Масик

Глава 2. "Типичный препод" - это диагноз.

Конец диалога Петьки и Мнемозины закончился тем, что Петька - будучи котом, конечно - неожиданно впал в затяжной ступор. Наверное, переваривал полученную информацию. Жорик же, оставаясь по-кошачьему чувствительным, и из глубокого чувства самосохранения отполз на полусогнутых лапах отсюда подальше. "Ладно ещё, что мы теперь оба - всего лишь коты, так не хватало только того, чтобы мы оба стали совершенно чокнутыми котами", - при этой мысли Жорик глубоко и протяжно мяукнул. Небо было чистое, звездное, довольно низко висела большая ущербная луна. Было ветрено и ясно: конец декабря в этом году на юге России выдался необыкновенно теплым.

И в шкурке кота было довольно прохладно, но терпимо. Но Жорику было грустно, одиноко, и он дрожал. Наверное, не от холода.

Внезапно, кто-то подошел к нему сзади, приблизился вплотную к Жорику и потерся о его усы мохнатой мордочкой. Это оказалась Мнемозина. Жорик обернулся и заглянул в ее янтарные светящиеся глаза.

- Ты расслабься. И думай о вечном. Будь тем, чем ты являешься. А для этого - не волнуйся, абстрагируйся и не нервничай. Помедитируй немного. И - ближе к рассвету - все станет само на свои места, - и, передав эту мысль вместе с непрерывным мурлыканием, Мнемозина проворно растворилась в ближайших кустах и в ночи.

Медитировать, будучи котом, Жорик ещё никогда не пытался. Созерцать - сколько угодно. Но практиковать внутреннее сосредоточение, соединение с Абсолютом, будучи неизвестно кем - и в голову ему не приходило. А ведь, если задуматься, какая ему - Абсолюту - разница? Надо попробовать...

Он вышел из медитации только тогда, когда почувствовал, что внезапно стало холодно. Вот теперь - очень. "Все же - не слишком совершенный я медитатор... Я должен был полностью абстрагироваться от окружающего. А значит, и от холода", - подумал Жорик. И тут он понял, что сидит полностью голый, в лесополосе, с закрытыми глазами. При этом Жорик сидел, подогнув под себя ноги и поставив руки впереди перед собой, ладонями на землю. Он приоткрыл глаза. Вокруг потихоньку развиднялось. Да, он был снова человеком!

Жорик вскочил на ноги, нашарил на земле неподалеку свои вещи и быстро оделся. Забрал он и одежду Петьки. Позвал "кис-кис-кис"... К нему приблизился уже знакомый ему серый кот, затравленно озираясь.

Он схватил кота (в смысле, Петьку) - за шиворот, и устремился к автовокзалу, где сел на первый попавшийся автобус до центра. Один из самых ранних, конечно. Кот, слава богу, не вырывался, но его проезд обошелся дороже, чем самого Жорика, иначе тетка-кондуктор грозилась вышвырнуть их обоих.

Около общаги Жорик был около шести утра. Когда он проходил мимо вахты, вахтерша тетя Валя, всплеснув руками, проговорила:

- О, нашел свою животину! Убежал, да? Вот, дай ему колбаски! - и она протянула коту хороший кусок сервелата.

Кот, не будь дурак, поймал его на лету - когда сервелат падал по направлению к его носу. Слышно было, как клацнули его зубы.

- Жениться вам уже пора, Георгий... Как вас по батюшке? - неожиданно спросила тетя Валя.

- Владимирович.

- Дак вот. Женитесь - не будете приходить домой под утро. Остепенитесь, успокоитесь.

- Спасибо за доброе пожелание, теть Валя, - сказал Жорик благодарно, чтобы поскорей оборвать беседу, - и устремился вверх по лестнице.

Дома, открыв дверь, он выпустил кота на коврик и устало бухнулся в единственное здесь кресло.

И, благодаря словам тети Вали, погряз в тяжких раздумьях.

У него было не то, чтобы "трудное детство, прибитые к полу игрушки" - но все равно детство не пробуждало в нем приятных воспоминаний. Сколько себя помнил Жорик, его мать всегда была Начальником. И на работе, и дома. А бабушка каждый день провожала его до самой школы - вплоть до седьмого класса. Это при том, что идти ему до школы было от силы минут пятнадцать. Якобы потому, что нужно было переходить по пути дорогу. Одноклассники - а школа к тому же располагалась в рабочем пригородном поселке и была на редкость бандитской, - всегда относились к нему, соответственно своим понятиям. Так, как нормальные пацаны всегда относятся к мальчикам в костюмчике с иголочки и при галстуке, вдобавок, провожаемым до школы бабушками... И потому, Жорику вечно приходилось драться. Домой он зачастую приходил с перекошенным галстуком, в синяках и царапинах, в мятом, а порой и порванном, костюме.

Дома Жорику не давали ступить ни шагу без разрешения - мать у него всегда была на работе, но дедушка и бабушка оставались дома. Научить его мужской работе по дому - никто не научил, делать ничего не позволяли. Но этим же потом и попрекали, вдобавок прибавляя, что он "белоручка", и что руки у него, "как у девочки".

И Жорик от окружающей его действительности с раннего возраста зарылся в книги. И, конечно же, это стало очередной темой для попреков и издевок: "Ну, и кем ты собираешься быть, когда вырастешь? Профессором?".

"Пап" у него было много - только официальных четыре. Один из них спился, другой - повесился. С последним мать прожила дольше всего, и при нем родилась сестра Юля, которая была младше Жорика на двенадцать лет. Папа Юли умер пару лет назад от сердечного приступа. Он трудился в последнее время постоянно где-нибудь грузчиком, и мать Жорика постоянно его пилила за то, что он приносит в семью денег меньше, чем она.

Своего родного отца он не помнил. Когда его мать с ним развелась, Жорику было около года. Соседи поговаривали, что он на него совсем не был похож. Да и мать, пару раз, уставясь на Жорика печально, поговаривала:

- И в кого ты у меня уродился? Пальцы длинные, тонкие, ладонь совсем не как у мужика... И волосы мягкие, как у девочки. Ты мне одного человека напоминаешь... Был у меня в школе одноклассник. Цветы мне дарил, после школы до дома провожал, вздыхал томно... До сих пор не могу спокойно слушать песню про розовые розы... В музыкалке учился и в художке. Но я ему дала разворот-поворот. Зачем мне такой? Мне настоящий мужик был нужен, хозяйственный. Который мог бы во дворе у дома моим родителям всё наладить, при котором наш домик бы заблестел, а не был развалюхой... Как-то встретила его в городе - он родителей своих навестить приезжал, из Москвы. А я уже тогда замужем была... Погуляли мы с ним тогда от души... По городу.

В этом месте начальственная мама всегда неожиданно замолкала - и еще внимательней посматривала на Жорика. И глаза у нее были томными-претомными.

Когда он вырос - было о чем подумать... Возможно, что его мама что-то не договаривала.

Художка, музыкалка - это то, о чем он всегда тайно и явно мечтал, но в чем ему всегда отказывали. А еще, Жорик всегда мечтал научиться плавать. Даже его дядя матери не раз советовал: да отдай ты его на плаванье, пусть походит в бассейн. Но нет, его мать почему-то решила, что, если сын научится плавать, то обязательно утонет. И никогда не подпускала Жорика к воде: даже, когда они всей семьей ездили к родственникам, родителям отца Юли. Разве что, на велосипеде он там, у них, научился кататься.

Конечно, после школы мать тоже захотела за ручку повести Жорика туда, куда она сама захочет. А хотела она отправить его в техникум - учиться на юриста.