его индивидуальному почерку.
…«Мир полон сочетаний. Взаимосвязь явлений и предметов, взаимоотношений людей и целых поколений — вот главное, что интересует меня в моей работе. Сочетания могут быть прекрасными. Так, одно из прекраснейших сочетаний — это старик и маленький мальчик. Такое сочетание трогательно. И полно смысла. Особенно если эти два человека — друзья. И конечно, если седина одного из них — седина добрая и мудрая. Ибо нет ничего омерзительнее пустой, глупой и жестокой седины.
Старик и мальчик — вечер и утро. Об этом я написал повесть… Мой седой герой — старый большевик, человек, делавший Революцию, создавший Советскую власть. А еще он рыбак и охотник. И фантазер. И добрый человек. Со своим племянником Мишей он просто ловит рыбу, просто путешествует. И вместе с тем все это не просто, потому что происходит очень важное — становление нового человека. Один передает свой опыт другому» — так о своем сокровенном, авторском пишет Юрий Иосифович Коринец, чья повесть «Там, вдали, за рекой» завершает этот том.
Увидеть взаимосвязь контрастных, неожиданных сочетаний способен прежде всего человек, который рисует. В самом деле: Коринец говорит о своем замысле так, как будто пишет красками. Седая голова пожилого человека и темная голова мальчика — обе будто склонились друг к другу, и мы видим их. «Старик и мальчик — утро и вечер» — это уже не только картина, исполненная красками, но и словесная картина.
Неудивительно: Юрий Коринец — не только писатель, но и художник. В годы войны, оставшись один после гибели родителей, он окончил Самаркандское художественное училище, рисовал, готовился стать профессиональным художником. Но все-таки задушевным его занятием была литература, и он стал писать. Сначала стихи, потом прозу.
Повесть «Там, вдали, за рекой» была первым, сразу получившим признание прозаическим произведением Коринца. В нем есть, конечно, воспоминания, связанные с отцом, черты которого сказались в облике дяди и самого рассказчика, Миши, которому в это время примерно восемь лет. Время действия повести приблизительно тридцать первый — тридцать шестой год. Следовательно, писатель знакомит читателей с жизнью детей, которые в начале жизни видели мирное небо над головой и в восемнадцать-девятнадцать лет — военное грозовое. Знакомит с теми, кто уходил на фронт в сорок первом и часто не возвращался.
Каким же было оно, довоенное детство? Гладкое, спокойное, похожее на благостный сон? Нет, оно было насыщено романтикой, было и озорным и увлекательным. Но для автора повести «Там, вдали, за рекой» важны не только события, происходящие с Мишей, но и внутренняя жизнь мальчика. Поэтому такое внимание уделяет он первой размолвке мальчика с дядей. Вроде бы из-за пустяка и произошла она: Миша не обнаружил утром под подушкой бивня мамонта, обещанного дядей накануне. Не мог еще тогда понять мальчик, что дядя — фантазер, мечтатель, выдумщик. Показалось, что все перевернулось вверх ногами, захотелось даже умереть, когда бросил в лицо дяде необдуманные слова: «Ты жалкий обманщик… Я с тобой больше не разговариваю…»