Страница 25 из 26
Все вздрогнули, увидев, что юный герой вызвал гнев жестокого монарха, срубившего столько голов ятаганами своих шаушей.
Но Корсар с золотыми волосами голосом твердым и решительным, сказал Хуссейну:
– Вздумаешь шевельнуться – и ты труп!..
Дуло пистолета смотрело дею в лицо.
– Взять эскорт на мушку, живо! – приказал юноша матросам.
Распоряжение его было выполнено…
Старик, скрытый капюшоном бурнуса, наблюдал за этой сценой из своей лодки.
Он прошептал:
– Да он храбр как лев! Но вот достанет ли ему хитрости лиса?
И он продолжил с любопытством следить за всеми перипетиями происходящего.
Палуба корабля в этот момент стала сценой для драматического действа.
Турки и арабы из свиты Хуссейна не сводили глаз с Корсара; матросы держали их на прицеле своих ружей.
Хуссейн теребил эфес своего ятагана, ощущая холодное прикосновение пистолета, приставленного к его лбу.
Уступить?!
Этого ему безумно не хотелось, но по глазам Паоло он понял, что тот в случае необходимости спустит курок без колебаний.
Между ними лежал труп наказанного Корсаром офицера.
Стояла гробовая тишина.
Глава II. Храбрый как лев… и хитрый как лиса
То, безусловно, было странное зрелище – юнец держит на мушке самого дея.
Но у тех, кто стали свидетелями этого поединка Давида с Голиафом, не было ни малейших сомнений в исходе: Корсар неминуемо поплатится за свою дерзость головой.
Паоло, как всегда, спокойный, не сводя глаз с дея, скомандовал:
– Поднять якорь!
Вахтенный тотчас же передал его приказ матросам, и якорная цепь начала наматываться на кабестан, который приводился в движение паровым двигателем.
Создатели этого корабля опередили прогресс лет на двадцать!
Мгновением позже, когда якорь поднялся из воды и встал на место, Корсар прокричал:
– Полный вперед!
– Полный вперед! – повторил офицер с высоты банки.
Кочегары подбросили угля в топку, густой клуб дыма вырвался из трубы, и колеса ударили по воде.
Пароход вышел из порта…
Хуссейн побледнел: Корсар мог выдать его французам.
Изумленный дерзкой выходкой, дей не нашел ни слова протеста.
Его рука, лежавшая на эфесе кривой турецкой сабли, дрожала, взгляд пылал огнем, но уста хранили молчание.
Едва корабль вышел на рейд, Корсар с улыбкой промолвил:
– Ты в моей полной власти, господин, ты и твои люди. На судне королем является капитан. Так что ружья – на палубу! – приказал юноша свите дея.
Ответом был недовольный ропот.
– Я сказал: ружья – на палубу! – повторил юноша.
Офицеры Хуссейна не повиновались.
– Внимание! – крикнул Корсар двум десяткам матросов, которые охраняли пленников. – Целься!.. А теперь: ружья – на палубу! – повторил отважный юноша. – Или я командую огонь!
Эскорт нехотя подчинился; один лишь дей остался вооруженным.
Подойдя к дею, Паоло учтиво предложил ему руку:
– Изволь проследовать за мной, господин.
Было во всем происходящем нечто столь неожиданное, звонкий голос Корсара вдруг стал столь вкрадчивым, что дей машинально, не видя никакого выхода из тупикового положения, в котором оказался, последовал за юношей.
Тот провел его в свою каюту. Дей вошел в нее уже в том состоянии, когда бессильная, усмиренная ярость сменяется подавленностью.
Он уже представлял себя плененным и преданным.
Когда они остались с деем наедине, Паоло отбросил все свое оружие в сторону и скрестил руки на груди.
Он посмотрел на Хуссейна.
– Я жду! – промолвил он.
– Ждешь чего? – спросил изумленный дей.
– Своего наказания. Ты вооружен – убей меня; как видишь, я беззащитен.
К столь резкому повороту Хуссейн оказался не готов; на лице его отразилось недоумение.
– Неужели ты думал, – спросил Паоло, – что я собираюсь выдать тебя французам? Тебя, который был мне другом! Тебя, который назвал меня сыном! Тебя, которого я так люблю! Тебя, которого я так уважаю! Да ни за что на свете!.. Думаю, я поступил правильно, наказав труса; на моем месте ты бы сделал то же самое. Но я увидел, как воспылал яростью твой взгляд, и понял, что меня ждет. И тогда я пожелал умереть достойно, захотел принять смерть из твоих собственных рук. Я подумал, что было бы здорово, если бы люди говорили про Корсара с золотыми волосами: «Оскорбив Хуссейна, он сам попросил Хуссейна его покарать».
Он опустился на колени, взял руку дея, поцеловал ее и сказал:
– Я жду…
Он был так грациозен, так смиренен и в то же время так умилителен, что дей был тронут; у него случился один из тех порывов, что свойственны необузданному темпераменту и что вынуждали его совершать столько жестоких деяний и столько благородных поступков.
Резко подняв Паоло на руки, Хуссейн поцеловал его в обе щеки, вынес, словно ребенка, на палубу и, поставив на полуют, сказал с отеческим простодушием:
– Когда сочтешь, что я достаточно прогулялся, мы вернемся в порт.
Корабельная команда и эскорт дея обменялись недоуменными взглядами.
– Готовиться к повороту! – прокричал капитан.
И пароход взял курс на Алжир.
Хуссейн прохаживался взад и вперед по полуюту, не соизволив никому дать каких-либо объяснений, впрочем, никто их у него и не требовал.
Любопытствующие, что толпились в порту, решили, что он пожелал испытать возможности корабля.
Когда пароход вошел в гавань, рука Хуссейна дружески лежала на плече Корсара.
Конечно, многие заметили некую сумятицу, происходившую на борту судна; но, за исключением еврея и нескольких наиболее проницательных зевак, никто так и не понял, что именно там происходило.
– Да, я не ошибся, – прошептал Иаков, увидев, что Корсар стоит на палубе в обнимку с Хуссейном. – Этот парень развит всесторонне. Что ж, вечером нужно будет его разыскать. – И он бросил слуге: – Греби к берегу!
По всему порту разносились исступленные возгласы «браво»; Хуссейн и Корсар сошли на берег под оглушительную овацию толпы.
Заметив на набережной дядю офицера, которого Корсар покарал смертью, дей сказал ему:
– Твоего племянника больше нет с нами. Он нарушил свой долг, и капитан вышиб ему мозги. Твой племянник был моим родственником; но в данном случае я даже рад, что пролилась кровь моей семьи, так как кровь эта текла в жилах труса.
Дядя поклонился, подавив свое горе.
Дей запрыгнул на лошадь, которую к нему подвели, приказал одному из офицеров одолжить коня Корсару, и при свете зажженных факелов кортеж триумфально вернулся в крепость.
Долго еще жители Алжира осаждали ее ворота, шумно приветствуя Корсара с золотыми волосами.
Иаков растворился в толпе; покрыв голову капюшоном, он слушал и размышлял над тем, как быть дальше.
Глава III. Пойдем!
Покинув дворец дея утром, Паоло большую часть дня провел в мавританском кафе; когда же с наступлением сумерек он выбрался наконец на улицу, то наткнулся на Иакова, который, судя по всему, поджидал юношу.
– Следуй за мной, – сказал еврей. – Есть разговор.
«Что могло понадобиться от меня этому старому колдуну?» – подумал Паоло, который был в курсе всех ходивших о еврее слухов.
И он спросил:
– Чего ты хочешь?
– Пойдем!.. – лаконично промолвил Иаков.
– Куда?
– Пойдем, – повторил еврей, – и ты сам все увидишь.
В присутствии этого едва ли не волшебного персонажа, которому что-то от него потребовалось, Паоло испытал странное ощущение, смесь удивления, радости и страха.
Человек-легенда, столетний еврей, который, казалось, вознамерился жить вечно, тот, чьи секреты желал бы знать каждый, тот, о ком судачил весь город, вся провинция, вся страна, нуждался в нем!
Возможно, ему предстояло узнать тайну этой живой загадки!
И тем не менее он был слегка напуган; тайна для воображения есть то же, что бездна для глаз. Он так же опасался погружать взгляд в прошлое старца, как опасаются головокружения, стоя на краю пропасти.