Страница 86 из 95
Врач защелкнул свой чемоданчик и убрал в карман очки.
— Если вы хотите…
Пооч подошел ближе.
— Вы Берталан Керекеш, не так ли?
— Да, это я.
— Как вы себя чувствуете?
— Мне уже лучше, — неохотно проговорил Керекеш.
— Вы можете отвечать на вопросы?
— Почему же нет, — вмешался врач. — Конечно, может.
— Вы были осуждены за хищение сроком на год и четыре месяца и пять месяцев назад вышли из заключения.
— Да, — подтвердил Керекеш и с видом оскорбленного достоинства откинулся на спинку стула. — До каких пор меня будут этим попрекать?
Пропустив мимо ушей замечание Керекеша, Пооч строго спросил:
— В тюрьме вы находились в одной камере с человеком по имени Геза Халас, верно?
— Да… А почему вас это интересует? — спросил Керекеш уже не столь самоуверенным тоном.
— Меня интересует ваш приятель. Насколько мне известно, в тюрьме вы подружились. Вы еще дружите?
— Уже нет.
— Когда прервалась ваша дружба?
— Когда я вышел из тюрьмы. Моя жена была против.
— Ваша жена с вами развелась, пока вы отбывали наказание.
Керекеш выдвинул ящик, достал из коробки два куска сахара и сунул их в рот. Через секунду он снова полез за сахаром.
— Я никогда с этим не смирюсь! — воскликнул он и театральным жестом прижал руку к груди. — Я все равно ее люблю! И хотя мы в разводе, я всегда говорю, что она моя жена. Для меня не существует других женщин! И не может существовать! Так вот, моя жена возражала против нашей дружбы, и я ее послушался. Я сказал Халасу, что между нами все кончено.
— Когда вы виделись с ним последний раз?
Керекеш непрерывно ел сахар, один кусок за другим.
— Я уже вам сказал, сразу после того, как вышел из тюрьмы.
— И больше вы не виделись?
— Нет, — отрезал Берци.
— А как вы с ним разговаривали, если больше не виделись?
— Ну… по телефону. Он несколько раз звонил мне на работу. И написал письмо.
— Как Халас отнесся к тому, что вы не хотите с ним дружить?
— Да так… спокойно.
— Он не обиделся?
— Да что вы! Мне показалось, он даже обрадовался. Думаю, он нашел себе друзей без судимости.
— Возможно, — кивнул Пооч. Он вынул из портфеля фотографию под номером 914 и положил ее перед Керекешем. — Взгляните-ка. Вы его узнаете?
— Конечно, — сказал он, внимательно разглядывая фотографию. — Никаких сомнений, это он.
— А это кто? — спросил Пооч и положил перед ним другую фотографию.
Керекеш взглянул на снимок и улыбнулся.
— Зачем вы спрашиваете? Вы же видите, что это я!
— Между вами удивительное сходство.
— Да что вы! — небрежно отмахнулся Берци. — Я же русый, а Халас шатен.
— Темно-русый и светлый шатен — разница небольшая.
— Все равно не спутаешь! А похожи мы только на фотографиях. Если бы вы видели нас вместе, наверняка бы не спутали! Халас гораздо ниже меня ростом и худее, а голос у него тонкий. В тюрьме нас дразнили, что мы похожи, и тогда я, бывало, выпрямлюсь, а Халас сгорбится — так он был мне по плечо, и говорим, смотрите, мол, как мы похожи, точно два яйца.
— А где теперь Геза Халас? — спросил Пооч.
— Откуда я знаю? Я же сказал… — Он снова положил в рот кусок сахара.
— Долго вы еще будете есть сахар? — спросил капитан.
Керекеш густо покраснел и покосился на врача.
— Извините. Это у меня дурная привычка, — сказал он и задвинул ящик.
— Я покажу вам еще одну фотографию, — сказал Пооч, кладя перед ним снимок Жофии Бакони, сделанный милицией.
Берталан Керекеш взглянул на фотоснимок и побледнел.
— Черт возьми… кто это?
— Не узнаете?
Берци пытался скрыть свое беспокойство.
— Какой ужас… она мертвая! Зачем вы мне это показываете?
— А вдруг вы ее узнаете.
— Я?.. Почему я?.. Кто эта женщина?
— Жофия Бакони.
— И… и… она повесилась? Но… но почему?
— Жофия Бакони была невестой Гезы Халаса. Ее убили.
Керекеш судорожно вцепился в край стола.
— Нет, это невозможно, — проговорил он, не спуская глаз с фотографии. — Наверное, это самоубийство.
— Почему вы считаете, что это самоубийство?
— Такая красивая женщина… такую красивую женщину… нельзя убить! Нет, это невозможно… — проговорил он, тяжело дыша.
— Вы ее знали?
— Нет, что вы, нет! Никогда не видел. Но эта фотография… эта ужасная фотография… так на меня подействовала. Я не могу этого видеть!..
Пооч убрал все три фотографии.
— Да, страшное зрелище, — согласился он. — Я вас понимаю. Значит, вы ее не знали?
— Нет.
— Ну тогда у меня к вам другой вопрос. Кто-нибудь навещал Халаса в тюрьме?
— Мне он об этом не рассказывал.
— Сестра к нему не приходила?
— Сестра?.. Откуда мне знать?
— Он не говорил, что получил письмо от своей сестры?
— Не помню, — сказал Керекеш, не глядя следователю в глаза. — Может и говорил.
— О чем ему писала сестра?
— Да откуда же я знаю?
— Ведь вы были друзьями!
— Ну и что? Разве он обязан был мне во всем отчитываться?
— А зачем ему было это скрывать?
— Я ничего не знаю! — хрипло сказал Керекеш. — Может, у него и была сестра, может, она ему писала, может, она его навещала… я ничего не знаю! Он мне не говорил! Понимаете? Не говорил… ни тогда, ни после…
— После чего?
— После того, как вышел из тюрьмы.
— Так вы же больше не виделись!
— Ну разумеется! Раз он нашел родню, ему уже не нужен был старый друг!
— До этого вы говорили, что сами с ним порвали!
— Мы оба порвали.
Пооч сухо спросил:
— Вы уже хорошо себя чувствуете?
— У меня есть одно предположение, — вмешался врач. — Едва ли я ошибаюсь. Мы имеем дело с особым случаем. Не правда ли, Керекеш?
Берци испуганно взглянул на врача и тут же отвернулся.
— Со мной это уже бывало. Мне очень неудобно, ведь это не к лицу здоровому мужчине. Чаще всего я заранее чувствую и принимаю меры. Дело в том, что у меня… повышенная чувствительность к некоторым лекарствам.
— Значит, все дело в лекарстве, да?
— Ну да. Я был приглашен на ужин, и там была слишком жирная пища. Я могу сказать, где я был: у своей невесты…
— У которой? — спросил Пооч.
— У меня только одна невеста!
— Значит, ваша жена все-таки не единственная женщина?
— Единственная, но…
— И что же с этим жирным ужином? — спросил врач.
— Мне пришлось выпить вина… целую бутылку, и когда я пришел домой, чувствую, все плывет перед глазами. У меня есть одно лекарство, как-то один приятель посоветовал, помогает.
— Инсулин, да? — с возмущением сказал врач.
— Я знаю, что это запрещено, — Керекеш подыскивал нужные слова, — и опасно… Я даже мог попасть в больницу, если бы не вы. Но сегодня мне обязательно нужно было быть на работе… важное совещание… А в таком состоянии, понимаете… Я был совершенно пьян… И вот вчера вечером я сделал укол…
Доктор встал.
— Господин следователь, — сказал он, — этот человек врет! Инсулин действует сразу. Он ввел себе инсулин не вчера вечером, а сегодня утром! Минут за двадцать до того, как ему стало плохо! Он рассчитывал, что я не разберусь и отправлю его в больницу. Он наверняка знал, что за ним явится милиция, и хотел выиграть время. Этот человек… — От возмущения он не мог продолжать.
— Встаньте, Керекеш, — приказал Пооч. — Следуйте за мной.
Лейтенант Кепеш проснулся очень рано и больше не смог заснуть. В шесть утра он уже сидел на работе, склонившись над картой, с красным фломастером в руках. Ему не давала покоя одна мысль.
— Здесь дом отдыха, — пробормотал он и начертил на карте четырехугольник. — Здесь дом, в котором жила Жофия Бакони. До него они ехали по пятьдесят седьмому шоссе. Выехали в шесть утра… двадцать минут езды на машине… может, конечно, и больше. Смотря как ехать. Останавливались… заглох мотор… вышли немного прогуляться… полюбовались природой… Если не ошибаюсь, в семь они прибыли вот сюда. Здесь вокзал. Если отсюда свернуть налево, минут через десять-пятнадцать — дом Жофии Бакони… а направо — десять минут пешком… живет жена Керекеша.