Страница 5 из 42
Есть у меня еще зять, уж не такой образованный, но и не из тех, что попадаются на каждому шагу. Прекрасная голова на плечах, замечательный почерк, заглянуть в Талмуд мастак, а как речист — что ни слово, то жемчужина, — заслушаешься!
Один недостаток — он слишком нежен, почти бесплотный дух, он, понимаете ли, не слишком здоров, то есть, если так посмотреть на него, он, кажется, совсем ничего… Одна беда — он потеет. К тому же еще и кашель. С некоторых пор у него появился отвратительный кашель с каким-то визгом, ему трудно перевести дыхание. Врачи советуют пить молоко и поехать на дачу в Бойберик. Туда, говорят, едут все больные. Там есть такой лес, говорят, который исцеляет кашель. Вот я и думаю, если Бог дарует нам жизнь, мы будущим летом съездим с ним в Бойберик. А до тех пор пока не выздоровеет, сидит он с женой и детьми, как полагается, на моей шее. Разве откажешься?
И еще есть у меня один зять, уже совсем простой, но работящий парень, то есть не ремесленник, упаси Боже, не портной, не сапожник, но и не из грамотеев.
Он — рыбник, рыбой торгует он; его отец торгует рыбой, его дед торговал рыбой, вся их семья только и знает — рыба, рыба и рыба!
Впрочем, они довольно-таки порядочные люди, честные, но простоватые.
Вы спросите: как попал ко мне такой зять? Конечно, и тут кроется своя история, как говорят: в реке попадается всякая рыба; таково уже, вероятно, счастье моей дочери, что ей суждено иметь такого мужа.
То есть упрекнуть мне его не в чем; дочь моя живет с ним счастливо, потому что по натуре он как раз человечишко хороший, алмаз чистой воды, привязан, слышите ли, ко всем нам всей душой. Все, что зарабатывает, отдает ей и, сколько может, поддерживает остальных моих зятьев и сыновей. Да что там говорить? — он почти только на нас и трудится и относится ко всем нам с большим уважением, потому что прекрасно знает, чувствует, понимаете ли, кто такой он и кто такие мы: он это он, а мы это мы! И так запросто, слышите ли, от этого не отмахнешься.
Чего греха таить — если иногда у нас собираются люди и мои дети заводят разговор по поводу какой-нибудь премудрости, про какой-нибудь закон из «Шулхан Орух»[8], или про мудреное место в Талмуде, или просто о каком-нибудь библейском изречении, — ему, бедняжке, приходится сидеть, набрав воды в рот, потому что для него все это, не про вас будь сказано, — темный лес!
Конечно же он должен гордиться тем, что у него такие свояки, и должен трудиться на них! Как по-вашему? Разве не так? А?
Теперь, когда вы уже немного знакомы с моей семейкой, вы сами понимаете, что у меня за веселье и какая радость у меня на душе, когда, к примеру, наступает праздник Пурим и все дети со всеми внуками, не сглазить бы, собираются к трапезе, усаживаются вокруг стола и я совершаю молитву над большим и затейливым праздничным калачом, который сдобрен шафраном и весь утыкан изюмом; за ним следует знаменитая наперченная и чуть-чуть подсахаренная рыба с хреном, далее — добрая длинная желтая лапша в бульоне, и все выпивают малость того самого пития, если Бог послал бутылку выморозков, настоящих бессарабских, а то — по чарке хорошей вишневки, если только имеется такая, в крайнем случае глоток простой водки — тоже дело. А потом все как запоют! Я затягиваю «Розу Иакова» и еще раз «Розу Иакова»! И опять-таки «Розу Иакова»! А дети как подхватят:
А маленькие сорванцы, внуки, подтягивают тоненькими голосками:
Да еще и пускаемся в пляс — кто мне тогда ровня? Что мне Бродский? Что мне Ротшильд? Я король, клянусь честью, король!
Я, слышите ли, не богач, но родительские радости отпущены мне, слава Богу, щедрее, чем самому большому богачу в Касриловке!
Не свадьба, а Бог знает что
Перевод Б. Горина
Как не радоваться галантерейщику Нояху: он, с Божьей помощью, просватал последнее свое дитятко — выдает замуж младшую дочь! За кого? Велика ли разница — за Боруха или за Зораха, за Файтла или за Трайтла? Просватал, свадьбу отгулял — и баста!
Но если вам показалось, что галантерейщик Ноях из тех отцов, что дочку сбыли и с глаз долой — из сердца вон, то вы заблуждаетесь!
Такого второго отца, как Ноях, вы во всем свете не сыщете.
Всю свою жизнь он отдал детям. Трудился в поте лица, надрывался днем на жаре, ночью — на стуже, таскался в дождь по колено в грязи, случалось и под телегами валяться, и в ледяной проруби бултыхаться, заработал воспаление легких и хронический кашель. Вы спросите, к чему так гробиться? А попробуйте-ка сами прокормить жену с детьми галантерейной лавчонкой в Касриловке!
Когда дети были еще крошечными, Ноях с головой окунулся в заботы о них: покормить, перепеленать, искупать — все, что надо.
Вы, конечно, спросите, где была их мать? Мать их, Зельда, торговала по большей части с окрестными хозяевами. Он торговал в городе, она — в окрестностях. Почему она, а не он? Она понимала их язык, могла разговаривать с хозяевами, хоть немного товара да пристроить.
С городом Зельда была не в ладах. Касриловских покупателей терпеть не могла — умники! Деревенские — те совсем другое дело. Деревенскому скажешь: «Як Бога кохам», он сразу верит, а касриловский еврей, антисемит, хоть землю перед ним ешь, скажет с улыбочкой: «И чего из кожи вон лезете? Я вам и без божбы верю».
За младшенькой дает галантерейщик Ноях приданого семьдесят пять. То есть пообещать-то он пообещал сто пятьдесят, семьдесят пять, когда будут подписывать предварительный брачный контракт, и еще семьдесят пять после, «когда Бог даст»…
Но «когда Бог даст» еще не наступило.
Это самое «Бог даст» вся Касриловка ждет уже сто лет в обед, но что-то пока никак не дождется.
А дождется ли когда-нибудь? Очень даже возможно! Чем оно хуже Мессии? Мессию евреи разве не ждут?..
Короче говоря, не сомневайтесь, за приданым дело не стало. Ведь все свои: сваты друг дружку знают и любят, сватьи друг дружку знают и любят, жених и невеста друг дружку знают и лю…
Проговорился! Но если вы пообещаете, что все останется между нами, я вам кое-что расскажу.
Еще до того, как свату реб Шолому-Шахне пришло в голову сосватать молодых, они уже сами давно познакомились, переписывались и сами обо всем договорились.
Он учился в хедере, она помогала в лавке. Идет он однажды, держит в руках мешочек с тефилн[9], в молельню — дело было в новомесячье, — видит, стоит она у входа в лавку: на ней красное ситцевое платье, ее же руками сшитое, белая вышитая косыночка на голове, тоже ее работы, прекрасные черные глаза смотрят на него и смеются.
А может, ему только померещилось, что она смотрит на него. Солнце припекало, теплый ветерок веял. Пригладив пейсы, он пробормотал: «Фрейдл — чудесное создание!»
Пришел в молельню молиться, а не может — перед глазами стоит она.
И в самом начале молитвы восхваления ему представилась дочь галантерейщика, ее прекрасные черные огромные глаза, и, покачнувшись, он запел «из теснин» во весь голос, чтобы не забыться.
Идет он из молельни домой, смотрит по сторонам — а перед ним Фрейдл.
Приходит он в хедер, берет том Талмуда, смотрит в комментарии, а перед ним Фрейдл.
Ночью, во сне он видит Фрейдл — везде перед ним Фрейдл!
А сват реб Шолом-Шахна тут как тут. Пришел в галантерейную лавку Нояха и предложил просватать его младшую дочь за Довида, мальца Боруха-Бенциона.
Достал табакерку, принялся излагать свои прожекты насчет его дочери.
Фрейдл отвернулась — не хотела, чтобы увидели, как ее лицо залилось краской. У нее на белой шейке, видите ли, был повязан платок, под платком спрятан узелок, а в узелке — письмецо, а в письмеце еврейским каллиграфическим почерком с вензельками и завитушками было написано вот что:
8
Свод законов, предписаний и норм, регулирующий повседневный быт верующих евреев, составленный известным еврейским религиозным кодификатором Иосифом Каро (1488–1575).
9
Две маленькие кожаные коробочки черного цвета, содержащие написанные на пергаменте отрывки из Торы.