Страница 50 из 59
Если кормилица хотя бы несколько дней кормила царственного ребенка, ее дальнейшая судьба была материально обеспечена. Более того, покровительство оказывалось и родным детям кормилицы, особенно тем, которых она выкармливала одновременно с царственным младенцем. Даже те дети кормилицы, которые родились после завершения ее «профессиональной деятельности», также могли рассчитывать на высочайшее покровительство, являясь молочными братьями и сестрами высокого отпрыска. Эти традиции, трансформировавшись, сохранялись вплоть до начала XX в.
Подбор кормилиц начинался примерно за месяц до рождения ребенка, поскольку в резиденцию надо было доставить до десяти потенциальных кормилиц, часть которых отсеивалась после придирчивого осмотра придворными врачами. Еще раз отмечу, что молодые крестьянки или мещанки, ставшие кормилицами, вытаскивали счастливый билет на всю жизнь, поскольку их жизнь выходила на совершенно иной уровень. Традиционно кормилиц искали в деревнях, близ императорских загородных резиденций, как правило, близ Царского Села. Когда в конце 1775 г. ожидали рождения первенца у великого князя Павла Петровича (Павла I), Екатерина II приказала управляющему Царским Селом А. Кашкину «приискать несколько баб в кормилицы, и когда приисканы будут, чтоб Беку лекарю сказали».
Говоря о придворных кормилицах, следует иметь в виду очень тонкий вопрос, связанный с «русскостью» членов императорской фамилии. Высчитывать процент «русской крови» при этом бессмысленно, поскольку «русский» – это не столько национальная принадлежность, сколько судьба. Примеров тому – тьма. Так, 100-процентная немка Екатерина II очень быстро стала 100-процентной русской, последовательно отстаивая национальные интересы России. А родной внук Петра I – Петр III Федорович – русским себя не считал, за что и поплатился головой. Поэтому можно считать, что грудное молоко простых русских баб становилось некой реальной связью, роднившей монархов со своим народом.[590]
Говоря о материальной стороне, упомяну, что кормилице Александра I, которой была молодая жена садовника из Царского Села, построили за счет казны каменный дом. По распоряжению Екатерины II кормилицам время от времени выплачивались довольно крупные суммы. Как правило, это происходило в дни рождения выросших малышей.
У великой княжны Елены Павловны (1784–1803) было две кормилицы – Пелагея Иванова и Агафья Петрова, которым 13 ноября 1785 г. «ко дню рождения Ея Высочества» выплатили 800 и 1000 руб. соответственно. Кормилице великой княжны Марии Павловны (1786–1859) «Ефремовой при увольнении 19 ноября 1786 г.» выплатили 1000 руб. Кормилице великой княжны Екатерины Павловны (1788–1819) Анне Суховой «при увольнении» – 800 руб. Кормилице великой княжны Ольги Павловны (1792–1795) – Фекле Тюфикиной назначили пенсию в 500 руб. в год. Кормилице великой княжны Александры Павловны (1783–1801) Кононовой выплат было значительно больше.[591]
Кормилицей Николая I в 1796 г. стала крестьянка из Московской Славянки, входившей в Красносельскую Дворцовую волость, Ефросинья Ершова.[592] Когда спустя много лет император писал воспоминания о своем детстве, он упомянул и свою кормилицу – «крестьянку Московской Славянки». После года кормления младенца Е. Ершову оставили в Зимнем дворце, где она прожила до своей смерти в прислугах светлейшей княгини Ш. К. Ливен. Когда кормилица в апреле 1824 г. умирала в Зимнем дворце, великий князь записал в дневнике: «…я к графине, Офросинья умирает, за ширмами, без сознания, иду к графине» (3 апреля 1824 г.); «иду к графине, Офросинья умерла» (4 апреля 1824 г.).[593] Попутно упомяну, что Николая I, родившегося 25 июня 1796 г., беспрецедентно рано начали прикармливать. Так, Екатерина II писала М. Гримму: «Рыцарь Николай уже три дня кушает кашку, потому что непрестанно просит есть; у всех нянек от него руки отваливаются, и если так будет продолжаться, придется его по прошествии шести недель отнять от груди. Он внимательно смотрит на всех, поднимает голову и поворачивает ее, как я» (5 июля 1796 г.).
Когда в 1818 г. в Московском Кремле родился будущий Александр II, его кормилицей стала крестьянка Авдотья Гавриловна Карцева (1794–1845), имевшая мужа «Танинской волости села Большого Мытища, удельного крестьянина Федора Васильева Корцова, живущего вместе с отцом своим».[594] По давней традиции, семья подмосковного крестьянина была освобождена от всех податей. Согласно легенде, когда Николаю I показали кормилицу, он, потрепав ее по щеке, сказал: «Как Расея наша! Корми Сашу моего, чтобы здоровый был».[595] Для простой крестьянки год в Зимнем дворце, конечно, стал главным событием жизни, о котором она рассказывала односельчанам в бесчисленных подробностях. Эти рассказы-легенды долго бытовали среди мытищинских крестьян: «Сама мне сказывала. Как херувинчик был, весь-то в кружевках. И корм ей шел отборный, и питье самое сладкое. И при ней служанки – на все. Вот и выкормила нам Лександру Миколаича, он всех крестьян-то и ослободил. Молочко-то … свое сказало!».[596]
По традиции, кормилице построили в родном селе двухэтажный дом-пятистенок, который несколько раз посещал Александр II: «А как ей помирать, в сорок пятом годе было… за год, что ль, заехал к кормилке своей, а она ему на росстанях и передала башмачки и шапочку, в каких его крестили. Припрятано у ней было. И перекрестила его, чуяла, значит, свою кончину. Хоронили с альхереем и певчими».[597] Скончалась кормилица Александра II 13 декабря 1845 г., на 52-м году от рождения.
У Александра II было три сестры, которые имели своих кормилиц. В июле 1819 г., накануне рождения великой княжны Марии Николаевны (6 августа 1819 г.), начали искать очередную кормилицу. Тогда санкт-петербургский военный генерал-губернатор граф М. М. Милорадович направил главному хозяйственнику Царского Села Я. В. Захаржевскому письмо, в котором сообщал, что «Государю императору благоугодно было, что бы нескольку русских кормилиц из деревень в окружности московской дороги» собрать в Царском Селе, ко дню родов великой княгини Александры Федоровны. Через короткое время, после обследования «Царского уезда деревень», отобрали 11 потенциальных кормилиц.[598] Любопытно, что среди них упоминается некая Анна Алексеева Ершова (д. Ижорская Ямская, то есть Ям-Ижора) – молочная сестра великого князя Николая Павловича. Тем не менее кормилицей Марии Николаевны стала «крепостная женщина графа Шереметева… Анна Данилова, жена крестьянского сына Якова Федорова, у коих дочь шести недель Акулина».[599] Об уровне принятия решений свидетельствует письмо (19 июля 1819 г.) князя А. Н. Голицына, в котором он сообщает помещику Д. П. Шереметеву, что «Государь Император поручил» ему выяснить, «каким образом можно бы семейство сие отпустить на волю, с тем чтобы Его Величество готов заплатить за оное деньги или зачесть в рекрут»,[600] то есть вопрос о кормилицах держал на контроле лично Александр I!
Спальня годовалого Николая II в Аничковом дворце. 1869 г. (на заднем плане – кормилица)
Парадный костюм кормилицы. Вторая половина XIX в.
В 1822 г., буквально за неделю до рождения второй дочери в семье будущего Николая I, лейб-медик Я. И. Лейтен вместе с акушеркой «госпожой Гесс» вернулись в Аничков дворец из Царского Села после осмотра 9 кормилиц. При этом Николай Павлович отметил, что все они «нехороши».[601] Видимо, они были «нехороши» с медицинской точки зрения. Кормилицу, конечно, нашли, и брутальный Николай Павлович, всегда весьма внимательно относившийся к женской красоте, отметил в записной книжке, что у «малышки» «красивая кормилица».
590
Существует масса симпатичных историй и анекдотов на этот счет. По одному из вариантов, Александр III, прочитав записки Екатерины II, в которых она «тонко» намекала, что Петр III не был отцом Павла I, радовался тому, что процент его русской крови выше официального. В другом варианте, Александр III на одном из заседаний Русского исторического общества задал вопрос: чьим сыном был Павел I? Один историк сказал, что, скорее всего, Екатерина II родила Павла I от графа Салтыкова, своего любовника. Александр III перекрестился и сказал: «Слава Богу, мы русские!». Однако другой историк возразил, что Павел I как две капли воды похож на Петра III, и это доказывает их родство. Выслушав второго историка, Александр III вновь перекрестился и сказал: «Слава Богу, мы законные!».
591
2 августа 1783 г. – «по случаю рождения» великой княжны – 800 руб.; 20 апреля 1784 г. – ко дню тезоименитства – 200 руб.; 28 июля 1784 г. – ко дню рождения великой княжны – 800 руб.; 21 апреля 1785 г. – ко дню тезоименитства – 200 руб., 28 июля – ко дню рождения – 800 руб. (см.: РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 98. Л. 45. Записки о наградах придворным, выданных по указу императрицы из Кабинета Е. В. 1764–1795 гг.).
592
Выскочков Л. В. Император Николай I: человек и государь. СПб., 2001. С. 140.
593
Записные книжки великого князя Николая Павловича. 1822–1825. М., 2013. С. 388.
594
РГИА. Ф. 519. Оп. 1. Д. 624. Л. 1. Об освобождении крестьянина Корцова, мужа кормилицы Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Николаевича от податей. 1818 г.
595
Цит. по: Шмелев И. С. Собр. соч. Т. 4. Богомолье. М., 2001. С. 440.
596
Там же.
597
Там же. С. 441.
598
РГИА. Ф. 519. Оп. 1. Д. 1023. Л. 1. Письмо графа Милорадовича со списком кормилицам, посланным от него к генерал-майору Захаржевскому, принятое к сведению. 1819 г.
599
РГИА. Ф. 471. Оп. 1. Д. 1026. Л. 1. Об избранной в кормилицы крепостной женщине графа Д. Н. Шереметева, Анне Даниловой. 1819 г.
600
Д. П. Шереметев немедленно ответил, что он изъявляет «усерднейшее желание и просить, чтоб щастием избранная в кормилицы была отпущена со всем ее семейством вечно на волю». Вместе с кормилицей были отпущены и все ее родственники – 7 душ мужского и 3 души женского пола.
601
Записные книжки великого князя Николая Павловича. С. 107.