Страница 24 из 26
– Что именно?
– Поговаривают, что там правят простолюдины. Его так и называют плебейским городом. А зря ты, брат паладин, позволил этому зверю убить пленного...
– Пленных захватывают в сражениях, – напомнил я, – не при грабежах. Воры, террористы и демократы – вне закона. Их сразу на виселицу по определению. Думаю, брат Кадфаэль, в этом городе нам понравится.
Он посмотрел на меня с удивлением, а я пустил вперед пса, указав на город, а сам направил Зайчика по его следам. За спиной слышал голос Клотара, он велел кучеру не отставать от впередиидущих.
Плебейский город, так ужасающий брата Кадфаэля, странен и необычен только потому, что он пока что, видимо, первый. Жаль, я не знаю номера выигрышных билетов или какая лошадь придет первой на скачках, но помню хорошо, что именно плебейские города и похоронят в будущем родовитую знать. Вообще города не возникли бы без предпринимателей и ремесленников. Это они создали и финансировали цеховые союзы, что противостояли знатным родам, и скрепленное клятвой братство ремесленников оказывалось не менее крепким и стойким, чем рыцарские ордена. И сейчас мы приближаемся к стенам города, который мне должен быть ближе...
В раскрытые ворота въезжали последние торговцы с телегами, нас остановили, потребовали предъявить разрешение на въезд, плату за топтание земли, а также за ввоз четырех коней с повозкой, что наносит ущерб новенькой мостовой славного города. Я скрипел зубами, привык к рыцарской щедрости, но плебейство в том и проявляется, что при всякой демократии возрастает количество взяточников, хапуг, мздоимцев и обыкновенных вымогателей.
Я заплатил, нас еще некоторое время мурыжили, стараясь придраться и заставить заплатить еще за что-нибудь, здесь ведь товарно-денежные отношения, законы рынка, но я наконец взялся за рукоять меча и попер конем на слишком уж обнаглевшего чиновника, пусть и средневекового.
Он заорал, начал звать стражу, но второй поморщился, сделал нам знак проезжать, а ему начал что-то объяснять строго и внушительно. Как мог я догадаться, нечто вроде недопустимости чрезмерного выжимания, а то ведь и до военного переворота недолго. У кого меч в ножнах, тот может и вытащить...
Я сразу же направил наш караван к постоялому двору, велел расседлать коней, леди Женевьеву отвести в верхние покои и присматривать за нею, а сам спустился в нижний зал. За столами не столько едят, сколько пьют, я выбрал местечко у стены, чтобы видеть весь зал, заказал обильный ужин на пятерых.
– Это единственный постоялый двор? – спросил у хозяина.
– Через две улицы еще один, – ответил он с чувством полнейшего превосходства. – Но там намного беднее, проще, вовсе нет отделения для благородных.
– Отлично, – сказал я. – Распорядись, чтобы на стол подали, что я заказал. Мое пусть не жрут, скоро вернусь.
Хозяин этого двора гордился им не зря: через две улицы я увидел приземистый одноэтажный дом, кладка старая, крыша покосилась, двор невелик, кроме кузницы, там ничего и нет, даже хлеб пекут неизвестно где. У коновязи двое коней смирно жуют овес, простые коняги, а когда я поднялся на крыльцо и вошел в помещение, откуда пахнуло кислыми щами.
Пес поглядывал на меня неодобрительно, на предыдущем дворе пахло вкуснее. Выбрав стол в таком же стратегически важном месте, чтобы видеть всех и вся, я заказал себе вина, к которому не притронулся, осматривал зал, а пес залез под стол и стал ждать падающих кусков мяса, а еще лучше – мозговых косточек. За соседним столом гудят, как шмели, чем-то встревоженные скотоводы, крепкие плечистые ребята, но абсолютно непригодные к приключениям, дальше трое странных типов, одеты неплохо, под плащами угадываются ножи и короткие мечи.
И лишь в противоположном от меня углу сидит угрюмый плечистый солдат, может быть, и не солдат, но мне показался именно бывалым солдатом: жилистый, с коротко обрезанными волосами, грубое обветренное лицо, широкая грудь с выпуклыми мышцами и длинные руки. Он невесело смотрел в кружку с элем, взгляд мрачный, немного тоскующий. Пышные усы печально повисли, я подозвал пробегающего парнишку, дал монетку и велел отнести на стол к усачу кувшин вина.
– Какого, ваша милость?.. Есть фальское, ринское...
Я покачал головой.
– Простого. Не стоит баловать рядового.
Я попробовал отхлебнуть вина, едва не выплюнул обратно, походит на испорченный уксус. Когда усачу поставили вино, он что-то спросил, парнишка указал в мою сторону. Усач бросил быстрый взгляд, рука его сграбастала кувшин и кружку.
Усач приблизился, во взгляде подозрение. Я молча указал на свободное место напротив. Он сел, взгляд мгновенно охватил и мой кувшин с дорогим вином, и по-царски зажаренного гуся.
– Чем обязан? – спросил он хрипловатым голосом, глаза у него оказались светлые, холодноватые, но лицо мне понравилось: суровое и добротное, если можно так сказать, умело слепленное, не пожалели материала на кости, на скулы, на мощные надбровные дуги. Квадратная челюсть, глубокие складки, но мелких морщин нет, да и откуда им взяться на такой выдубленной коже.
– Мне нужен крепкий солдат, – объяснил я. – Так уж получилось, что мне навязали в спутницы одну молодую особу женского пола. Я пообещал доставить ее в целости в земли герцога Нурменга.
Он буркнул:
– Это близко.
– Да, – согласился я, – однако и девица не горит желанием туда попасть, и нашлись люди, что хотели бы девицу умыкнуть...
Он хмыкнул:
– И что же?
– Мне нужен человек, – объяснил я, – кто сменял бы меня на страже, когда заночуем у костра. Со мной едет еще один, но я ему не доверяю. А третий так вовсе не человек, а монах.
Он подумал, сказал медленно:
– Если будем только вдвоем, то это десять серебряных монет...
Он замолчал, в глазах сомнение, готов торговаться, сбросить, но я лишь кивнул.
– Хорошо. Ты прав, двое – маловато. Можешь подыскать еще одного по своему выбору. За ту же цену.
Он впервые улыбнулся.
– Сторгую за пять. Нагрузка все-таки поменьше... Меня зовут Альдер.
Я выложил на стол пятнадцать серебряных монет.
– Конь у тебя есть?
– Нет, но оружие в порядке.