Страница 53 из 54
Хоронили Монжа без массовых шествий — почти так же, втихомолку, как спустя девятнадцать лет российские власти хоронили нашего Пушкина. Проводить ученого в последний путь пришли его коллеги, художники, литераторы, ремесленники, воины-ветераны. Прощальную речь произнес его давний друг Бертолле, отметивший заслуги замечательного творца науки перед Францией и человечеством.
Невзирая на правительственный запрет, все учащиеся Политехнической школы в ближайший же день пришли к могиле учителя, возложили на нее свои венки и продефилировали в скорбном молчании. Очень дружны и независимы были молодые политехники. И в этот час, и много лет позже они всегда проявляли неистребимую верность демократическим, республиканским традициям своей школы, принципам независимости, которые юридически закрепил и постоянно поддерживал Монж, ее создатель, а также верность «Древу свободы» и другим его добрым начинаниям.
Вскоре по подписке был сооружен памятник Монжу. Это скромное свидетельство признательности благодарных учеников, как отмечал впоследствии Ф. Араго, трудно найти в дедале колоссальных гробниц. Но должны ли, писал он, друзья Монжа сожалеть о том, что его скромный памятник загроможден свидетельствами человеческой гордости? Совсем нет: Монжа всегда будут вспоминать все, кто желает представить пример гения, побеждающего все препятствия, торжествующего над самыми закоренелыми предрассудками. Строители всех родов, архитекторы, механики, мастера каменных работ, плотники, освобожденные им от рутины, никогда не забудут, что он открыл им тайны науки, ввел ее в самые скромные мастерские.
В честь столетия со дня рождения Монжа на его родине был воздвигнут другой памятник, поистине достойный великого ученого. Его создал Франсуа Рюд, скульптор, вошедший в историю мирового искусства благодаря своему бессмертному произведению «Выступление добровольцев в 1792 году», или, как назвал его народ, «Марсельеза». Этот горельеф украшает Триумфальную арку на площади Звёзды в Париже. Сын рабочего Франсуа Рюд помнил, что, будучи еще мальчишкой, получил от Монжа не один добрый совет. Видя, как юный скульптор действует бессистемно, на ощупь, ученый сказал ему: «Ты теряешь много времени». И показал, как следует обращаться с циркулем и определять движения. Впоследствии и Рюд стал учить, что нет вдохновения без упорной учебы, без школы и точного знания, что знание и чувство не могут быть врагами.
Став зрелым мастером, Рюд воздал должное Монжу, включив как педагог в свою программу курс «Приложения математики к изучению природы», а как скульптор — создав превосходный памятник ученому. Монумент был открыт в то время, когда Франция покончила с королями и вновь именовалась республикой, а потому уже и не стыдилась того, что великий математик был человеком слишком «красным», едва ли не «левее тирана Робеспьера», другом Паша, а может быть, сторонником Эбера и Бабёфа — этих явно плебейских вождей.
Франция пережила то, чего не довелось увидеть Монжу: Бурбоны очень скоро окончательно сошли с исторической арены, статую Наполеона, сброшенную с Вандомской колонны в 1815 году, вскоре установили на прежнее место. С острова Святой Елены в Париж перевезли прах Наполеона и поместили в Доме инвалидов под великолепным саркофагом из мрамора, подаренного Россией.
В 1849 году республиканская Франция уже могла по достоинству оценить величие Монжа, и потому в городе Боне состоялось большое торжество. Дом, где родился Монж, украсили его бюстом и четырьмя трехцветными знаменами с надписями: «Начертательная геометрия», «Политехническая школа», «Каирский институт», «Литье пушек».
Пожарные команды города и окрестных общин, выпускники учебных заведений несли на бархатных носилках великолепно переплетенные труды Монжа. Их шествие по улице, названной именем ученого, замыкали профессора, местные власти, члены ученых обществ, за ними шли армейский полк и артиллеристы национальной гвардии. Проходя мимо дома, где родился Монж, военные делали на караул, а штатские снимали шляпы…
Кортеж торжественно двигался по улицам города, план которого столь блистательно выполнил юный Гаспар много лет назад. С этого плана и начинался путь Монжа в большую науку, в историю, в бессмертие…
Грянул оркестр, дрогнуло покрывало, и перед участниками торжества над пьедесталом из темного мрамора открылась бронзовая статуя Монжа. Он облачен в одежду профессора Политехнической школы, отлучить от которой его уже никто в мире не властен.
«Художник изобразил Монжа в ту минуту, когда все его умственные способности сосредоточены на решении геометрической проблемы. Указательный палец правой руки чертит линию, а положение левой руки указывает пункт, до которого эта линия должна быть проведена. На возвышенном челе ученого почивает выражение глубокой мысли… На лицевой стороне подножия надпись: «Гаспару Монжу его ученики и соотечественники». Так описывал журнал «Москвитянин» творение Рюда.
'А другой русский журнал, «Современник», рассказывал своим читателям с не меньшими подробностями о торжествах в провинциальном французском городе, не забыв упомянуть и о том, что при открытии памятника присутствовали дочери и внуки Монжа и что было произнесено пять речей от разных ученых обществ, причем более всего понравилась речь Дюпена, инженера-кораблестроителя, ученика и продолжателя дела Монжа.
Соотечественники не только грандиозным памятником работы лучшего скульптора почтили великого математика, инженера и организатора науки. Его именем названа одна из улиц Латинского квартала Парижа, именно та, что начинается у Политехнической школы. Там же расположена и станция метро с коротким названием «Монж».
Рене Декарт, Гаспар Монж, Клод-Луи Бертолле, Пьер Симон Лаплас — имена этих и других ученых в разное время носили суда французского флота. «Ни в одном флоте, — отмечал русский журнал «Морской сборник» в 1859 году, — не встречается столько судов, названных именами великих людей отечества, как во французском
К тому можно добавить, что Монжу было воздано больше, чем другим, и это не случайно. Флотские руководители особенно высоко ценили Монжа, поскольку вклад его в подготовку корабельных офицеров и в развитие флота они хорошо знали. И не вина Монжа в том, что Наполеон оказался слишком нетерпеливым, и подводная лодка Фултона, строительству которой всячески содействовал Монж, не была доведена до состояния эффективного боевого средства. Впоследствии две подводные лодки французского флота носили имя Монжа. Одна из них, построенная в начале нынешнего века, видимо, не раз стояла рядом с линейными кораблями «Республика» и «Дантон» под развевающимся трехцветным флагом. А вторая была одной из самых крупных лодок (свыше двух тысяч тонн подводного водоизмещения!), построенных в мире перед второй мировой войной.
Нет, не забыто имя ученого на его родине. Но ни монументальный памятник, созданный бессмертным Рюдом, ни подводная лодка гигантского водоизмещения, построенная французскими кораблестроителями, не может идти в сравнение с тем величественным памятником Монжу, который воздвиг он сам, с его неоценимым вкладом в развитие мировой науки, техники, образования, в подготовку инженеров.
Склоняются ли нынешние школьники всех континентов над заданиями по черчению, стоят ли студенты у кульманов, сидят ли конструкторы у дисплеев со световым пером — все они пользуются языком Монжа, чертежом, применяют его методы и продолжают его дело. Они готовятся создавать или уже создают замечательные машины, при помощи которых, как говорил Монж в своей программной речи на открытии Нормальной школы, «человек, используя силы природы, оставляет за собой только работу разума».
Нестройный хор голосов, пытавшихся вернуть светлый ум великого геометра к действию, к жизни пением его любимой «Марсельезы», умолк, так и не достигнув цели. Песни не воскрешают людей. Но они вызывают «души прекрасные порывы».
«Марсельеза» не умерла. Запрещенная на родине ученого, она зазвучала в России на тайных собраниях декабристов, а потом вновь обрела силу во Франции, которая переживала новый революционный подъем. Великий изгнанник Гюго, воспевший людей девяносто третьего, с ликованием писал в одном из стихотворений: «Марсельеза не стала еще хрипеть, конь Клебера еще не пал!..»