Связной

– Ты сегодня пришел раньше, – засветилась Зоя. – Но ничего, борщ уже готов!

– Я это почувствовал, когда подходил к дому, – заулыбался Тимофей. – Запах на весь квартал.

Пройдя в прихожую, Тимофей невольно обратил внимание на пальто, висевшее на вешалке.

– А я не одна, – неожиданно объявила жена, – ко мне пришла подруга.

– Вот как, – постарался скрыть разочарование Тимофей. Ему хотелось побыть с Зоей вдвоем, а тут такая незадача!

Шагнув в комнату, он увидел девушку лет двадцати двух – двадцати четырех, весьма привлекательную. Смущенно улыбнувшись, гостья произнесла:

– Зоя мне столько про вас рассказывала. Теперь я понимаю, что она нисколько не ошибалась. Меня зовут Люся, – протянула она узкую хрупкую ладошку.

– Тимофей, – пожал Романцев пальцы, тонкие, будто веточки.

– Очень приятно было с вами познакомиться, но мне нужно идти.

– Может, останешься? – не очень уверенно предложила Зоя.

– Да, правда, – поддержал Тимофей, – и борщ к тому же уже готов.

– Знаете, в следующий раз я непременно останусь, – заторопилась к прихожей Людмила, – но сейчас мне нужно идти. Завтра рано утром я уезжаю, мама у меня прихварывает.

– Ну, если так, – развел руками Тимофей, – задерживать не смею. Все аргументы уже бессильны.

– Как-то неловко получилось, – смущенно произнесла Зоя, когда подруга ушла. – Надо было настоять, предложить чаю.

Тимофей приобнял жену. Теплая. Желанная.

– Она просто не хотела нам мешать. Мы как-нибудь обязательно специально пригласим ее в гости.

– Было бы очень здорово, – прижалась Зоя к его груди. – У меня ведь ты есть, а у нее совсем никого. Я бы пирогов напекла, солянку приготовила…

– Хорошая идея! Нужно будет определиться со временем… Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился! Все думал о том, как перешагну порог, как войду в квартиру, как обниму тебя…

Зоя быстро накрыла стол. Получилось очень красиво. Она умела создавать уют даже из малого. В центре в небольшой кастрюле дымился борщ, источая мясной дух. На широкой тарелке, расписанной «под хохлому», аккуратные кусочки хлеба; нарезанная селедка, до которой Тимофей был невероятно охоч, лежала горделивой барыней отдельно.

Вытащив из комода глубокие тарелки, Зоя налила в них борщ.

– Вот если бы ко всему этому еще и стопочку, – мечтательно протянул Романцев, – тогда было бы совсем хорошо.

– Ну как я могу тебе отказать? – пожала плечами Зоя, доставая из шкафа бутылку «белоголовой».

– То, что нужно, – вымолвил Романцев, наливая водку в стопку. Опрокинув ее одним махом, удовлетворенно произнес: – Вот теперь я понимаю, что такое счастье. – И принялся за борщ. – А борщ какой горячий! Это хорошо. Люблю именно такой. Ты у меня настоящая мастерица!

Зоя счастливо улыбалась и, подперев ладонью голову, с интересом наблюдала за Тимофеем, расправляющимся с борщом ложка за ложкой. Он отдувался, пыхтел, покрякивал, обмахивал себя ладонями, но приятное занятие прекращать не намеревался. А когда была проглочена последняя капля, устало откинулся на стул и произнес:

– Ух, наелся! Говорят, что переедать вредно.

– Ничего, тебе все полезно, ты еще молодой. А потом, когда ты ел в последний раз? – И заметив, как Тимофей призадумался, добавила: – Ну, вот видишь, даже и не вспомнишь.

– А ты чего не ешь?

– А я уже поужинала. Тебе ведь чай покрепче? – с готовностью спросила Зоя.

– Конечно. Ты знаешь мои вкусы.

– Посмотри, что у меня есть, – достала она из комода лимон. – Купила сегодня на базаре. И совсем недорого!

– Теперь мы шикуем.

– Вот чай с тобой я попью обязательно.

Зоя отрезала от лимона две тонкие дольки и положила их в чашки, после чего залила их свежезаваренным чаем. В небольшой стеклянной вазочке лежали колотые куски сахара. Пили вприкуску, макая твердый и белый, будто мрамор, сахар в горячий чай. Слов не требовалось, достаточно было лишь смотреть друг на друга.

Когда с чаем было покончено, они поднялись из-за стола и направились в комнату с небольшой узкой кроватью, на которой им никогда не было тесно.

Глава 4

Как мой подопечный?

Едва Тимофей перешагнул кабинет, как тотчас трескуче зазвонил телефон. Подняв трубку, он произнес:

– Старший лейтенант Романцев.

– Это полковник Утехин. Уже на службе?

– Так точно, товарищ полковник!

– Когда следующий радиоэфир?

– Сегодня в шесть часов вечера.

– Очень хорошо. Возьми карандаш и записывай. В радиограмме должны быть такие слова…

Пододвинув к себе листок бумаги с карандашом, Тимофей с готовностью отозвался:

– Слушаю, товарищ полковник!

– «На станции Люберцы находятся два эшелона с танками. Из разговоров с машинистом выяснено, что эшелон направляется на Ленинградский фронт. В Егорьевске наблюдается значительное скопление красноармейцев. По моим данным, это 217-я пехотная дивизия. Квартируют в городе уже три дня. В ближайшее время ждут передислокации в Тихвин». Записал?

– Записал, товарищ полковник.

– Пока этого достаточно. Немедленно сообщи, как получишь ответ.

Подняв трубку, Тимофей набрал номер начальника тюрьмы НКВД:

– Как там мой подопечный, товарищ майор?

– С ним все в порядке, сидит как миленький. В штрафном изоляторе не шибко-то побалуешь.

– Я его забираю, будет находиться под нашим наблюдением.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, бумаги будут оформлены?

– С бумагами все в порядке, они уже подписаны.

– Тогда полный порядок. Жду!

Особняк из красного кирпича на улице Московской, в котором размещалась небольшая двухкомнатная квартира, подведомственная НКГБ, находился на самой окраине города. Ходили слухи, что прежде он принадлежал самому боярину Ромодановскому, использовавшему глубокие подвалы здания в качестве пыточной. Как бы там ни было, здание стояло на отшибе и для встреч с агентами представлялось идеальным местом. Над самой крышей, расправив каменные крылья, парил двуглавый орел, символ царского самодержавия и былого величия империи. Судя по многим отметинам на его оперении, герб пытались неоднократно сбить, но гордая птица, не желая сдаваться Советской власти, продолжала парить и буквально вросла в каменную кладку. В конце концов символ царской власти оставили в покое, и теперь орел хмуро посматривал на всех, кто проходил в дом, покалеченным левым глазом. Видно, с Советской властью у него были собственные счеты.

Подняв трубку телефона, Тимофей Романцев произнес:

– Вот что, дежурный, позови мне младшего лейтенанта Никифорова и сержанта Муртазина.

Через несколько минут в комнату сдержанно постучали:

– Разрешите?

– Проходите!

Первым прошел младший лейтенант Никифоров. Следом, укрывшись за широкой спиной сослуживца, протиснулся Муртазин.

– Никифоров, ты бывал на Московской в нашей оперативной квартире?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

– Сегодня из следственного изолятора я забираю Копылова. Он будет находиться в квартире под вашей охраной. Так что, если вдруг что-то пойдет не так… Вдруг он сбежит или еще что-нибудь эдакое выкинет, с каждого из вас спрошу строго. Вам понятно?

Младший лейтенант взгляда не отвел. Сухощавое лицо вдруг разодрала неуклюжая мальчишеская улыбка:

– Так точно, товарищ старший лейтенант, никуда он от нас не денется. Не в первый же раз.

– Вот и славно, Никифоров. Возьми рацию, – показал он на компактный ящик с ремнями, стоящий в углу кабинета, – и за мной в машину, – заторопился Романцев из кабинета.

В следственном изоляторе его уже ждали. Едва он представил бумаги дежурному офицеру, как тот понимающе кивнул и произнес:

– Майор Лебедев уже ожидает вас.

Еще через несколько минут в сопровождении охраны привели Копылова. Следом, заложив руки за спину, храня на лице деловую задумчивость, протопал начальник тюрьмы.