Страница 9 из 26
Он думал о том, как станет дворянином; для чего еще нужна королевская привилегия, как не для того, чтобы простолюдина превратить в человека благородного?
И тут на голову бедного Луиджи обрушился чей-то могучий кулак, и он без чувств свалился наземь.
Сбиры тотчас же разбежались кто куда.
Когда Луиджи открыл наконец глаза, на набережной уже не было ни души. Где-то вдалеке шумела толпа, но он был один, и пленница его исчезла.
Какое пробуждение после столь прекрасного сна!
С трудом встав на ноги, Луиджи поплелся в направлении дворца.
– Черт побери! – пробурчал он под нос. – В том, что мне не удалось задержать эту мерзавку, моей вины нет; переложу всю ответственность на министра.
И он ускорил шаг, преисполненный желания все рассказать королю.
Маркиза была спасена, но, вырывая ее из рук полиции, Паоло себя самого загнал в опасную ситуацию, из которой предстояло как-то выбираться.
Глава V, в которой Паоло доказывает свою преданность королю и королеве
Министр, как мы уже сказали, был человеком осторожным и рассудительным. Умея в своей профессии немногое, он это немногое делал хорошо.
Вот почему он был искусно загримирован.
И вот почему хотел показаться королю в гриме и убедить его в своем рвении.
Министр предстал перед дворцовым привратником и, когда тот его не признал, представился по всей форме и сказал:
– Иди к Его Величеству, но запомни: ты не знаешь, кто я. Скажешь королю, что его желает видеть некий лаццарони, который раскрыл заговор. Поспеши.
Привратник выполнил поручение.
Король любил лаццарони и знал, что те тоже его любят; он принял посетителя без колебаний.
– Сир, – поклонился Корнарини, – вы меня не узнаете?
Король Франческо смерил загримированного герцога долгим взглядом.
– Нет, клянусь честью, – сказал он. – Где я мог тебя видеть, дружище?
Фамильярность короля была общеизвестна.
– Ах, сир, – воскликнул министр, – вы называете другом обычного лаццарони, и ни разу не нашли доброго слова для бедного герцога Корнарини. Отныне я буду являться к вам в одном лишь отрепье.
– Как! – воскликнул король. – Так это ты, Корнарини?
– Да, сир. Я вырядился так для охоты на эту мерзавку. Чтобы выследить ее, нам пришлось немало потрудиться, но в конце концов мне все же удалось ее арестовать.
– Так ты сам ее арестовал?
– Да, сир. И одному лишь Богу известно, сколько тумаков получил при этом.
– Значит, была заварушка?
– Ожесточенная битва, сир. Эту негодницу сопровождал великан, который раздавал удары с той же щедростью, с какой Ваше Величество раздают милости. Мне тоже досталось.
С этими словами Корнарини продемонстрировал королю подбитый глаз и внушительный синяк.
Франческо задумался.
– Но ты-то чего туда пошел, Корнарини? – спросил он строго. – Ведь ты министр.
– Усердие возобладало над осмотрительностью, сир, и я позволил себе забыть о достоинстве.
– Определенно, у тебя манеры сбира! – сурово сказал король. – Похоже, быть министром – это не для тебя… Так, говоришь, она – в наших руках?
– Да, сир.
– И тебе помог Луиджи.
– Да нет же, сир. Он в порту даже не появился.
Король нахмурился.
«Может ли быть, – размышлял он, – чтобы Луиджи, который был так в себе уверен, не принимал в этом аресте никакого участия? Должно быть, этот Корнарини бесстыдно врет… Ну, это мы сейчас выясним».
Вдали послышался громкий шум.
– Это еще что такое?
– Народные волнения, сир.
Король прислушался.
– Что за эвфемизм, мой дорогой герцог! Ваши народные волнения скорее напоминают самый настоящий бунт.
– Сир, – сказал министр, – не стану скрывать от вашего величества, что люди хотели освободить пленницу и силой вырвать ее из рук сбиров.
– Demonio![13] – воскликнул король.
– У этой заговорщицы нашлось много сторонников, и мне пришлось вызвать швейцарцев.
– Проклятые революционеры! – прорычал Франческо, топнув ногой по плиточному полу. – Того и гляди, перевернут мой тихий Неаполь с ног на голову!
Король помрачнел, помолчал немного, а затем спросил у министра:
– Что за люди восстали? Буржуа?
– Нет, сир.
– Мелкие торговцы?
– Нет, сир.
– Но кто же тогда?
Министр был готов к взрыву; он знал, что король рассчитывал на народную любовь, а среди мятежников были одни простолюдины.
Наконец он прошептал:
– Лаццарони, сир!
Взгляд короля вспыхнул огнем.
– Лаццарони! – воскликнул он. – Мои друзья… Лаццарони… Люди, которые всегда были верны, которые сотни раз доказывали мне свою преданность… Должно быть, герцог, вы были крайне неосторожны, должно быть, ваши люди побили женщину или портового ребенка, задели рыбака, дурно обошлись с каким-нибудь бродягой… Уж свой-то народ я знаю: просто так на революцию он не пойдет! – Король с презрением сплюнул себе под ноги и продолжал: – Лаццарони плевать на свободу, им нужна лишь независимость, и я ее им предоставляю. Вы ожесточили этих бедняг… Вы глупец, герцог.
Шум приближался.
Король выглянул в окно и увидел швейцарцев, плотно обступивших повозку, в которой сидел Паоло; вокруг были тысячи людей.
Лаццарони зажгли факелы и угрожали сжечь Неаполь и дворец.
Король увидел юное и красивое лицо Паоло, его длинные светлые волосы, чистый и изящный профиль; он ни секунды не сомневался в том, что смотрит на женщину.
Франческо повернулся к министру.
– Эта мерзавка их околдовала! – заметил он. – Они настроены отбить ее во что бы то стало! Попробую их успокоить. Пойдем со мной, Корнарини.
И король подошел к окну.
– Покажи свои одежды, но сам наружу не выглядывай, – сказал он министру. – Твои лохмотья им понравятся, но вот физиономия…
– Кто же любит министра полиции, сир? – философски заметил Корнарини.
При виде короля и лаццарони рядом с ним народ решил, что его величество желают показать своим верным подданным, как они их любят.
Раздался гром аплодисментов.
Франческо приветственно помахал рукой и знаком показал, что будет говорить.
Тотчас же в толпе воцарилась тишина.
– Друзья мои, – сказал король, – состоялся арест, и, похоже, вы проявляете живой интерес к пленнику. Мне этого достаточно для того, чтобы заняться его делом. Я сам его допрошу, а затем посовещаюсь с моим министром полиции и, если это не будет идти вразрез с государственными интересами, верну вам паренька. Можете рассчитывать на мою справедливость.
Король умолчал о том, что, по мнению сбиров, этот паренек был женщиной.
– E viva el re![14] – взревели тысячи глоток.
Но в то же время лаццарони завопили:
– Abasso Cornarini! Abasso el birbante! Abasso el ruffiano![15]
Проклятья в адрес несчастного министра неслись со всех сторон.
– Ах, мой бедный друг, – промолвил король, – какая популярность! Ты заставил их обожать тебя!
Лицо министра исказила такая гримаса, что король не сдержал улыбки. Только что он сыграл над герцогом дурную шутку: объяви он арест законным (что он и намеревался сделать), вся народная ненависть пала бы именно на герцога.
– Прикажите, – промолвил король, – распустить слух, что мы арестовали не просто портового мальчишку, а женщину, обвиняемую в заговоре против власти. Можно даже сказать, что меня пытались отравить. Когда мои лаццарони узнают, что их хотели лишить короля, они потребуют голову преступника.
Министр повиновался.
В этот момент появилась королева. Она выглядела взволнованной, но король ее успокоил.
Ввели Паоло, безмятежного и с лукавой улыбкой на устах.
Он вовсе не выглядел смущенным, о нет.
С грациозной дерзостью и непринужденностью дворянина прошел он по коврам его величества и остановился прямо перед изумленным монархом.
13
Черт возьми! (ит.).
14
Да здравствует король! (ит.).
15
Долой Корнарини! Долой мошенника! Долой сводника! (ит.).