Заря в Академии Крови

Магического взлома, не физического.

Недовольно сморщив нос, я отперла дверь ключом и, зайдя внутрь, тут же заперла ее снова. Отставила ведра в сторону, внимательно осмотрела небольшое помещение, не поленилась и заглянула в шкаф, под кровать, в тумбочку… и лишь после поинтересовалась у проснувшегося шуша:

— Кто был и когда?

— Пятнадцать минут назад поисковый дух. В комнату войти не смог, околел на входе.

— О? Такой слабый?

— Скорее недоделанный. Уверен, второй курс, не больше, — со знанием дела покачав головой, шушь почесал заметно округлившееся светло-серое пузико и, покосившись на швабру, скептично изрек: — Не зазорно?

— А тебе?

— У меня обстоятельства.

— У меня тоже. — Не собираясь изливать душу первой попавшейся нечисти, я жестом прогнала шуша с кровати, и он послушно переполз на тумбочку, захватив с собой полотенце, из которого тут же свил нечто наподобие гнезда.

— А-а-а… ну тады ладно. Ты это… завтра в столовку пойдешь, пожрать захватишь?

— Я подумаю.

— Не! Ты эта… — Обиженно вытянув мордочку, шушь несколько минут пыхтел, пока я ополаскивалась в раковине, слава Светлой Богине, расположенной прямо в комнате, и переодевалась в ночнушку, не собираясь пользоваться душем. Перебьются, извращенцы малолетние. — Ого!

Что еще? А… заметил. Одернув левый рукав ночнушки, чтобы не было видно место сращивания, недовольно прищурилась, и новых возгласов не последовало. Можно было бы его удавить, конечно…

— Эй! Ты че думаешь? А ну не думай!

А у него отличная интуиция.

— Так, все, не думай, я сказал. Руку дай. — Перепрыгнув на кровать, шушь уверенно взобрался на мою ладонь и, куснув до крови самый кончик моего указательного пальца, тут же что-то зашептал. — Все, готово. Меня звать Климент. Можно Клим.

— Зарина. Для друзей — Заря.

— Чудно. Споки, Заринка. С тебя завтрак.

— Договорились. — Кивнув и не побрезговав облизать укушенный палец, чтобы зализать крохотную ранку, я погасила ночник и легла.

Шушь согласился на добровольную привязку даже быстрее, чем я думала. Значит, он истощен больше, чем кажется. Что ж, мне это только на руку, не скрою. Клим… Климент… попахивает чем-то демоническим. Впрочем, и это не беда, разберемся.

Остаток ночи прошел без происшествий, да и неудивительно — вряд ли все заинтересованные ребятки успели обо мне узнать, а те, кто успел, просто еще не пришли в себя и не подготовились к полномасштабной пакости, так, чтоб наверняка. Единственное, что утром стало слишком много света, и хлипкие занавески не стали препятствием для настырных солнечных лучей, неизвестно каким образом прокравшихся сквозь обычные для этого сезона тучи. Хотя это длилось недолго — каких-то двадцать минут, и снова мелкий, противный дождик, что было уже более достоверно. Октябрь все-таки, не июль.

— Эй, Заринка… э-э-эй!

И рада бы поваляться еще, но некоторые голодающие почуяли, что я уже не сплю.

— Что? — приоткрыв правый глаз, поинтересовалась я.

— А ты не голодная, что ли?

— Нет. Мы, орки, можем обходиться без еды до трех суток, тебе ли не знать.

— Тьфу! — Сначала ругнувшись, следом Клим попытался меня разжалобить: — Зарин… Зариночка… а ты сходила бы на разведочку… как и что… без еды-то оно, может, и ничего, но не без чаю же? А чаи тут мм… вкусные-э-э!

— Тебе булок, мяса или овощей? — не став упрямиться, спросила я, уже вставая.

— Всего! И сметаны, смета-а-аны!

— Со сметаной из столовой будут проблемы — в ладонях я тебе ее не понесу. Но не хнычь, на днях схожу в город, куплю.

— Я тебе говорил, что ты душка?

— Ты еще скажи, что красотка. — Скептично скривив губы, когда шушь уже почти открыл рот, я случайно глянула в окно и замерла. — Клим, брысь, у нас гости.

У нас действительно были гости, причем невероятно наглые и беспардонные. Еще вчера я нарисовала на занавесках парочку простейших рун от подглядывания, и именно сейчас их пытались взломать снаружи. Окно, кстати, было всего в полутора метрах от земли, так что мне были видны силуэты троих. К сожалению, только силуэты.

Успев на счет три натянуть замшевый костюм, на счет четыре я уже расчесывала волосы, причем глядя четко в окно, поэтому не пропустила момент, когда руны поддались, занавески истончились до состояния застиранной марли, которой, впрочем, и являлись, и на меня уставились три пары любопытных мальчишечьих глаз.

— Бу! — Специально убрав все волосы с левой половины лица, я являла не самое привлекательное зрелище.

Уродливый шрам, начинающийся на лбу и заканчивающийся на подбородке, шел через всю левую щеку. Когда-то давно, а точнее, всего каких-то пять лет назад именно из-за него я потеряла свой глаз, который мне заменили. Не самым лучшим аналогом, я вам скажу, но на тот момент со мной не советовались. Никого из четверых оставшихся в живых не спрашивали. Мы умерли, у нас даже официальные могилки есть. Мне, к слову, еще повезло — рука высшего демона, которой нипочем любые увечья, да глаз-артефакт, глядящий в иной мир, — мало кто может похвастать подобным. Жиден уха лишился, и ему обратно не пришили, у Нанки обе ноги чужие, причем вампирьи, а Карсш… Карсшу повезло меньше всех — своя у него осталась лишь голова, и та теперь приживлена к телу человека.

А до того несчастного случая была прекрасная компания. Четвертый курс Академии Медиумов и Спиритов. Шалопаи и гулены, на две трети состоящие из золотой молодежи и лишь на треть из таких, как я. Вот как раз мы и выжили… самые выносливые, самые сильные, самые удачливые. Можно ли считать удачей то, что, шагнув за грань и пробыв там почти сутки, мне удалось вернуться? Не самой, нет — меня вернул сам Плетельщик, и то потому что я знала чуть больше остальных и могла дать развернутые показания. Знала, предупреждала, пыталась остановить… Но кто послушает шальную девчонку Зарю из приграничного охотничьего клана Говорящих с Ветрами, если сам племянник наместника говорит, что все схвачено? Как раз именно его тело пострадало меньше всех и теперь принадлежит Карсшу.

За призыв тварей с Изнанки всех выживших приговорили к пожизненному заключению на иритовых рудниках, где живут не больше года.

А затем нам предложили альтернативу.

Я знаю, господа из следственного отдела прекрасно понимали, что наша вина лишь в том, что мы не донесли на своих однокурсников и не предотвратили призыв, но и этого им было достаточно. Мы там были. Погибли пятнадцать студентов четвертого курса и двое преподавателей, которые это все и затеяли. Выжили… условно выжили четверо.

Я предпочла работу рудникам. Пять лет безоговорочного выполнения личных приказов Плетельщика, лица которого я ни разу не видела и как зовут по-настоящему — не знала. Пять лет скитаний по городам, деревням и селам. Выявление, предупреждение, наказание. Пять лет лжи, самой грязной работы и столько всевозможной кровавой практики, сколько не было за четыре года обучения. Теперь я не медиум, нет — я не могу видеть будущее одним глазом. Зато я могу видеть Мертвый мир вторым, артефактным. Все бы ничего, но выглядел искусственный глаз не самым прелестным образом — полностью бордовый, без зрачка, а когда я злилась, он становился ярко-алым. Поэтому я носила повязку. Всегда. Почти всегда.

Кстати, детей я напугала. Не столько своим внешним видом, сколько неожиданным появлением. Вампирята, курс второй, не больше. Неужели это они вчера пытались дверь взломать? Как грубо…

К тому времени, когда я открыла окно, чтобы пообщаться с ребятками уже более детально, они убежали. Жаль… Что ж, подожду более удобного случая узнать, с чего такая милость и повышенное внимание, мне торопиться некуда.

Не поленилась я и осмотрела окно с наружной стороны, прекрасно понимая, что пакости могут начаться в любой момент, причем будут они, как всегда, внезапными и весьма изобретательными — сталкивалась уже с подобным и не раз. И каждый раз удивлялась предприимчивости юного поколения, вынося для себя простую истину: в каждой избушке — свои погремушки, то есть иными словами — в каждой академии свои учителя, свои методы преподавания и как вывод — свои специфичные пакости.