Страх

Камиль стала недоверчивой, научилась при новых встречах читать взгляды, расшифровывать движения глаз, сокращения зрачков. Глаза выдавали чувства. Впервые оказавшись обнаженной перед мужчиной, она покраснела от стыда, прочитав в мужском взгляде отвращение: было впечатление, что парень смотрит на кучу колючей проволоки. Именно тогда, в шестнадцать лет, она в первый раз исполосовала себе живот бритвой. Не для того, чтобы умереть, а всего лишь сделать себе больно, наказать свое проклятое тело.

Наказать саму себя.

С тех пор калечить себя стало для нее почти привычкой. Потребностью. И разрядкой.

В университете у нее почти не было подруг и даже парни ее остерегались: любую машину можно сломать, если знаешь, куда ударить. А Камиль, все больше замыкавшаяся в себе, это знала. Она выросла одна, без братьев и сестер: пережив с ней настоящий ад, родители уволили маленького архитектора, поскольку не были готовы снова отведать «радости» размножения.

Избегать парней, чтобы обрести мужчин. В конечном счете именно с ними она чувствовала себя лучше всего, если только оставить в стороне секс. Потому что сама была на них похожа. Внешне, характером, своими привычками домоседа. В возрасте, когда девушки красятся, надевают платья и выходят с подружками, Камиль искала убежище в книгах, в занятиях биологией, в упражнениях для развития мускулатуры и боевых искусствах, в интенсивной ходьбе по лесу в брезентовых штанах или в тренировочном костюме. Она избегала курильщиков, никогда не пила спиртного, ела только здоровую пищу – чтобы предохранить драгоценный орган, сдержать свое детское обещание, о котором никогда не забывала. Чтобы не умереть от какой-нибудь гадости.

Вес сердца кита – 600 килограммов. Вес сердца мыши – 0,09 грамма. Вес сердца женщины – 300 граммов.

Поскольку природа наградила ее телосложением воительницы, солидной защитной оболочкой для маленького больного миокарда, следовало идти до конца. После бритвенных лезвий она научилась причинять себе боль другим способом, без усилий. Ей надо было только прочувствовать, как стучит, колотится ее сердце, как мускулы становятся обжигающе горячими, как краснеет кожа, приобретая яркий, весьма заметный красный цвет, свидетельство того, что все идет хорошо.

Солярка становилась бензином.

Красный – цвет крови, синий – цвет униформы. Вполне различные, вполне заметные. Хватило рекламы и неудачи в занятиях биологией, чтобы ее будущее круто развернулось на сто восемьдесят градусов: был объявлен набор в национальную жандармерию. И вот в двадцать два года она сдала вступительные экзамены, чтобы стать унтер-офицером. Ей требовался контакт с чем-то настоящим, своя территория, чтобы чувствовать, как работает сердце, и слышать глухой ток крови, насыщенной кислородом после усилия.

В этом ремесле ей нравилось все: строгость, дисциплина, картезианский дух. В любом случае она не представляла себе, как стареет в лаборатории, сидя на стуле перед микроскопом. К тому же стать жандармом значило для нее сблизиться не только с жизнью, но и со смертью, исследовать человеческое тело, но иначе. Преступления, вскрытия – смерть в расследованиях была постоянной величиной.

Она знала, что это ремесло вполне соответствует ее стремлениям. После года учебы в школе Шатолена она стала одной из первых по успеваемости, несмотря на слабость в спорте, – в конце концов, она была всего лишь женщиной среди крепких парней. Камиль получила возможность самой выбирать место службы и решила вернуться туда, где все началось: в Лилль. А в отделении жандармерии Вильнев-д’Аска как раз появились новые вакансии техников-криминалистов. Идеальный выбор: ее будут посылать на место преступления, и она попытается понять причину смерти других. Тех, кто перешел в иной мир, в то время как она осталась жива.

Время пролетело так быстро… После пяти лет соприкосновения с мерзостью, кровавыми преступлениями, самоубийствами – безысходность, алкоголь, адюльтеры составляли основу почти девяноста процентов дел – она обновила свой контракт, уже на другой, более долгий срок. Потому что ее ценили в команде судебной полиции и время от времени позволяли шире участвовать в расследованиях, присутствовать при обысках или вскрытиях. Судмедэксперт позволял ей рассматривать вблизи раненые грудные клетки, ощупывать сердца, даже брать их в руку. Некоторые были большими, как окорока, другие лопнувшими, попадались мускулистые, светлые, темные, всегда разные. Порой судмедэксперт обнаруживал аномалии, не выявленные при жизни жертвы.

Камиль слушала, училась, размышляла. Она видела кровь в животах вскрытых трупов, эту липкую жидкость, которая после смерти просачивалась сквозь стенки артерий из-за силы тяжести. Она искала «синюю» кровь, ту, что испохабила ее детство, ее жизнь, но в конце концов выяснила, что такой просто не существует: это всего лишь иллюзия, возникающая, когда свет проникает сквозь кожу и вены. Настоящий цвет крови обнаруживался лишь под бестеневой хирургической лампой: темно-красный, почти черный. Бедная кислородом, истощенная, усталая, похожая на ее собственную менструальную кровь. Сердца, движимые одним лишь природным электричеством, зачаровывали ее сложностью, способностью сокращаться, качать кровь. Если останавливалось сердце, останавливалось все.

Человеческий механизм раскрывал перед ней на стальном столе всю свою сложность.

Сердце кашалота: девять ударов в минуту. Сердце колибри: двести ударов в минуту.

Камиль должна была первой догадаться, что побывавшие в починке детали рано или поздно опять сломаются, не сегодня, так завтра. Первые признаки-предвестники появились у нее в тридцать лет: пальпитация, учащенное сердцебиение, аритмия. Она стала быстрее уставать, ее утомляло малейшее усилие, а когда просыпалась по утрам, болела грудь…

Вот так молодая тридцатилетняя женщина и оказалась снова там, где провела детство, – на койке кардиологической клиники, напротив больничного корпуса Роже Саленгро. Печальный поворот судьбы. Лилльский региональный больничный центр широко распахнул перед ней свои двери.

И кошмар начался вновь.

Ее сердце, которое она так старалась сделать крепким, мускулистым, воссоздать заново, билось слишком медленно, а порой так слабо, что его не удавалось расслышать.

Перекачав пятьдесят миллионов литров крови, это сокровище, о котором она так заботилась, так берегла, питала, как и оно питало ее с самого рождения, собиралось окончательно ее покинуть.

И то, чего Камиль больше всего боялась, наконец произошло: в первый раз она умерла 29 июля 2011 года, в 5 часов 10 минут утра.

7

Нервно сцепив руки, Камиль ждала, когда кардиолог сообщит ей результаты обследования. После падения на Кошачей горе четыре дня назад ее доставили на «скорой» в клинику Роже Саленгро в региональном больничном центре Лилля. Молодая женщина ничего не помнила, кроме сильной боли в груди.

Доктор Кальмет, лет шестидесяти, как раз просматривал на негатоскопе рентгеновские снимки ее коронарных сосудов. Проведенная процедура состояла в том, чтобы впрыснуть с помощью зонда, введенного в бедренную артерию, контрастное йодированное вещество, позволяющее окрасить коронарные артерии. Молодой женщине пришлось еще раз вытерпеть магнитно-резонансную томографию сердца, операционный блок, общую анестезию и пробуждение на незнакомой койке в двухместной палате, да к тому же с какой-то хрипящей старухой рядом. Три полных дня медицинских обследований в кардиологической клинике, которые показались ей бесконечными. Доктор заметил, что она с интересом смотрит на окрашенные пробы меж двух стеклянных пластинок в прозрачном пакетике на столе. Ее биопсия…

– Это для вас, – сказал Кальмет. – Видите, на этот раз я не забыл.

– Спасибо.

– Некоторые коллекционируют марки, другие оловянных солдатиков, а вы…

Камиль притянула образец к себе – бесконечно тонкий срез ее сердца меж двух стеклышек – и с интересом рассмотрела, прежде чем положить в сумочку.