Страница 6 из 27
ГЛАВА IV, где продолжается рассказ о Клубе Творческого Автомобилизма, а читателю представляется возможность узнать о делах, которые для него лично не имеют никакого значения.
Гарсес стал упрашивать дона Педро рассказать мне о приключении, открывшем тому двери Клуба Творческого Автомобилизма. И разговорчивый кабальеро, отодвинув бокал, в котором, сказать правду, не оставалось уже ничего, кроме пены, начал:
- Мне далеко до двух наших прославленных собратьев, чьи истории я вам поведал, но не стану отрицать, что и я самой большой удачей в жизни обязан автомобилю и потому разрешил занести событие, о котором хочу рассказать, со всеми его подробностями в книгу славных дел Клуба. История эта незатейливая и интересна только для меня. Как известно, счастье и несчастье человека зависят именно от пустяков, и в этом смысле я считаю особенно поучительным случай, когда автомобиль разрешил раз и навсегда самую серьезную проблему моей жизни. Правда, если вы слышали страшную историю нашего Мойяно, моя вам покажется розовой водичкой, не более того.
- Истории Мойяно я не слышал.
- Она короткая. Еще ребенком Мойяно эмигрировал в Америку и там устроился на работу в гастрономический магазин, принадлежавший дону Ромуло Кусси. Хозяин магазина, тиран и скряга, стал безжалостно Мойяно эксплуатировать. Все те годы Мойяно не знал ничего, кроме страданий. Чтобы хоть как-то облегчить себе жизнь, бедный мальчик, надеясь, что таким способом превратит своего безжалостного хозяина в покровителя, попросил у него руки его дочери. Попроси он у дона Ромуло какую-нибудь жалкую банку консервированного лосося, хозяин высмеял бы Мойяно за наглость, но дочь ему была не нужна, и он с радостью отдал ее юноше - все равно как если бы ему вынули бесплатно занозу. И с этого времени Мойяно пришлось самому одевать и кормить жену, и его жизнь стала еще невыносимее, и в те немногие часы, которые у Мойяно оставались для сна, он вынашивал планы отомстить тому, кто стал теперь его тестем. Но, друг мой, на свете нет места, где можно было бы избавиться от человека, как бы неприятен он тебе ни был, не подвергая себя серьезному риску, а уж в городе, где жил Мойяно, тем более, ибо здесь царил закон Линча в его наихудшем варианте. И если вы намеренно выбивали человеку глаз, вам выбивали два; если стреляли в кого-нибудь из револьвера, то в вас палили из пушки; если вы соблазняли девственницу, вас сажали на кол - и так во всем. Действовать нужно было крайне осторожно. И не будь наш Мойяно доведен до отчаянья - он бы отказался от своих планов. Он, однако, поступил совершенно необычным в подобных случаях образом (хотя у меня есть основания думать, что позднее его примеру последовали многие): воспользовавшись льготными условиями, о которых мы все знаем, Мойяно купил автомобиль, научился водить его и стал ждать своего часа.
И однажды в воскресенье, на рассвете, когда сеньор Кусси вышел из "Казино", Мойяно, неподалеку его ожидавший, сорвался на своем драндулете с места и ринулся прямо на него. Возможно, дон Ромуло был начеку, а возможно, повиновался инстинкту. Факт тот, что, едва он увидел, как на него несется машина зятя, он обеими руками натянул поглубже на голову панаму, сплюнул в сердцах и бросился бежать по безлюдной улице.
Скорость автомобиля Мойяно достигала восьмидесяти километров в час, однако дона Ромуло он долго не мог нагнать: тот делал зигзаги, бегал вокруг фонарных столбов и прибегал к другим уловкам, за которые, будь эго соревнование по бегу на стадионе, по всей форме, его бы наверняка дисквалифицировали. Но все равно, даже сам Мойяно признает, что его тесть развил скорость километров двадцать в час, не менее.
В конце концов Мойяно удалось пригнать тестя на широкую улицу, и сеньору Кусси осталось только бежать по прямой. И тут он начал сдавать. По-видимому, он понял, что положение у него безвыходное, потому что раза два или три воскликнул огорченно: "Зачем я надел сегодня новый костюм!" И, немного погодя: "Останусь в живых, так туфли придется выбросить на свалку!"
У сеньора Кусси была привычка всегда, когда что-то его заботило, говорить громко.
На повороте панама слетела у него с головы, панама в пятьсот песет стоимостью, единственная любовь и отрада, какую он позволил себе за всю свою жизнь; поскольку сам он несся как пуля, подобрать ее он не мог, и машина, преследовавшая его, по ней проехала.
"Ну, знаете ли, это уж слишком!" - пробурчал сеньор Кусси. И, уже не пытаясь бежать, дал себя переехать.
Мойяно получил наследство, а поскольку на случай, подобный происшедшему, машина его была застрахована, страховая компания заплатила за скончавшегося владельца магазина изрядную сумму, которая, естественно, целиком перешла к Мойяно.
Вот и вся история; и мне хотелось бы знать, записан ли в уголовном кодексе хоть какой-нибудь страны более гуманный способ избавиться от тирана. Газеты откликнулись на происшествие какими-то пятью строчками под заголовками вроде "Жертвы уличного движения", "Раздавлен хозяин магазина".
- А в вашей собственной истории, дон Педро, тоже был похожий случай?
- Нет, ведь я уже говорил, что моя история простая, бытовая, даже сентиментальная. Будь я писателем, я бы сделал из нее романтический рассказ для литературного конкурса журнала "Семья и мода". Еще коктейль, пожалуйста!
Ему принесли коктейль. Он заговорил снова:
- Я, к вашему сведению, человек мирный. Люблю тихую жизнь, сиесту, косидо по-риохански, люблю вечером полежать на диване с трубкой в зубах, набросив на ноги плед, и почитать газеты. Это и многое другое моей жене не нравилось. Я не ошибусь, если скажу: моей жене не нравилось ничего из того, что нравилось мне. Она кричала, бранилась, а в последнее время стала ко мне применять физическую силу. Я искал убежища в чтении, но, когда над головой у тебя проносится тарелка, ты практически беззащитен: из-за покрытого типографскими знаками листа не видно, как она в тебя летит.
Если жена терзает мужа беспрерывно и безнаказанно, ей очень трудно заставить себя с ним расстаться, но мне повезло. Старая служанка, присутствовавшая еще при моем рождении, единственная преданная мне женщина, какую я знал за всю свою жизнь, раскрыла однажды мне глаза на то, что супруга моя принимает ухаживания одного моего друга. Я щедро вознаградил верную служанку, потому что это был первый за долгое время случай, когда жена меня порадовала. Прошло две или три недели, и как-то после полудня служанка позвонила мне и трагическим тоном, не соответствовавшим случаю, сообщила, что этим вечером, на поезде, отходящем в без четверти одиннадцать, моя жена бежит вместе с моим добрым другом в Ла-Корунью, чтобы отплыть оттуда в Южную Америку.
"Только бы это оказалось правдой!" - подумал я, ибо новость была слишком приятной, чтобы в нее можно было поверить.
Любой другой спокойно бы ждал событий. Я же не утерпел и за несколько минут до отхода поезда сел в свою машину, стоявшую у дверей "Казино", и покатил на вокзал: я хотел лично убедиться, что они отбыли.
Из-за транспортной пробки я опоздал. Поезд уже тронулся. Раздосадованный, я пошел к машине, и тут на перрон выбежали моя жена и мой друг; когда они увидели, что поезд ушел, лица у обоих вытянулись от огорчения. Я укрылся за грудой багажа, и они меня не видели. Они стояли почти рядом со мной, и отчаяние их выглядело очень комично. Я услышал, как он ее попрекает: "Все из-за того, что ты провозилась со сборами!.." - "Но, любимый, - возразила она, - разве могла я отправиться в такое путешествие без губной помады? Мне пришлось долго ее искать. Ты бы сам презирал меня, если бы я ее с собой не взяла".
Он молчал, угрюмо о чем-то думая.
"Что же нам теперь делать?" - спросила моя жена. "Теперь? - отозвался мой друг. - А что, по-твоему, теперь нам следует делать? Все сорвалось. Завтра после полудня корабль, на который мы взяли билеты, отплывает из Ла-Коруньи, и нам на него не успеть". - "Можно послать телеграмму..." - "Какую?" - "С просьбой оказать нам любезность и нас дождаться".