Путешествие будет опасным

Вот 5 июля 1918 года некто Гаррис пишет в государственный департамент США из Иркутска, занятого белыми: «Я рекомендую интервенцию против большевиков. Я предлагаю тщательно разработанную союзную интервенцию американских, французских, английских, китайских и, может быть, даже японских войск».

А вот некий дипломат сообщает в октябре 1918 года из Петрограда: «Я считаю, что немедленное подавление большевизма является сейчас самой главной задачей… Если большевизм не будет немедленно задушен в колыбели, он распространится в той или иной форме по всей Европе и даже, возможно, по всему миру».

А вот донесение представителя «Нэйшнэл сити бэнк оф Нью-Йорк» Стивенса, побывавшего в России в 1918 году: «Единственное решение русской проблемы — международная интервенция военной силой». Вот она, идеологическая и политическая платформа, на которой объединились банкир из Нью-Йорка, бесноватый «фюрер» из Мюнхена и бывший преподаватель физики из Орегонского университета.

— То, что не удалось сделать Гитлеру, — торжественно говорит Пирс, — должны сделать мы.

По мнению Пирса, Гитлер не до конца решил в числе прочих и еврейскую проблему. Не дошли у него руки до негритянской проблемы. Как собираются решать эти проблемы современные нацисты? Разумеется, теми же методами, что и Гитлер. Пусть на этот счет ни у кого не будет сомнения, кипятится Пирс. Еще строже будет поступлено с коммунистами и всякими там либералами.

— Мы создаем и тренируем ударные отряды штурмовиков, которым надлежит спасти белую арийскую расу, — еще торжественнее говорит Пирс, и за стеклами его очков зажигаются хищные огоньки.

Партия издает газету «Белая сила». В пяти городах США по телефону можно прослушать пропагандистские лекции, записанные на пленку. Пирс утверждает, что такие телефонные лекции слушают до 15 тысяч человек в неделю.

…Интервью окончено. Я возвращаюсь в комнату, где за столом сидит белокурый эсэсовец с пистолетом на боку. Только теперь замечаю, что пистолет у него не на солдатском ремне, а на широком ковбойском поясе. Эдакая дань американизму, что ли.

На диване корчится парень в разорванной рубашке. Грустно глядит на меня одним глазом — другой скрыт под повязкой.

— Где это тебя так? — спрашиваю.

— В школе имени Вашингтона, — стонет парень.

— За что?

— За Гитлера, нашего любимого фюрера…

— Дурачок ты, — говорю я ему как можно ласковее. — Жалко мне тебя.

Парень взвывает по-волчьи и елозит по полу ногами в белых кедах.

Между прочим, на днях в столичной газете «Пост» была опубликована заметка, которую я приведу здесь полностью: «Арестованы семь антинацистов. Из полиции нам сообщили, что семь человек, в том числе двое подростков, были арестованы вчера за то, что они пытались помешать группе людей, одетых в форму нацистов, распространять литературу по Висконсин-авеню. Эти семеро не подчинились приказу полиции разойтись и продолжали выкрикивать грубости в адрес дюжих мужчин в коричневых рубашках и с нацистской свастикой на рукавах».

Так что этому дурачку, побитому сверстниками в школе имени Вашингтона, просто не повезло. Будь рядом полицейские, они бы схватили за шиворот тех, кто не хотел слушать о «нашем любимом фюрере».

И вот еще что. В те дни, когда я беседовал с доктором Пирсом, я был как бы под «домашним арестом»: американские власти «на неопределенное время» запретили корреспонденту «Правды» выезжать из Вашингтона дальше 25 миль. Во избежание недоразумения мне пришлось довести до сведения государственного департамента и федерального бюро расследований, что штаб-квартира «всемирного объединения национал-социалистов» расположена в 15 минутах езды от центра Вашингтона.

Я начал отсчет от здания министерства юстиции, и спидометр в моей машине показал всего лишь четыре мили с небольшим. Так что запрета я не нарушил.

Фашисты — это только одна из разновидностей американских «ультра». Таких организаций более сотни, и объединяет их всех махровый антикоммунизм.

В основе антикоммунизма лежит страх. Порой он принимает форму умопомешательства, иногда тихого, иногда буйного. Работая в Америке, я знал многих людей, подверженных этой болезни. С некоторыми из них мне довелось жить в одном доме. Я помню, например, мадам Коуртни, в нарядах которой вы не нашли бы ни одной красной нитки.

— Когда я вижу красное, со мной делаются судороги, — откровенничала со мной мадам Коуртни. — Единственное красное, что обрадовало бы мои глаза, это кровь убитого коммуниста.

Я помню господина Крайла, который на автозаправочных станциях всегда требовал «антикоммунистического» бензина. Изумленным заправщикам он пояснял, что ему нужно горючее, «которое бы сожгло коммунистов во всем мире».

Однажды в одном из городских парков в штате Флорида было обнаружено дерево с медной дощечкой на нем: «Это дерево было посажено в честь великого гуманиста Владимира Ленина». Местные ультрапатриоты пришли в ужас. Дощечка была сорвана, расплавлена и под вой бизнесменов, отставных офицеров и полусумасшедших старух утоплена в озере.

Чикагский промышленник Клаус тоже не выносит красного цвета. Он чуть не сошел с ума от ярости, когда обнаружил, что модернистские скульптуры, заказанные им для украшения его особняка, выкрашены в красный и розовый цвета. Одни скульптуры Клаус разбил, другие собственноручно перекрасил в коричневые и зеленые.

Свихнувшиеся на антикоммунизме мадам Коуртни, господа Крайл и Клаус называют себя «первой линией обороны против коммунизма». Народ называет их «пещерными жителями».

Помню, как лет пятнадцать назад 18 тысяч таких вот «пещерных людей» собрались в нью-йоркском зале «Мэдисон-сквер гарден». Участники сборища жаждали крови. В накуренном зале висела тяжелая брань вперемешку с молитвами. Сенаторы Голдуотер, Тауэр и Тормонд последними словами поносили неких «либералов», будто бы ответственных за провалы внешней политики США, и требовали нового, «сокрушительного» наступления на коммунизм. «Мы хотим войны!» — визжали с галерки возбужденные девицы неопределенного возраста.

— Война уже началась! — браво рявкнул им в ответ конгрессмен Дональд Брюс. По его знаку на трибуну взобрался редактор журнала «Нэшнл ревью» Бозелл и громко объявил… приказ:

— Начальникам объединенных штабов: завершить приготовления для высадки на Кубу.

— Командующим войсками США в Германии: прорвать границу между Западным и Восточным Берлином.

— Глазе комиссии по атомной энергии: немедленно начать ядерные испытания в атмосфере.

— Главе Центрального разведывательного управления: ускорить организацию подрывных сил против социалистических стран.

Было очень смешно смотреть, как старенький, тощий редактор, не сходя с места, «уничтожал» коммунизм от Москвы до Гаваны. Не знаю, какие чувства испытывал при этом корреспондент газеты «Крисчен сайенс монитор», но в своем репортаже он написал, что митинг «ультра» был похож на ярмарку скота, в котором приняли участие честолюбивые политиканы, антикоммунистические святоши, расисты и хулиганы.

На этом сборище я впервые увидел Роберта Уэлча — еще одного американского фюрера.

Фотографии этого бледного седого господина с колючими глазами и большими оттопыренными ушами до сих пор то и дело появляются в американских газетах и журналах. Он много путешествует по стране, пользуясь личными самолетами своих богатых друзей. Когда он, опустив очи и безмолвно шевеля губами, сходит с самолета и направляется к ожидающей его машине, его можно принять за баптистского проповедника. Но в кругу единомышленников он преображается. Приподнимаясь на цыпочки, потрясает кулаками и кричит до хрипоты. Речи его длятся иногда пять-шесть часов и посвящены одной и той же проблеме: как спасти Америку от коммунизма?

Когда-то он был совладельцем крупной компании по производству конфет. Теперь руководитель ультраправого «Общества Джона Бэрча».

Рассказывают, что ветреным утром 8 декабря 1958 года к роскошному особняку в пригороде Индианаполиса один за другим подъехали пятнадцать «кадиллаков». Их встречали на улице хозяин особняка и Роберт Уэлч. Когда гости собрались «за круглым столом», Уэлч обратился к ним с речью: