Страница 35 из 40
Летописи и другие источники обычно называют московских жителей москвичами. Это название впервые встречается уже в известии 1214 года. Московский князь Владимир Всеволодович в этом году осаждал город Дмитров «с москвичи и с дружиною своею».[239]
МОСКОВСКОЕ РЕМЕСЛО
МОСКВА – КРУПНЕЙШИЙ РЕМЕСЛЕННЫЙ ЦЕНТР
Источники скудно освещают хозяйство Москвы XIV–XV веков, но и за этими скудными сведениями ясно выступает облик большого средневекового города со значительным ремесленным населением. Ремесленные специальности наложили своеобразный отпечаток даже на московскую топографию. Ни в одном русском городе не было столько урочищ с такими названиями, как «в мясниках», «в бронниках», как в Москве. Эти названия восходят к тому времени, когда ремесленники жили в особых слободках со своими патрональными церквами.
По характеру и разнообразию своих специальностей средневековая Москва резко отличалась от других русских городов. Разве только Великий Новгород мог с ней равняться по своему ремесленному значению; другие русские города, даже такие, как Псков, Рязань, Тверь, Смоленск, несомненно отставали от Москвы по развитию в них ремесла и торговли. Особенно это следует сказать о второй половине XV века, когда Москва быстро разрастается в обширный город с многочисленным населением.
Для московского ремесла XIV–XV столетий характерны две черты: во—первых, развитие редких, дорогих ремесленных отраслей, во—вторых, передовой характер ремесла. Как и во многих больших городах средневековой Западной Европы, московский рынок изобиловал привозными и отечественными товарами, в том числе местного московского производства. Сюда ехали за необходимыми вещами из других городов, здесь можно было найти такие вещи, которые не производились в провинции.[240]
ПРОИЗВОДСТВО ОРУЖИЯ И КУЗНЕЧНОЕ ДЕЛО
В XVI столетии Москва была центром производства оружия и доспехов. В описи оружия и ратных доспехов Бориса Годунова (1589 год) упоминаются 4 лука «московское дело», лук московский с тетивою, рогатина московская, московское копье, московские панцири. Среди ратной утвари особое место занимают шлемы. Из 20 шлемов, указанных в той же описи, 6 названы шеломами московскими.[241] Кроме того, дополнительно отмечены 3 московских гладких шлема. Как видим, в XVI веке производство шлемов имело в Москве массовый характер. Московские шлемы не только успешно конкурировали с привозными, но и считались особо ценными доспехами в царской казне, как и московские кольчуги. Имя мастера—кольчужника написано на могильной плите конца XVI века, найденной у церкви Никиты Мученика в Заяузье, в районе Кузнецкой слободы.[242] Нельзя забывать также о том, что термином «кузнец» нередко покрывалось понятие оружейника, делавшего свои изделия в основном из металла.
Так было в XVI столетии. Однако производство предметов вооружения стало развиваться в Москве задолго до этого. Уже в Задонщине, возникшей в конце
XIV столетия, находим замечательное описание оружия русских и татарских воинов, сражавшихся на Куликовом поле: «Шеломы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкия, а копии фрязския», в других списках добавлено: «а кинжалы сурские».[243] Здесь перечислен наличный инвентарь русского вооружения XIV—
XV столетий. Сирийские кинжалы, итальянские копья, немецкие сулицы (дротики), черкасские шлемы поставлены наряду с московскими щитами, которыми славились московские оружейники.
Мастера—бронники, изготовлявшие ратные доспехи, упоминаются в документах XV века в числе зажиточных людей, кредиторов московских удельных князей. Князь Андрей Васильевич Большой должен был Сеньке броннику 50 рублей.[244] В завещании этого князя другие кредиторы названы по именам и фамилиям. Среди них находим видных московских купцов: Саларевых, Сырковых и др. Один только бронник назван уменьшительным именем Сенька, и это нагляднее всего говорит о его невысоком социальном положении как ремесленника. Однако княжеский долг Сеньке превышает стоимость долгов некоторым купцам, названным в том же завещании. Несколько позже Семен бронник упоминается в числе кредиторов князя Ивана Борисовича. Вероятно, это тот же Сенька бронник. Долг князя Семену броннику достигал значительной суммы в 44 рубля. Конечно, можно возразить, что именем «бронник» в обоих завещаниях обозначен купец, торговавший доспехами, но в завещании тут же упоминается долг кузнецу Лагуте, кузнецами же звали только ремесленников, а не торговцев. Кроме того, «бронниками» назывались и боярские холопы, занимавшиеся этой ремесленной специальностью.[245]
Бронники, как и другие ремесленники, жили особой слободкой, находившейся в XVII веке в районе современных Бронных улиц (район Тверского бульвара).
Производство оружия и доспехов было специализировано. Об этом говорит существование особого московского урочища, где стояла церковь Георгия «в лучниках». Название «лучники» восходит к давнему времени, так как уже в XVI веке луки и стрелы постепенно стали вытесняться огнестрельным оружием.
Конечно, бронники и лучники были не единственными ремесленными специальностями, связанными с производством предметов вооружения. Об этом говорят упоминания о киверниках, изготовлявших военные головные уборы – кивера. «Киверник» назван в завещании одного московского дьяка, видимо, занимавшегося ростовщичеством. Долги киверника были незначительными – полтина и рубль, взятые им по двум кабалам.[246]
Видное место в московском ремесле занимало кузнечное дело с его разновидностями. Кузнецы жили в различных районах столицы, но не в городе, а на посаде, так как кузнечное мастерство старались удалить от скученных и деревянных городских построек во избежание пожаров. По—видимому, наиболее ранним средоточием кузнецов были Рождественская улица и Покровка. Рождественскую улицу в документах более позднего времени обозначали как стоявшую «в кузнецах». На Покровке стояла церковь Николы Чудотворца «в котельниках». Позже Кузнецкая слобода возникла в Замоскворечье. Там находилась церковь Николы в Кузнецкой слободе. Однако главным центром кузнечного производства в средневековой Москве было Заяузье, вернее та его часть, которая простиралась по прибрежным высотам от устья Яузы до Таганки. Здесь жили кузнецы, а также мастера, производившие котлы и другую металлическую посуду («котельщики»). Тут стояли церкви Кузьмы и Дамьяна «в старых кузнецах», Николая Чудотворца «у Таганных ворот», Троицы «в котельниках», здесь находилась и Таганная слобода.[247]
В конце XV века часть Заяузья принадлежала князю Ивану Юрьевичу Патрикееву: «Заяузьская слободка с монастырем с Кузмодемьяном». Кузьма и Демьян, как доказал Б. А. Рыбаков, считались покровителями кузнечного дела. Следовательно, существование Кузьмодемьянской церкви этом районе может служить подтверждением того, что кузнецы жили здесь уже в XV веке. Раскопки в районе бывшей церкви Кузьмы и Демьяна или вообще на территории б. Гончарной улицы могли бы дать интересные материалы. Кузнец Лагута, как видели мы выше, оказался в числе кредиторов удельного князя.
ЮВЕЛИРНОЕ ДЕЛО
Большое развитие получило в Москве ювелирное, «серебряное» дело. В духовных московских князей имеются указания на золотые и серебряные вещи, часть которых сделана московскими мастерами. Среди них мы встречаем золотые и серебряные кресты и иконы. В завещаниях великих князей упоминается «икона золотом кована Парамшина дела» (в других случаях – «Парапшина»), «крест золот Парамшина дела».[248] Изделия этого ювелира высоко ценились в Москве, их передавали как своего рода реликвии в качестве родительского благословения от отца к сыну.
239
Летописец Переяславля Суздальского (Временник МОИДР. Кн. IX). С. 111–112.
240
Полезную сводку о московских ремеслах найдем в кн.: Фальковский Н. И. Москва в истории техники. М., 1950. Впрочем, материал, приводимый в этой книге, в основном относится к Москве другого периода (с XVI в.). Обширный материал о русском ремесле XIV–XV вв. содержится в работе: Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси. М., 1948.
241
Записки имп. Археологического общества. СПб., 1865. Т. XI. (Описание старинных царских утварей, с. 303–305).
242
Раскопки М. Г. Рабиновича 1946 года в районе церкви Никиты Мученика в Заяузье (Материалы и исследования по археологии СССР. № 12. С. 5—43).
243
Воинские повести древней Руси / Под ред. В. П. Адриановой—Перетц. М.; Л., 1949. С. 37.
244
ДДГ. С. 276.
245
Там же. С. 351, 345.
246
АЮБ. Т. I. С. 554. Духовная Андриана Ярлыка 1460 года. (По—видимому, это тот самый митрополичий дьяк Ярлык, который подписал духовную Осипа Окинфова 1459 года. Там же. С. 549).
247
Забелин И. Е. Материалы. С. 215, 226, 228, 234, 249, 643.
248
ДДГ. С. 16, 18, 197, 362.