Страница 48 из 99
И вот парижская жизнь закончилась. Вся семья Азеф переезжает в Финляндию.
Перед отъездом из Парижа Азеф посетил Ратаева и сообщил ему, что «раскрыт» и потому полиции больше быть полезен не может. В это же время на партийных собраниях он настаивал на том, что Боевую организацию следует свернуть не на время, а окончательно.
Никогда Азеф не был так близок к «выходу из игры».
А что дальше? Легальная политика? Депутатство? Или эмиграция — в Америку, в Новую Зеландию, куда угодно… Он иногда говорил об этом Любови Григорьевне. Или — просто возвращение к профессии инженера? Можно будет опять завести свое дело, как в 1902 году. Что-то он за эти два года успел накопить. Надо, конечно, как-то объяснить происхождение этих накоплений близким…
А там — будущее рассудит революционера Азефа, который боролся с самодержавием не совсем тривиальными способами, но боролся же, и успешно! Лучше, конечно, взорвать охранное отделение, чтобы ничего не пришлось объяснять.
Можно предположить, что примерно эти мысли мелькали в голове Азефа в октябре. Но к декабрю, когда в Финляндии собрался первый съезд ПСР, ситуация в России опять резко изменилась.
Съезд начали готовить еще до Московского восстания. 5 декабря в Москве состоялось заседание с участием командированных из Петербурга Чернова и Азефа. Решено было провести съезд в ближайшие дни. Подготовку возложили на организационное бюро, в которое вошли Аргунов, Рубанович, Гоц-младший и др. Члены этого оргбюро посещали территориальные организации и «рекомендовали» им направить на съезд тех или иных делегатов. В итоге, по подсчетам лидеров партии, были представлены, так или иначе, 51 из 75 имевшихся в наличии организаций (хотя по данным современных историков, эсеровских организаций было гораздо больше: 7 областных, 49 губернских, 118 городских и уездных групп). Из-за Московского восстания это несколько затянулось, но к 29 декабря всё было готово, и депутаты собрались в Финляндии.
Место проведения съезда до последнего момента держалось в тайне даже от уполномоченных ЦК. Делегаты являлись в Петербург, потом их отправляли в контору финского сепаратиста Фурухельма в Выборге. Оттуда всех посылали на Иматру (четыре часа езды по железной дороге), а в Иматре верные люди направляли всех в «Отель туриста», принадлежавший другому сепаратисту, Уно Сирениусу, и давно использовавшийся эсерами в качестве явки. (Явку эту Азеф потом выдал, но об этом — ниже.)
На съезде возникла бурная дискуссия, в которой Азеф участия практически не принимал. Спорили и по аграрной программе (требовать ли немедленной национализации земли), и о том, переходить ли на легальные рельсы. Чернов, как лидер партии (Михаил Гоц находился в Ницце и приехать в Италию не мог из-за прогрессировавшей болезни), пытался занять «среднюю позицию».
В конце концов, сторонники легальности и отказа от насилия (Пешехонов, Мякотин, Николай Анненский) покинули съезд и основали Трудовую народно-социалистическую партию, участвовавшую (в отличие от ПСР) в выборах в 1-ю Государственную думу. Азеф остался с большинством.
Почему? Ведь это противоречило его совсем недавним высказываниям.
А что бы он делал в легальной «лейбористской» партии и в Думе, он, человек, умеющий в политике одно — мастерски организовывать убийства? И человек, на которого в полицейском управлении горы компромата, и какого компромата?
Нет, у Азефа было два пути: либо возобновление игры, либо — работа инженером в Новой Зеландии. Он выбрал игру.
Замороженная осенью Боевая организация была восстановлена в прежнем составе. Теперь в ней состояло 30 человек. Савинков считал, что это перебор, но Азеф настаивал: все люди надежные. Две группы направились, как прежде, в две столицы.
В Петербурге было намечено убийство Петра Николаевича Дурново, нового (с 22 октября 1905 года) министра внутренних дел. Эта должность не являлась уже такой значительной, как прежде. До 1905 года в России не было правительства как единого целого: работу министров координировал лично государь. Но теперь появился председатель Совета министров, премьер — именно он, а не министр внутренних дел был вторым человеком в стране. Премьером назначен Витте, а министром внутренних дел — Дурново. Первый воплощал реформаторские силы во власти, второй — силы реакции. На самом деле, по свидетельству знающих людей, большого различия в их взглядах не было. Но Витте был умен и циничен, а Дурново — простодушен. Его трудно было назвать серьезным государственным деятелем. Карьера его в свое время застопорилась при опереточных обстоятельствах: будучи директором Департамента полиции, он делил любовницу с бразильским послом и однажды учинил обыск у своего соперника, спровоцировав международный скандал. Он был «вечным» товарищем министра — и вот наконец дождался своего часа. В 60 лет он по-прежнему любил то, что называют чувственными удовольствиями, и едва ли обладал стойкими политическими убеждениями. За «реакционность» в его случае принимали старомодно-авторитарные манеры.
В Москве жертвой был избран Федор Васильевич Дубасов, новый генерал-губернатор, старый моряк, суровыми средствами подавивший Декабрьское восстание.
Петербургским проектом должен был руководить сам Азеф с помощью Савинкова и Изота Сазонова — старшего брата Егора, только что примкнувшего к Боевой организации. «Холуи»-наблюдатели (всего восемь человек: Трегубов, Павлов, Абрам Гоц, Кудрявцев, Петр Иванов, Смирнов, Пискарев и Горинсон) делились на две группы. Одной ведал Сазонов, другой Савинков, и оба находились в контакте с Азефом. Московской наблюдательной группой (братья Вноровские, Шиллеров) полностью заведовал Савинков.
Кроме того, Зензинов уехал в Севастополь, чтобы на месте выяснить возможность покушения на адмирала Григория Павловича Чухнина, только что усмирившего восстание так называемого[177] «лейтенанта Шмидта» на крейсере «Очаков». Вернулся он с известием, что местные товарищи уже готовят дело, и БО, не в пример прошлым дням, решила на этих дилетантов-энтузиастов положиться. Надо сказать, что им почти удалось осуществить задуманное: 29 января Екатерина Адольфовна Измайлович пришла на прием к адмиралу и несколько раз выстрелила в него из пистолета, но не убила, а ранила. Ее саму зато без суда и следствия расстреляли прямо во дворе денщик адмирала и матросы — вещь, несколькими месяцами ранее немыслимая. Простота нравов, характерная для полноценной гражданской войны…
Отдельно готовились покушения на отличившихся при подавлении Московского восстания командира Семеновского полка генерала Мина и командира отдельного карательного отряда семеновцев полковника Римана (не вышло: покушавшихся, Самойлова и Яковлева, переодетых в офицерские мундиры, задержали с поличным).
Зильберберг возглавил химическую группу, численно очень разросшуюся.
В общем, планов громадье, и всё — не в пример началу 1905 года — неплохо организовано. Тем более удивил товарищей Азефа эпизод, произошедший при обсуждении планов:
«Военная организация еще не сорганизовалась, и еще не все товарищи приехали в Гельсингфорс, когда Азеф неожиданно отказался от участия в терроре. Мы обсуждали втроем, — он, Моисеенко[178] и я, — план нашей будущей кампании. В середине разговора Азеф вдруг умолк.
— Что с тобой?
Он заговорил, не подымая глаз от стола:
— Я устал. Я боюсь, что не могу больше работать. Подумай сам: со времени Гершуни я все в терроре. Я имею право на отдых.
Он продолжал, все еще не подымая глаз:
— Я убежден, что ничего на этот раз у нас не выйдет. Опять извозчики, папиросники, наружное наблюдение… Все это вздор… Я решил: я уйду от работы. „Опанас“ (Моисеенко) и ты справитесь без меня.
Мы были удивлены его словами: мы не видели тогда причин сомневаться в успехе задуманных предприятий. Я сказал:
— Если ты устал, то, конечно, уйди от работы. Но ты знаешь, — мы без тебя работать не будем.
177
Так называемого, ибо в действительности он был капитаном 2-го ранга.
178
Моисеенко, как и многие другие, вышел из тюрьмы в октябре 1905 года по амнистии.