Страница 6 из 27
Говоря об этой «точке соприкосновения», мы имели в виду в первую очередь Друидизм. И как раз в отношении Друидизма мы снова встречаемся в «Атлантисе» (июль-август 1929) с другой заметкой, которая показывает, до какой степени бывает трудно ожидать от людей адекватного понимания написанного нами. По поводу нашей статьи в июне 1929 в журнале «Покрывало Изиды» под названием «Тройная друидическая ограда» господин Ле Кур пишет следующее: «Делать из этого символа («тройная ограда») исключительную принадлежность друидов значит неправомочно сужать все значение этой эмблемы. На самом деле, данный символ гораздо старше, и его сияние распространяется далеко за пределы друидического мира». Однако мы и не собирались приписывать его исключительно друидам. Заметив в этой статье, – ссылаясь при этом, кстати, на самого господина Ле Кура, – что этот символ можно встретить в Италии и Греции, мы сказали буквально следующее:
«Тот факт, что такая же фигура встречается не только у кельтов, но и у других народов, подтверждает, что и в других традиционных сакральных формах существовали инициатические иерархии, организованные по той же самой модели (что и друидическая иерархия), и это совершенно нормально и естественно». Что же касается вопроса о первичной принадлежности данного символа, нужно вначале выяснить, к какой эпохе восходит сам Друидизм. Вполне вероятно, что он восходит к гораздо более древним эпохам, нежели обычно принято полагать, и это подтверждается, кроме всего прочего, еще и тем, что Друиды были обладателями традиции, значительная часть которой является бесспорно гиперборейской по происхождению.
Мы воспользуемся этим случаем и сделаем другое важное замечание: мы пользуемся термином «Гиперборея» в соответствии с обычаем, принятым у греков. Но сам факт употребления именно такой формы уже свидетельствует, что греки, по меньшей мере, в эпоху «классицизма», утратили понимание изначального смысла данного названия. На самом деле, достаточно было бы использовать просто слово «Борея»[30], тем паче, что это слово имеет эквивалент в санскритском «Вараха» или точнее, когда речь идет о земле, о континенте, об острове, в женском роде данного термина – «Вархи». Дословно это переводится как «Земля Кабана», которая позднее, в период доминации касты кшатриев, закончившейся приходом Парашу-Рамы[31], стала «Землей Медведя».
Чтобы завершить все эти пояснения, нам остается еще сказать несколько слов относительно трех или четырех вопросов, которые господин Ле Кур затрагивает в своих статьях. Во-первых, это касается свастики, из которой, по его утверждению, «мы сделали символ полюса». Не испытывая ни малейшей неприязни к господину Ле Куру, мы хотели бы попросить его все же раз и навсегда прекратить смешивать его собственное положение с нашим. Пора, наконец, назвать вещи своими именами: мы считаем его простым «искателем» (что, однако, отнюдь не умаляет его достоинств), предлагающим различные объяснения тех или иных явлений и символов и основывающихся исключительно на своих собственных, персональных (подчас несколько легкомысленных) взглядах. Это остается его полным правом, так как он не принадлежит ни к одной из ныне существующих живых традиций и не обладает никакими данными, полученными путем непосредственной, прямой, устной передачи. Иными словами, он занимается археологией, в то время как мы практикуем инициатическую науку. Два этих подхода, даже в случае обращения к одним и тем же предметам, никогда и никоим образом не могут совпадать. Не мы «сделали» из свастики знак полюса: мы утверждаем, что свастика есть и всегда была символом полюса, и что именно это является ее основным традиционным значением. Утверждение истины, почерпнутой из Традиции, – нечто иное, нежели искусственная и чисто теоретическая конструкция. И в таком положении дел ни господин Ле Кур, ни мы сами – никто не может ничего изменить. Сам же господин Ле Кур, который способен только на интерпретации более или менее гипотетического характера, пытается доказать, что свастика – «это лишь символ, обозначающий идеал без возвышения»[32]. Что ж, если он так считает, это – его дело, его личное мнение, но не более того, и мы тем более не склонны обсуждать это, т. к. здесь речь идет о чисто эмоциональной оценке. «Возвышенный» он или нет, «идеал» – для нас это нечто совершенно пустое. На самом деле, мы бы сказали, что в случае свастики речь идет о несравнимо более «позитивных» вещах (хотя слово «позитивный» сегодня так затаскано и извращено, что почти потеряло свой изначальный смысл).
Господин Ле Кур, с другой стороны, кажется, остался неудовлетворенным заметкой, которую мы посвятили статье одного из его сотрудников, что бы то ни стало стремившегося увидеть оппозицию между Востоком и Западом и проявлявшего в отношении Востока эксклюзивизм, достойный сожаления[33]. Ле Кур написал по этому поводу следующее: «Господин Рене Генон, будучи чистым логиком, видит и на Востоке и на Западе лишь сугубо интеллектуальный аспект вещей, что доказывают все его писания. Он еще раз подтверждает это, заявляя, что Агни достаточен сам по себе (см. журнал «Regnabit», апрель 1926), и игнорируя дуальность Аор-Агни, к которой мы часто обращаемся, т. к. она есть краеугольный камень проявленного мира». Несмотря на наше обычное безразличие по отношению к тому, что о нас пишут, мы не можем молчать после того, как нас назвали «чистым логиком», в то время, как на самом деле мы рассматриваем логику, как, впрочем, и диалектику, лишь в качестве простых вспомогательных инструментов для демонстрации определенных доктрин. И хотя эти инструменты иногда действительно весьма полезны, они всегда остаются чисто внешними по отношению к сущности этих доктрин и поэтому совершенно неинтересными сами по себе. Мы стоим, повторим еще раз, на чисто инициатической точке зрения, и все остальное чисто «профаническое» знание полностью лишено в наших глазах какой бы то ни было ценности. Действительно, мы иногда говорим о «чистой интеллектуальности», но это выражение имеет для нас совершенно иной смысл, нежели для господина Ле Кура, который, видимо, путает «интеллект» и «рассудок», и который, со своей стороны, любит рассуждать об «эстетической интуиции», тогда как на самом деле не существует никакой подлинной интуиции, кроме «интеллектуальной интуиции» сверх-рассудочного (супра-рационального) уровня. Кроме того, существует такая серьезнейшая и значительнейшая вещь, как «метафизическая реализация», о которой люди, подобные господину Ле Куру, не имеют, естественно, ни малейшего представления, полагая, что мы представляем из себя лишь одну из разновидностей чистых теоретиков. Все это еще раз доказывает, как невнимательно и невдумчиво господин Ле Кур читал наши труды, которые, однако, никак не дают ему покоя.
Что же касается истории с термином Аор-Агни, – а эту дуальность мы отнюдь, вопреки господину Ле Куру, не игнорируем – то, видимо, следует разобраться раз и навсегда со всеми этими фантазиями, за которые, впрочем, ответственен не только господин Ле Кур. «Агни достаточен уже сам по себе, потому что на санскрите этот термин означает огонь во всех его аспектах без исключения, и те, кто утверждает обратное, доказывают тем самым лишь свое полнейшее невежество в отношении индуистской традиции». Вот что дословно мы и сказали в сноске к другой нашей статье, опубликованной в журнале «Regnabit». Приведем здесь эту сноску полностью: «Зная, что среди читателей «Regnabit» есть люди, которые интересуются теориями определенной школы, чьи труды – весьма интересные и достойные уважения в одних аспектах – в других аспектах содержат серьезные погрешности, мы хотим сделать несколько критических замечаний. Так, мы должны сказать, что совершенно неприемлемо использовать термины Аор и Агни для обозначения двух взаимодополняющих аспектов огня (света и жара). Первое из этих слов – еврейское, второе – санскритское, и поэтому нельзя смешивать между собой термины, заимствованные из различных традиций, даже если между ними есть действительная связь или даже полное тождество, скрытое под различием форм. Нельзя путать «синкретизм» и подлинный синтез. Кроме того, если Аор означает исключительно Свет, Агни – это огненный принцип, взятый в целом (латинское ignis было, впрочем, его точным эквивалентом), т. е. и как свет, и как жар. Сведение этого термина лишь к его второму значению, к жару, является абсолютно спорным и неоправданным». Вряд ли следует уточнять, что, писав эти строки, мы вообще никак не имели в виду господина Ле Кура. Мы думали только о Иероме де Парай-ле-Маньяле, который и изобрел это странное вербальное сочетание. Мы также совершенно не имели в виду и фантазии, порожденные чрезмерно буйным воображением господина де Сарачага, который в наших глазах не имеет ни малейшего авторитета и с точки зрения Традиции лишен какой бы то ни было ценности, а лишь эта точка зрения, точка зрения Традиции, всегда является для нас основополагающей[34].
30
«Борея» – по-гречески «север», «Гиперборея» – «крайний север» (прим. перев.).
31
Это слово «Варахи» относится к «Северной Земле», символически отождествляемой с определенным аспектом Шакти Вишну, взятого более специально в форме его третьего Аватары. Об этом много можно было бы сказать, и, наверное, мы еще к этому вернемся. Это имя, вопреки Сэнт-Ив Д'Альвейдру, никогда не означало Европу. С другой стороны, в этом вопросе на Западе было бы намного больше ясности, если бы Фабр д'Оливе и его последователи не перепутали историю Парашу-Рамы и Рама-Чандры, т. е. шестого и седьмого Аватар, которые тем не менее отнюдь не тождественны.
32
Мы предполагаем, что, написав это, господин Ле Кур имел в виду скорее современные, нежели традиционные интерпретации свастики, такие, какие популярны, к примеру, сегодня у немецких «расистов», присвоивших себе эту эмблему и давших ей странное и второстепенное название Hakenkreuz, дословно «Крючковый Крест».
33
Господин Ле Кур укоряет нас в том, что мы сказали о его коллеге, что «он явно не обладает даром языков». Господин Ле Кур нашел это «несправедливым» утверждением. Увы! Он опять спутал «дар языков» с узко лингвистическими знаниями, хотя, на самом деле, инициатический «дар языков» не имеет никакого отношения к эрудиции.
34
Этот самый господин Сарачага обычно писал вместо «свастика» – «звадиска». Когда мы спросили о причине такого искажения этого слова у одного из учеников господина Сарачаги, тот ответил, что у учителя были веские основания поступать именно таким образом. Однако мы находим подобное объяснение чересчур легковесным.