Чудеса маленькой Грези

После некоторого молчания (видимо, оно было необходимо для того, чтобы справиться со слезами,вполне естественными, если тебе девять лет и тебя допрашивают трое взрослых) Грези начала говорить. Тоненький, как у кузнечика, ее голосок звучал на первых порах робко и неуверенно, но он все крепчал и наконец зазвенел голосом жаворонка, поющего свою гордую песню там, высоко в синем небе.

- Я.- сначала мне показалось, что это очень смешно... Ну, с зеленой коровой и Винни-пухом... Я хотела, чтобы все удивились и никто ничего не понимал! А потом я подумала: ведь можно сделать так, что всем станет хорошо... Ну, всем, конечно, кто сами хорошие.

Ведь можно, например, устроить, чтобы у Смита исчез долг в городском банке? Я об этом слышала, папа говорил маме... И чтобы у старого Питерса опять отросла нога и он смог работать и не попрошайничать... А у нас чтобы стало больше земли и вместо одного маленького -четыре... нет, шесть больших-больших тракторов, много работников... нет, не надо работников-пусть тракторы сами делают все, что нужно... И чтобы поймали, наконец, разбойника Гарсея, который полтора года назад убил женщину, а сейчас грабит бедных фермеров...

Карие и блестящие от недавних слез глаза Грези загорелись вдохновением:

- А еще лучше-я вам покажу! Вот!.. Вот!.. Вот!..

И по мере того, как крепнущим детским голоском она выкрикивала свое "вот", у шерифа, мистера и миссис Пенкроф все шире открывались рты, но лица делались все спокойнее, и в них появлялась тишина, и все трое, так много знающие о жизни и так сильно ею потрепанные, становились все более похожими на Грези, которая была охвачена восторгом желания добра и счастья для всех.

...В огромное поле превратился клочок истощенной за многие годы земли мистера Пенкрофа, и шла по нему шестерка красавцев-тракторов.

Бодро прошагал и приветливо склонился старый Питере.

- Иду наниматься в шоферы-открылось свободное место, а у меня, как видите, опять две ноги, ха-хаха!-крикнул он и исчез за изгородью.

Вышел из лесу, направился прямо к шерифу и, подойдя вплотную, бросил на землю у его ног два пистолета и винчестер жестокий и неуловимый гангстер Гарсей. Он поднял руки и сказал:

- Я здесь, шериф. Мне надоело жить по-волчьи.

Много было еще чудес, пока миссис Пенкроф, вечно раздраженная и усталая, эта грубая жилистая женщина, не спросила тихо:

- А мне, дочка...- мне?

- А тебе...-торжественно заявила Грези,-тебе- вот!

И все увидели, что во дворе чисто, как никогда, в доме до блеска вымыты полы, скотина накормлена, а на кухне стоит на высокой табуретке у плиты котенок и помешивает ложкой в дымящихся кастрюлях.

Они долго молчали, пока Грези не воскликнула с торжеством и ликованием:

- Хорошо я придумала?

Взрослые так же молча переглянулись.

Пенкроф горько сказал:

- Как я объясню, откуда у меня эта земля, эти тракторы и все остальное? И потом-где взять деньги на налоги за все это?

Шериф кивнул-ведьмой был представителем власти и понимал в таких вещах.

Гангстер Гарсей с сожалением произнес, глядя на тучную фигуру неуклюжего Силбрайта.

- Никто вам не поверит,- шериф, что вы один схватили меня, и все равно не дадут вам премии.

- Я уже не смогу не гнуть спину сутра до ночи,-покачала головой женщина. И вдруг ее охватило раздражение, с которым она не могла совладать, потому, что вспомнила всю свою проклятую неудавшуюся жизнь: как семнадцатилетней девчонкой, наслышавшись похвал учителя рисования, утверждавшего, что ее акварели очень-очень-очень хороши, уехала в Большой город научиться настоящей живописи и стать настоящей художницей: как не без помощи профессора поняла-ничего не выйдет, как вышла замуж за мистера Пенкрофа, тогда еще молодого и веселого, а не сутулого и испуганного-нынешнего; как огрубели ее некогда маленькие руки... И с невыносимой ясностью сообразив, что никогда этим рукам не справиться больше с кистью- разве что с метлой и подойником, она взорвалась, и этот взрыв обрушился, конечно, на Грези: для того ведь и существуют маленькие дети. Резким визгливым голосом миссис Пенкроф закричала:

- Мерзкая девчонка!. Вечно у тебя в голове всякие дурацкие фантазии! Убирайся на кухню и чисть картошку! - и зарыдала.

Непонимающе смотрела на всех Грези. Потом сжала не очень чистые кулачки и в свою очередь отчаянно закричала:

- Вы не хотите? Не хотите! Ну и не надо!

И все стало по-прежнему.

Тогда мать легонько положила тяжелую руку на худенькое плечо девочки и тихо, успокаивающе сказала:

- Надо дождаться лучших времен, Грези.

Уже уходил обратно в лес Гарсей, когда шериф вдруг спохватился, провожая взглядом его широкую, ловкую спину, и негромко попросил (все-таки он был человеком долга):

- Но, может быть, -ты вернешь... Сделаешь, как было... вот это. Одно это.

Горестно покачала Грези головой.

- Нет, - по-взрослому вздохнула она. - Больше я ничего не могу. Я чувствую, что не могу. Ведь все вы не захотели...

В комнате, в уголке Грези, играл с комком бумаги дымчатый котенок-самозабвенно и глупо, как и полагается обыкновенному котенку.

... Ах, Грези, Грези! Вот у тебя и отняли чудо. Но ничего, Грези, не плачь. До лучших времен, Грези.