Хроники Расколотого королевства

На каждом судне, проходившем мимо, реял флаг, гордо заявлявший о преданности королю. На словах все как один поддерживали монархию и мечтали о законном правителе, люди с нетерпением ждали, кого же изберет Комитет влиятельных особ. На деле же Комитет принимал решение добрых двадцать лет, многие претенденты на трон успели помереть в изгнании, завещав наследное право своим потомкам. Все эти годы в королевстве шли междоусобицы, каждый крупный город признавал своего монарха. Под властью Парламента осталась разве что столица.

На словах Чог и окрестные земли поддерживали короля Прэля. На деле Мошка знала о нем лишь то, что все гравюры с его изображением выглядят очень древними, а король на них старый и худой, с длинным подбородком.

Мошка увидела, как разминулись баржа с ухающей совой, гербом короля Кинамона Непутевого, и ялик со скрещенными мечами Парламента на флаге. К ее легкому разочарованию, люди предпочитали подтягивать канаты, а не сводить старые счеты. Да, иной раз случались перебранки, но в глаза бросалось, что матросам по большому счету все равно.

Мошка во все глаза смотрела, как работают матросы «Пылкой девы». Во-первых, она никогда не видела ничего подобного. Во-вторых, ей впервые довелось бездельничать, пока другие работают. По сравнению с чогцами, самыми мокрыми и самыми бледнокожими жителями королевства, эти матросы, суровые и загорелые, выглядели настоящими тиграми. Жизнь на воде, под ветром и солнцем, выдубила их кожу и душу. На прочих людей они смотрели с изрядной долей ехидного высокомерия. Они перебрасывались шутками, будто комками грязи, — со стороны смешно, но попасть под раздачу не захочешь.

Капитан судна, малый по имени Куропат, держался с важностью короля, у него с лица не сходила лихая улыбка. Его правое запястье было чуть кривым, наверное, плохо срослось после перелома, и кривая улыбка тоже будто сломалась, а потом неудачно склеилась.

— Мне всегда делается дурно на судах этих Речников, — заметил Клент, отмахиваясь от стрекозы. — Там всегда такая суета, палуба вечно забита всяким отребьем.

На миг Мошке показалось, что они с Клентом на этой барже вовсе не бегут от закона. Клент держался так свободно и говорил с ней так приветливо, будто и не пытался чуть раньше отделаться от нее. Мошка даже начала думать, что пустой кошелек был обычным недоразумением и мистрис Бессел сама задумала прикарманить гуся…

Клент предложил ягод, она угостилась. Они подошли к борту, и Мошка, облокотившись о планширь, сплюнула косточку в плывущих рядом уток. А потом заметила в воде отражение Клента, и его холодный, расчетливый взгляд моментально подтвердил худшие опасения. Ягода во рту обрела горький привкус. Стало ясно, что Клент избавится от нее при первой возможности.

Когда баржа причалила к берегу, Мошку пронзило безумное желание схватить у Клента сумку, над которой он трясется, и стремглав рвануть наутек. Но она честно призналась себе, что без помощи Клента ей не обойтись. Она впервые оказалась за пределами Чога, в большом мире ей нужен был проводник. Двенадцатилетняя бродяжка станет легкой добычей первого же негодяя. Ей не на кого положиться, у нее нет ни друзей, ни денег. В спутники ей достался только гусь-убийца… и Эпонимий Клент.

В Манделионе все могло обернуться иначе. Мошка вспомнила рассказы отца об этом городе. Он говорил, что там есть школа для бедных. Мошка решила, что пойдет туда учиться. Такую умную девочку обязательно примут. Отец говорил, что туда можно прийти с одним шиллингом и ломтем хлеба в кармане, коли сумеешь прочитать без запинки шесть страниц текста, тебя возьмут в школу за мизерную плату.

От этих мыслей Мошке полегчало, она одарила Клента широкой улыбкой, отчего тот сразу напрягся, и взяла у него еще одну ягоду. В принципе можно сдать Клента полиции. Ей дадут награду, денег должно хватить на учебу. Хотя что она ему предъявит? Явно не перевесит встречное обвинение в поджоге. Этот красноречивый прохвост наверняка выкрутится, оставив ее болтаться в петле.

Как бы ей получить над ним власть? Мошка покосилась на сумку и подумала о конверте, который Клент прятал от мистрис Бессел. Надо бы глянуть, что там…

Вечерело, западный край неба окрасился багрянцем. Когда солнце почти скрылось за горизонтом, мимо пролетел большой канюк. Он словно задул дневное светило взмахом черных крыльев, после чего уселся на стог сена. Окрестные холмы тут же поблекли, на смену теплым оттенкам дня пришли холодные цвета сумерек.

Когда подул холодный ветер, моряки принялись недовольно ворчать.

— Мы поужинаем в Халберде, — сказал Куропат. — Пойдем с нами.

Когда-то Халберд был смотровой башней, поставленной, чтобы выслеживать пиратов, грабивших прибрежные города. Во время войны катапульта снесла башне крышу, точно срезала горбушку с хлеба, и порушила одну из стен. Теперь в развалинах башни, поросших мхом, устроили таверну с соломенной крышей.

Команда ушла с «Пылкой девы», оставив на борту всего двух матросов. Вместе с Клентом и Мошкой они ринулись в таверну. Внутри было накурено, хоть топор вешай, к табачной вони примешивался влажный запах земляного пола и пережаренной требухи. Судя по одежде и дубленым лицам посетителей, здесь гуляли исключительно матросы. Понятное дело, одни мужчины. Столами им служили бочки и всякая корабельная снасть. Сидели они на мешках и ящиках. У дальней стены валялось несколько соломенных матрасов, на них отдыхали люди.

Матросы с «Пылкой девы» уселись вместе за длинным столом из рыбацкой лодки. При виде тарелки с пирожками и кувшина воды у Мошки заурчало в пустом желудке. Она с любопытством заметила, что Куропат, подняв кружку эля, сперва провел ей над пирожками и лишь потом выпил. В Чоге кружки со спиртным водили над кувшином воды в знак верности королю Прэлю, «королю за Тостеройским морем». Мошка догадалась, что жест Куропата посвящен королю Отважному, «королю за Магорскими горами» — их символизировали пирожки.

Моряк за другим столом пролил немного воды и провел кружкой в честь короля Галбраша, «короля за Туманным озером». Его приятель, сидевший напротив, голосил о верности королевам-близняшкам, «властительницам Йотлендских предгорий». Похоже, в Халберде собрались приверженцы доброй дюжины королей, однако никто не отстаивал свою правоту кулаками, несмотря на хмель, ударивший в голову. Матросы явно не принимали политику всерьез.

Сама того не зная, Мошка наблюдала типичные приметы нового времени. Это раньше вассалы враждующих королей, едва завидев друг друга, лезли в драку. Нынче каждый город принимал всю эту монархическую чехарду как нечто неизбежное, и хозяева питейных заведений, отставив в сторону личные убеждения, одинаково любезно обслуживали всех посетителей.

Скоро к ним подсел капитан шаланды и завел разговор с Куропатом.

— Что слышно из Манделиона? — спросил Куропат, прикуривая трубку от свечи.

— Ну, герцог, говорят, совсем умом тронулся. Слыхали о новых шпилях процветания?

Куропат изогнул бровь.

— Шпилях-близнецах, так я понимаю?

— Верно.

— Значит, они все еще с ним? — вздохнул Куропат, качая головой.

Путаясь в незнакомых именах, Мошка то и дело теряла нить разговора. Часто говорили о неких Ключниках. По всему выходило, что это гильдия, но Мошка о ней раньше не слышала. Капитан шаланды утверждал, что они набирают силу в Манделионе, и надеялся, что это временно. Куропат отвечал, мол, ничего, сестра герцога не даст им загрести под себя Манделион, как у них вышло со Скарри. Если Ключники — просто гильдия, делающая ключи и замки, почему люди относятся к ним с такой мрачной серьезностью и страхом? Мошка не могла понять.

Пиво в кружке было не крепче речной воды, а по вкусу напоминало помои. Но после нескольких глотков голова у Мошки закружилась, а по телу разлилось тепло. В таком состоянии следить за разговорами было все равно что поднимать соломинку гусиной лапой.

— Племянница твоя осоловела. Клади ее на кровать, пока она не сверзилась со стула в огонь.

Под кроватью подразумевался соломенный матрас у стены. Мошка прилегла в чем была, в платье и чепчике. Из-под чепчика она увидела, как на соседнем месте устраивается Клент, предварительно смахнув крошки, и накрывается сюртуком. Сумку он засунул под матрас.