Страница 69 из 95
Она раздвинула шторы, в комнату хлынул солнечный свет.
— Подъем, сони, подъем! Ну, вставайте же! Если быстро оденетесь, пойдете на пляж с тетей Бертой.
Старший сын сел на кровати.
— Мама, а ты пойдешь с нами? Пойдем! — заныл он.
Лилла покачала головой.
— Завтра. Сегодня мне некогда. Может, если успею, я к вам потом приду. Ну, одевайтесь!
Она пошла на кухню, собираясь разобрать сумки, но передумала, вышла в коридор и позвонила в соседнюю квартиру.
— Ну что? — Берта Микич высунула голову из-за двери. — Вернулась?
— Уже давно.
— Дети встали?
— Еще нет. Я их только что разбудила. Раньше не могла, рука не поднималась. Они так сладко спали. Помнишь, вчера поздно легли. Приходи скорее, сейчас они будут готовы.
— Сейчас приду.
Лилла вернулась и, вынув из одной сумки пучок моркови, беспомощно огляделась, не зная, куда ее девать. В кухне царил страшный беспорядок: в мойке целая гора посуды, в углу куча грязного белья, полное мусорное ведро, холодильник открыт. Лилла с досадой хлопнула дверцей холодильника. На столе — остатки вчерашнего ужина, диапроектор, разбросанные коробочки с диафильмами и книжки. На стульях — детские вещи и скомканные полотенца.
— Полный разгром, — проворчала она и опустилась на единственный свободный стул.
Из комнаты слышался визг детей.
— До чего же я устала, — она провела рукой по лбу.
В кухню вошла Берта.
— Ну как дела?
— Как видишь. — Лилла беспомощно развела руками. — Все вверх дном.
— Ничего, бывало и хуже, — успокоила ее Берта. — Уберешься. Как дети?
— Посмотри, что они там делают.
— Зачем ты держишь эту морковь?
Лилла с удивлением взглянула на пучок моркови, который держала в руке, и положила его на пол.
— Сама не знаю.
— Ма-ма-а-а! — Младший сын, Берталан, выбежал из комнаты. — Шимон меня бьет! — Мальчик был совершенно голый. Лилла взяла его на руки и поцеловала. Мальчик визжал от радости. — Пойдем с нами! Мама, пойдем с нами!
Лилла опустила ребенка на пол, глаза ее наполнились слезами.
— Не могу, — сказала она. — У меня много дел.
— Быстрее, дети, одеваться! — Берта поймала мальчика и надела на него штанишки и майку. — Обувайся сам!
На часах было без четверти девять, когда дети вместе с Бертой Микич ушли.
Лилла пошла в ванную, чтобы привести себя в порядок. Утром она так торопилась, что даже не успела причесаться, только повязала голову косынкой, но, дойдя до угла, сняла, затолкала ее в сумочку и кое-как пригладила волосы руками. На ней было домашнее платье, синее в мелкий горошек, и бежевые босоножки со стоптанными каблуками. Перед уходом она положила в кошелек тысячефоринтовую бумажку, которую, к счастью, не пришлось разменивать. Ей повезло, она везде успела: частник пекарь как раз начал торговать, и она была в очереди первой; на рынке был большой выбор, она быстро все купила, а в мясном ее тут же заметил Лаци: «Чем могу служить?» Она купила полкило печенки. Лаци не прочь за ней поухаживать. А ведь она сказала ему, что у нее двое детей. Он считает ее красивой, хотя уж что-что, а красивой ее не назовешь! Она прекрасно это знала. Но не очень огорчалась. Вернее, не всегда. Когда она уходила с рынка, обе сумки были уже полны и оттягивали руки. Правда, она этого не замечала, так как привыкла два раза в неделю отовариваться на рынке. За молоком и за хлебом ей частенько случалось туда заскакивать, и только дважды в неделю приходилось таскать домой тяжелые сумки.
Лилла внимательно посмотрела на себя в зеркало.
«Да, не скажешь, что красива, — констатировала она. Наклонившись к зеркалу, она потрогала пальцем складки кожи под глазами. — И еще эти мешки! Берци считает, что после хорошей пластической операции от них и следа не останется. Но Микич говорит, что потом они снова появятся. Что бы мне надеть? Не вечно же ходить замарашкой!» Она остановила свой выбор на зеленой юбке, новой белой кофте и новых белых босоножках на шпильках. Затем высыпала на кровать содержимое сумочки. Записную книжку, ручку и маникюрные ножницы она отложила — это ей не понадобится. Остальное сложила в плетеную хозяйственную сумку. «На обратном пути можно будет походить по центральным магазинам», — подумала она и положила в кошелек еще две тысячи форинтов.
Лилла специально ехала на трамвае, чтобы не появиться слишком рано.
— Добрый день! — сухо поздоровалась Лилла с вышедшей ей навстречу хозяйкой дома, толстой Штефлер.
— Что вам угодно? — подозрительно спросила толстуха, тут же узнав молодую женщину, и не открыла калитку.
— Мне очень нужно поговорить с Берци.
— Обратитесь к нему на работу, — неприязненно сказала хозяйка.
— Я уже обращалась. Мне сказали, что его нет в Будапеште, он в командировке.
— И чего же вы хотите?
— Я подумала, может, он плохо себя чувствует и остался дома. А на работе считают, что он в командировке. Можег быть, вы мне откроете? — сказала Лилла уже громче.
— Нет, — отрезала Штефлер.
— Тогда позовите его, пожалуйста, сюда.
— Я же говорю, его нет дома.
— А я думаю, что он дома! — крикнула Дилла.
— Послушайте… гм… милочка…
— Вы прекрасно знаете, что моя фамилия Керекеш!
— Если я говорю, что его нет, значит, нет. Я не привыкла врать.
— А когда он ушел из дома?
— Как обычно, — Штефлер повернулась, собираясь уйти.
— Тогда, будьте добры, — уже тише сказала Дилла, — передайте ему, пожалуйста…
— Это можно. — Хозяйка остановилась. — Что именно?
— Что мне нужно срочно с ним поговорить по очень важному делу. Пусть он сегодня же ко мне зайдет. Вы ему скажете?
— Да, — коротко ответила хозяйка.
— Только обязательно! — Дилла подождала, пока Штефлер войдет в дом, но и тогда не сдвинулась с места. Она заглядывала через забор, стараясь увидеть окно Берци. Если бы он был дома, он бы услышал ее голос и обязательно вышел. Значит, его действительно нет. Ну ладно, это известие может подождать до вечера. Берци обязательно придет, если узнает, что она заходила, И, конечно, он не в командировке.
Ну что ж, значит, до вечера.
На Центральном кольце она вышла из трамвая. Не торопясь прошлась по проспекту Ракоци и, свернув вправо, оказалась в самом центре города, где было полным-полно народу, гуляющего по улочкам и переулкам, предназначенным только для пешеходов. По дороге она купила газету и два иллюстрированных журнала. В одной из витрин Лилла принялась разглядывать свое отражение, затем — платья на манекенах. Наконец, поколебавшись, она вошла в магазин и купила себе летний костюм за три тысячи четыреста форинтов, истратив все деньги, которые взяла с собой. С довольным видом, размахивая свертком, она зашла в кафе выпить чашечку кофе.
Ее плохое настроение рассеялось. Она забыла о беспорядке в квартире, грязной посуде, о предстоящей уборке. Лилла думала о будущем, о том прекрасном будущем, которое ее ждет. Берци ее любит. Она его тоже. А то, что они в разводе… Ну что ж, ведь Берци тогда был в тюрьме, и она решила, что лучше с ним развестись. Из-за детей.
Когда все случившееся забудется, ничто не помешает им быть счастливыми. Конечно, когда все забудется, и никто не будет попрекать Берци ни тюрьмой, ни растратой казенных денег… Они уедут куда-нибудь далеко, в провинцию, где их никто не знает, купят машину, по выходным будут ездить на прогулки, а летом вместе с детьми, конечно, поедут отдыхать к морю. И постепенно все уйдет в прошлое…
К ее столику подошла официантка.
— Прикажете еще что-нибудь? — спросила она, вежливо давая понять, что пора освободить столик. Официантка была очень хорошенькая молодая девушка с безупречной фигурой, золотистыми волосами и зелеными глазами. Длинные ногти были накрашены ярко-красным лаком.
— Нет, спасибо, — сказала Лилла, и к ней вернулось плохое настроение. Она расплатилась и направилась было домой, но передумала и пошла в кино.