Королевские идиллии

Несущимся из тьмы ночной к рассвету,

Он не вскочил и не пустился в путь,

С собою прихватив двух верных слуг,

За ним ходивших с дня его рожденья.

Все трое словно пахари оделись

И взоры к югу обратили. Всюду

В листве над ними дивно пели птицы.

Холмы, еще сырые, зеленели

И вспыхивали множеством цветов,

Поскольку было это после Пасхи.

Когда они ступили на равнину,

Что простиралась перед Камелотом,

То вдалеке серебряную дымку

Рассвета увидали над холмом,

Поднявшимся меж лесом и полями.

Порою верхний город проступал,

Порою башни нижнего виднелись

Сквозь дымку, а порой внизу, на поле

Огромные ворота появлялись.

И вдруг исчез волшебный этот город.

И, поражен такою переменой,

Один из слуг взмолился: «Господин,

Дозвольте не идти нам дальше с вами.

Там – город чародеев. Королями

Волшебными построен он». Второй,

Как эхо, ему вторил: «Господин,

Слыхали мы от наших мудрецов,

Что не Король – король наш, что всего лишь

Подкидыш из Страны Волшебной он,

Которому язычников прогнать

При помощи волшбы и заклинаний

Помог великий Мерлин». И опять

Воскликнул первый: «Города там нет —

Лишь видимость одна!»

Со смехом Гарет

Ответил им, поклявшись в том, что много

В нем юных сил и чар в крови волшебных, —

И Мерлина он в случае чего

Легко утопит в Аравийском море.

Так он заставил их идти к воротам.

И не было ворот подобных этим.

Вверху босая на замковом камне,

Который был с волной бегущей схож,

Стояла Дева Озера[68]. Одежда

По ней текла струею водяной.

Прекрасными и сильными руками,

Простертыми крестом под всем карнизом,

Поддерживала Дева свод ворот,

И капли наземь с рук ее срывались.

В одной руке она держала меч,

В другой – курильницу (предметы эти

Побиты были бурями и ветром),

А на груди ее плескалась рыба.

В проемах слева от нее и справа

Виднелись на мудреных барельефах

Изображенья славных войн Артура,

Где новые со старыми смешались,

Как если бы в одно свершились время

Да так давно, что у троих глядящих

Аж все перед глазами закружилось.

А с высоты, с вершины дивной арки

На них взирали те три королевы[69],

Которые должны были помочь

Артуру, коли будет в том нужда.

Так долго слуги Гарета глазели

На каменные чудные фигуры,

Что под конец им показалось, будто

Загадочные твари и драконы

Задвигались и кольцами свились.

И закричали слуги от испуга:

«О Господи! Ворота-то живые!»

И Гарет тоже созерцал так долго

Чудесные врата, что и ему

Почудилось какое-то движенье.

Тут музыка из града донеслась.

Все трое отступили от ворот,

Из коих погодя немного вышел

Длиннобородый старец[70] и спросил

У незнакомцев: «Дети мои, кто вы?»

А Гарет: «Мы – крестьяне. Мы идем,

Оставив свои лемехи, взглянуть

На Короля. Но спутники мои,

Когда в рассветной дымке вдруг пропал

Таинственный сей град, засомневались,

А правда ли, что наш король – Король,

Или пришел он из Страны Волшебной,

И создано все это чародейством

Волшебных королей и королев.

А может, града нет, а все – виденье?

И музыка их тоже напугала.

Поэтому скажи нам правду, старец».

Улыбкой одарив его, ответил

Пророк почтенный: «Сын мой, видел я

Корабль прекрасный, в небесах плывущий

Вниз мачтами и килем вверх. Ходили

Вниз головой матросы по нему.

Вот правда! А не нравится такая,

Прими другую, ту, что сам поведал.

Воистину все так, как ты изрек.

Волшебные король и королевы

Построили когда-то этот город.

Однажды на заре они сюда

Явились из священного ущелья[71],

У каждого в руках звенела арфа.

Так вот, сын мой! Возник сей странный град

Из музыки волшебных этих арф.

Как и сказал ты, город зачарован.

Он – кажущийся, лишь Король реален.

Но кое-кто наоборот считает:

Король наш – призрак, а реален – город.

И все же с Королем будь осторожен,

Иначе ты, когда войдешь в ворота,

Рискуешь превратиться ненароком

В раба его волшебных чар, поскольку

Король тебя такою клятвой свяжет,

Которой не связать себя позорно,

Да вот сдержать немыслимо. И если

Ты присягнуть боишься, то под арку

Не заходи, а терпеливо жди

Там, где стоишь, на поле возле замка[72].

Ведь музыка, возможно, означает,

Что все еще там строят, ибо город

Возводится из музыки, и значит,

Не до конца пока достроен он

И вечно будет строиться…»[73]

Сердито

Ответил Гарет: «Старец, мне внушает

Почтенье борода твоя. Она

Бела, совсем как истинная правда,

И так длинна, что до земли доходит.

Зачем же ты дурачишь незнакомца,

Который был правдив с тобой?»

На это

Пророк ответил: «Разве не известна

Загадка стихотворная тебе:

«Увертка, и обман, и затемненье,

Сумбур, и каламбур, и уклоненье»?

Я не смеюсь, но и тебе не стоит

Смеяться надо мною и над всем,

Что видишь ты. Ведь ты совсем не тот,

Кем представляешься. И все же я

Узнал тебя и знаю, кто ты есть[74].

В чужом обличье хочешь ты предстать

Пред Королем, который лжи не терпит!»

Столь несмешно свою закончив речь,

Насмешник отвернулся и ушел…

Вслед старцу глядя, Гарет молвил: «Наша

Бесхитростная ложь, подобно духу,

Над нашим предприятием витает.

Пускай повинна будет в ней любовь,

А я и мама невиновны… Ладно,

Вину загладим мы».

Вот так тепло

Сказал он, рассмеялся, а затем

Со слугами своими в Камелот

Вошел – в сей город сумрачных дворцов,

Великолепных, драгоценных фресок

И статуй древних королей, которым

Теперь навеки оставаться камнем.

Всего коснулся здесь своей рукой

Волшебник Мерлин, чародей Артура.

Здесь, подчинившись воле Короля,

Ввысь устремились башенки и шпили.

И рыцари – кто в замок, кто из замка —

Шли непрерывно. И доспехи их

Звенели, и приятен был сей звук

Для слуха Гарета. А из окошек

Домов окрестных с робостью глядели

Прекраснейшие женщины, чьи взоры

Сияли звездами любви. И люди

Вокруг все были столь цветущи, словно

Их озарил сияньем сам Король.

Затем, войдя под своды замка, Гарет

Услышал голос, голос Короля,

И вдалеке над множеством голов

Сияние узрел он государя,

Сидящего на троне, а еще —

Судьбу свою. И потому глаза

Принц опустил и, чувствуя, как сердце

Заколотилось вдруг в груди, подумал:

«Когда заговорю я, ложь мою,

Как ни мала она, Король правдивый,

Конечно же, заметит и осудит».

А кроме этого боялся Гарет,

Что повстречает Модреда с Гавейном.

Но в зале, к счастью, не было их видно.

Зато в глядящих пристально глазах

Тех рыцарей известных, что стояли

Пред Королем, светилось благородство,

Сияющее яркою звездой

Рассвета, и горела в них любовь

И вера в их великого монарха,

И огнь победы в них пылал, и слава,

Добытая в боях и поединках.

Тут некая вдова поближе к трону

Протиснулась и громко закричала: