Заповедь любви

– Очень приятно, – склонил я перед ней голову и пожал протянутую ладонь, – Михаил Ефимович Кондаков, инженер, изобретатель, коммерсант.

– Буду очень вам, Михаил Ефимович, обязана, если представите меня Харитонову. Моя каюта напротив капитанской.

Она разжала пальцы и осторожно высвободила ладонь.

Я еще раз склонил голову.

Потом мы с Васей прошли в мою каюту, по дороге заказав у буфетчика принести чаю, и потек разговор. Вася рассказал, что учится в Петербургской академии художеств, а его друг, тоже мологжанин, Николай Васильевич Харитонов, шестой год постигает мастерство живописи у самого Ильи Ефимовича Репина и успел приобрести известность своими работами. В Мологе они собираются пробыть до начала сентября, а потом – снова в Питер. После того памятного лета Вася приезжал к тетке всего лишь раз, лет пять назад, но ни меня, ни моего молочного брата Жени, ни Ильдуса в Диево-Городище уже не было. Я рассказал Васе о своих братьях, о том, что Женя теперь помощник инспектора Духовной семинарии, живет в Одессе, а Соня вышла замуж за священника Николая Любомудрова и живет недалеко от Мологи, в Лацком. Поведал о своей работе и целях поездки. И, наконец, о самом главном – самой прекрасной в мире женщине, с которой состою в близких отношениях. Дарованная мне Богом любовь полностью изменила и меня, и мое отношение к миру, и эти изменения мне по сердцу. Мир как бы расширился, я ощущаю незримое единение со всеми людьми, со всем миром – люблю всех и вся. «Это… Это – не знаю даже как выразить! – воскликнул я, поднимая руки и как бы обнимая ими весь мир, но через секунду опустил их на колени и с грустью произнес:

– Единственное, что смущает, Алиса не соглашается венчаться. Она считает, что венчание накладывает кандалы на любовь, убивает ее».

– Отказ от таинства венчания – отказ от даруемой Богом благодати. Венчание не создает, а разрушает кандалы. Кандалы отчужденности, слепоты, безверия, – прокомментировал Вася.

– Ты прав, но она не верит в Бога, оттого я иногда печалюсь.

Проговорив в каюте час или около того, мы решили снова заглянуть в буфет, но пораженные внезапно наступившей тишиной, остановились на полпути. Монотонное шлепанье плиц прекратилось. Белоснежная «Крестьянка», слегка накренившись на левый борт, почти бесшумно скользила по поверхности вод, а ей навстречу со стороны Мологи плыл тихий, радостный колокольный перезвон. Мы поспешили подняться на вторую палубу и пройти в носовую часть судна. Там уже собралось множество пассажиров. Спустя какое-то время к нам присоединился и Коля Харитонов, с которым Вася не преминул меня познакомить. Мы с Николаем подошли к моей недавней собеседнице, которая стояла невдалеке от нас. Она представилась Николаю и сказала, что видела его около года назад в Академии художеств на вернисаже. Помимо работ маститых мастеров там были и работы учеников из мастерской Ильи Ефимовича Репина, среди которых ей особенно запомнились этюды Н. В. Харитонова.

Коля учтиво склонил голову.

Впереди по курсу река делала плавный поворот, леса на левом берегу сменились зеленью пашен и пойменных лугов. Колокольный перезвон становился все громче.

Елизавета Федоровна, повысив голос, чтобы быть услышанной, торопилась высказаться:

– В детстве, Николай, я была знакома с вашей мамой. Когда в разговоре с капитаном узнала, что вы тоже едете этим пароходом, решила непременно найти вас и, если не будете против, заказать свой портрет. Увидев этого молодого человека, – Елизавета Федоровна повела рукой в мою сторону, – подумала, что это вы. На нем точно такой темно-синий сюртук, какой был тогда на вас, и рост, и сложение у вас схожи. Но лица… Особенно глаза. В ваших чувствуется сила, непреклонность воли. В его – робость и мягкость.

Смущенная нашим молчанием, Елизавета Федоровна на миг остановилась:

– Это ничего, что я так много болтаю?

Мы с Васей неопределенно пожали плечами. Что здесь отвечать?

– Продолжайте, продолжайте, – ободрил ее Николай.

Она стала рассказывать о своем сыне, воспитаннике Морского училища, о ждущей ее в Мологе маленькой дочери, о болезни мужа и невозможности им быть вместе.

Впереди открылся обширный вид на раздольно, версты на четыре, раскинувшийся на высоком волжском берегу город Мологу. Сверкающий куполами церквей, окутанный нежной зеленью молодой листвы, он притягивал взоры путешественников обещанием радости и покоя. Пространство реки у подножия города было заполнено лодками. Колокола гудели во всю мощь. Как бы отвечая им, наш пароход тоже басисто, но чисто, без дребезжания, протяжно прогудел и почти замер посередине фарватера, метров триста не доходя до пристани.

– Крестный ход! Крестный ход! – раздалось вокруг нас сразу несколько восторженных голосов.

Елизавета Федоровна тихо вздохнула и замолчала, так и не успев высказать всего самого сокровенного, о чем и можно сказать лишь незнакомым людям.

Мологская святыня

Теперь нам была видна не только Волга, но и впадающая в нее у стен города река Молога. К ее левому берегу были причалены около десятка лодок и большая, украшенная весенними цветами и зелеными ветками ладья. На лодки с пением и молитвами всходили монахини Афанасьевского монастыря, священнослужители городских храмов и одетые в праздничные одежды прихожане. Высоко к небу вздымались священные хоругви, кресты. Некоторые участники хода несли иконы. В носовой части одной из лодок в обшитом бархатом ковчеге стояла большая икона покровителя Мологской земли Николая Чудотворца. На ладье, на покрытом желтым атласом возвышении два священника закрепляли чудотворную Мологскую икону Тихвинской Божией Матери[22]. Множество людей стояло на берегах, особенно со стороны города. Некоторые заходили в реку, с молитвами кланялись святыне, осеняя себя крестным знамением, погружались в освященные незримым присутствием Богоматери воды или омывали лица.

Спустя несколько минут крестный ход медленно, под неумолкающие пение и колокольный звон выплыл из устья Мологи на просторы Волги. На противоположном волжском берегу в ожидании Мологской святыни уже собрались жители окрестных деревень. У кромки воды стояли священнослужители с крестами и хоругвями. Коля Харитонов пояснил, что это причт[23] церкви Федоровской иконы Божией Матери, расположенной неподалеку, в селе Федорицкое.

– Надолго увозят чудотворную из монастыря? – спросил я у него.

– Месяца на два-три, – ответил Николай.

– На целых три месяца?

– Ты разочарован?

– Конечно! Я ехал сюда в надежде, что в перерывах между делами выкрою время и побуду в монастыре наедине со святыней. И вот она прямо на моих глазах покидает город.

– К святыням между делами не ездят.

Возразить было нечего. Батюшка, бывало, говаривал нам: «На каком месте у вас Бог, на таком и вы у Него. Если мирское будете поперед божественного ставить, то суету обрящете, а благодать мимо прольется».

– А почему так долго? – поинтересовался я, с тайной надеждой, что относительно сроков Николай ошибается.

– Из Федорицкого крестный ход пойдет в Коприно – это три дня пути, – Николай загнул на правой руке три пальца. – Там в церкви Знаменской иконы Божией Матери всенощная служба, – он загнул безымянный палец. – Утром пойдут к Югской Дорофеевой пустыни – снова всенощное бдение. Потом по Мологскому тракту к Иваново, где святыню встретят прихожане и притч церкви Благовещения Пресвятой Богородицы. Следующим вечером – Рыбинск, Спасо-Преображенский собор. В Рыбинске икона пять недель пробудет.

– Я от кого-то слышала, прошлый год недели три в Рыбинске икона была, – заметила Елизавета Федоровна.

– Прошлый год меня в Мологе не было, а обычно всегда пять недель занимает. Меньше никак нельзя: город большой, именитый, – возразил Николай. – Во всех храмах и во многих домах принимают, вокруг города крестный ход свершают – при этом на всех четырех сторонах литии у приходских церквей служат. Затем села окрестные надо обойти. Пять недель – и то для Рыбинска мало.

22

Согласно монастырскому преданию, Мологская икона Тихвинской Божией Матери принадлежала князю Ярославскому и Смоленскому Феодору Ростиславичу Черному. В 1299 году князь передал ее своему сыну Давиду. В 1370 году правнук Феодора Черного Феодор Михайлович Моложский передал семейную реликвию в Мологский Афанасьевский монастырь. Тихвинскою икона называется по сходству изображения ликов Богоматери и Спасителя, но не является копией последней, поскольку находилась в России задолго до ее явления. Многочисленные свидетельства Божьей помощи через эту святыню приведены игуменьей Антонией в «Сказании о Мологской Тихвинской иконе Божией Матери, находившейся в Мологском Афанасьевском женском монастыре». В 1929 году икона была передана из монастыря в Мологский уездный музей. Во время кампании изъятия из музеев предметов из цветного металла в 1930 году ее забрал из музея (сохранился акт изъятия) исполняющий должность начальника Мологского ОП ОГПУ. Других документальных свидетельств (актов передачи или уничтожения), позволяющих проследить дальнейшую судьбу святой иконы, не сохранилось.

23

Причт – состав служащих при храме священнослужителей (священники, дьяконы) и церковнослужителей (псаломщики и др.).