Тринадцать ведьм

– Может, открыть окно? Здесь есть окна?

– Окна есть, но они не открываются, закрыты наглухо и задрапированы. Да и нельзя, у этой комнаты своя аура, своя атмосфера, ток воздуха может пробить энергетическую оболочку. Еще кофе?

– Можно. Знаешь, я далек от магии и всегда считал, что это женское занятие. Сейчас слушаю тебя и думаю, неужели работает? Почему женщины?

– Мужчины живут разумом, а мы, женщины, инстинктом. Мы ближе к земле и природе, мы видим суть. Мы хранительницы, понимаешь?

– А эти знаки… руны, кажется? Ты в них тоже разбираешься? Я читал про них.

– Разбираюсь. Это древние знаки, очень сильные, с ними нужно осторожно. Хочешь, определим твою защитную руну?

Мужчина покачал головой:

– Не нужно. Вдруг нагадаешь чего-нибудь…

– Я сказала, защитную, она будет защищать тебя.

– А у тебя есть защитная руна?

– Есть. Те, у которых дар, получают ее при рождении. Ты не поверишь, какие ведьмы ранимые и насколько они открыты для сил зла! Тут без защиты не обойтись.

Мужчина смотрел на нее с улыбкой.

– Тысячу лет назад ты была бы жрицей, – сказал он, – а в Средние века тебя сожгли бы на костре. Так и вижу тебя в черном, с распущенными волосами, в клубах дыма, а вокруг беснующаяся и вопящая толпа…

Женщина вдруг закашлялась, хватаясь за горло. Мужчина наблюдал, не двинувшись с места. Она, хватая воздух широко открытым ртом, сжала ручки кресла, голова ее запрокинулась, и напряглись жилы на шее. Мужчина наблюдал, по-прежнему не шевелясь. В «черной» комнате стояла тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием ясновидящей.

– Ты права, ты для меня не опасна, – сказал он наконец. – Ты ни для кого не опасна, я пошутил. Ты меня слышишь, ведьма? – Он наклонился над ясновидящей, провел рукой над ее лицом. – Какая же ты ясновидящая, если не предвидела такой поворот? Или свои проблемы ты предвидеть не в состоянии? А где твоя защитная руна? Или она тебе не досталась? А янтарные человечки? Считай, что ты сейчас горишь и задыхаешься в дыму, только толпы нет…

Он постоял немного, прислушиваясь к хриплому дыханию женщины. Потом, не оглядываясь, вышел из «черной» комнаты. Спустя минуту хлопнула входная дверь…

Глава 9

Подведение итогов

– Ну и что ты узнал? – спросил Добродеев Монаха, когда они покинули пределы Молодежного театра. В голосе его слышались скептические нотки.

– Кое-что, Леша. Визит в театр и общение с актерами были весьма полезны.

– Надеюсь, – сказал Добродеев.

Монах ухмыльнулся:

– Ты хочешь сказать, что я не произвел на них должного впечатления? Твоя реклама не сработала, и тебе было неудобно за меня? Я не оправдал твоих надежд, так? Ты считаешь, что нужно было заявиться в короне с рогами и в бархатных штанах с золотыми позументами? Устроить балаган в балагане, бегать по залу и с ревом выдергивать их за руки на сцену? Так, Леша?

Добродеев слегка смутился и протянул:

– Ну-у-у… все знают, как должны вести себя настоящие экстрасенсы… примерно так.

– Ты прав, народ нынче пошел грамотный. Тут важно определиться, Леша, кто мы такие. Или шарлатаны с хрустальными шарами из зомбоящика, или детективы, расследующие преступление. Если первое, то я прошу прощения за то, что поставил тебя в неловкое положение… хотя мог бы тебе заметить, что не надо болтать лишнего. Ежели второе, то все в русле.

– Да я не это имел в виду, – махнул рукой Добродеев. – Но они ведь ничего не знают! И если ты думал расслабить их водкой… сколько получилось на брата? По наперстку? Надо было брать больше.

– Я не собирался их расслабить, Леша. У моего жеста совершенно другой смысл. Древняя традиция – гость приносит с собой еду или питье, тем самым показывая, что руки его заняты дарами, а не оружием. Это демонстрация добрых намерений, он становится своим. Мы разделили хлеб и помянули Петю Звягильского. Водка – тот же хлеб… в широком смысле. Кроме того, люди, как правило, мне верят – у меня внешность, вызывающая доверие. Толстяки вообще симпатичны по причине кажущейся безобидности и неспособности гадить ближним. Считается, им бы покушать – только и забот.

– Он не толст, он мускулист! – Добродеев похлопал себя по изрядному животу. – Но ты хоть узнал что-нибудь? Ляля Бо – пикантная женщина, но я так и не понял, чего ты от нее добился. И Жабик…

– Я добился картинки, Леша. А картинка следующая: около гримерок шлялся мужчина с букетом; на столе в гримерке Звягильского лежал засохший букет; Жабик видел в коридоре чихающего мужчину. Чихающий человек обычно прикрывает лицо носовым платком. Наш преступник всунул голову в гримерку, протянул букет и сказал Звягильскому, что его спрашивает дама… где-нибудь там, у входа. Гипотетически. Тот и купился… сбросил шкуру и побежал. Вербицкий говорил, что старикан был еще ого-го ходок. И тогда преступник проделал то, зачем пришел. Он облил фальшивую тигриную шкуру… Сколько времени нужно, чтобы облить шкуру? Полминуты, Леша. А потом убраться из гримерки и, наткнувшись в коридоре на Жабика, прикрыть лицо и начать чихать.

– Но зачем?

– Каков мотив, ты хочешь сказать? Я думаю, для мести слишком театрально… устроить факел, рисковать наткнуться на знакомых… если это устроил собрат-актер. Тут уж прикрывайся, не прикрывайся, а тебя узнают. Эта театральность, по-моему, не что иное, как намек, что убийца из театрального мира. Я же думаю, что убийца был чужим. Ему повезло, на двери висела табличка с именем Звягильского, и ему не пришлось заглядывать во все комнаты подряд. Мотив пока неясен, если только это не мания величия «великого» непризнанного режиссера. Не знаю. Но есть у меня внутреннее чувство, что Петя тут случайная жертва… кажется, я об этом уже упоминал. Моя версия нашла подтверждение, Леша. – Монах загадочно умолк.

– Какое подтверждение?

– Помнишь рисунок на стене? Опрокинутая семерка, черный маркер.

– Кажется, помню. Закорючка! Ну и что?

– Ты знаешь, что это такое?

– Опрокинутая семерка? Понятия не имею!

– Это не закорючка, а Игни, элемент огня, очень сильный оккультный знак. Тут главное – огонь, а не жертва. Факел.

– Игни? – с недоумением повторил Добродеев. – Христофорыч, ты как-то все усложняешь… какая-то закорючка…

– Повторяю – это не закорючка, Леша. Этот знак используется в ведьмовских практиках… «Макбет» начинается с визга и проклятий трех ведьм, а Шекспир интересовался оккультизмом. Как видишь, тут полная гармония, Леша. Убийца – образованный человек.

– И кто он, по-твоему? Колдун? Ведьма?

– Возможно.

– А мотив?

– Мотив пока неясен. Разве что… – Монах задумался.

– Что? – выдохнул Добродеев.

– Разве что это манифестация, Леша. Это афиша. В театре как в театре.

– Афиша? – недоуменно повторил Добродеев.

– Это попытка заявить о себе, Леша. Выйти на люди в маске и сказать: «Трепещите, я пришел! Смотрите мою пьесу!» Обещание, если хочешь.

– Это что, оккультная секта? – спросил окончательно обалдевший Добродеев. – Какое обещание?

– Обещание продолжить. Это начало, Леша. И мое внутренне чувство подсказывает мне, что продолжение вскоре последует. Зло носится в воздухе, и этот… Игни оседлал волну. Может, и секта.

– Ну, ты, Христофорыч… как-то уж слишком! Прямо Кассандра! Неужели ты веришь во все эти… фэнтези? Это же детский сад, страшилки для ребятишек! Зачем?

Монах скорбно покачал головой:

– Хотел бы я ошибаться, Леша. Зачем? А зачем существует мировое зло? Оно беспредметно, Леша, и не направлено на кого-то определенного, оно направлено против всех. У него на глазах повязка.

– А что мы теперь будем делать? – спросил Добродеев, который верил и не верил – с Монахом никогда не знаешь… волхв, блин! Загадками говорит… пророчествует! Голова у Добродеева шла кругом, разум его отказывался принимать версию с ведьмой, но Монах был так убедителен… Черт его знает, дело это темное!

– Ждать, Леша. Мы будем ждать второго шага… Игни. Назовем его Игни. Мое глубокое убеждение – идеальных преступлений не бывает, где-то он споткнется. Даже если он мировое зло.