Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 33



Демократы ведь быстро потеряли социальную опору: они опирались на массовый «средний класс», который был просто «вырублен» либерализацией цен 1992 года.

Чтобы отвлечь людей от осознания того, что с ними происходит, в конце 1991 и 1992 году провели приватизацию квартир, чтобы люди занимались ей и больше ни о чем не думали. Пусть все плохо – зато теперь квартира моя!

После этого люди ощутили абсолютную нищету, абсолютное отсутствие каких бы то ни было перспектив, дичайший, безумный разгул преступности, разрушение всей социальной сферы, – и ваучерные операции позволили отвлечь их от ужасной реальности.

А пока обычные люди были отвлечены, директора были куплены: они хорошо поняли свой шанс и в массе своей воспользовались им, скупив ваучеры работников, установив контроль за своими предприятиями и став опорой реформаторской власти против утратившего все, разобщенного и деморализованного населения.

Но в то самое время, когда директора, еще не заклейменные «красными» как пережиток «проклятого социализма», а пока бывшие союзниками либеральных реформаторов, захватывали свои заводы, – гайдаровцы уже готовили их могильщиков.

В своей автобиографии бессменный ректор «вши» или «вышки» (Высшей школы экономики) Кузьминов очень четко написал: «Чтобы выдавить „красных директоров“, которые образовывали очень плотную массу в начале 1990-х годов, казалось, что никакая реформа сквозь них не пройдет, породили класс „малиновых пиджаков“, которые благодаря своему животному интересу выдавили предшественников».

Для молодых читателей напомню: «малиновые пиджаки» – это бандиты, «выдавливание» осуществлялось в основном за счет физического насилия вплоть до истребления, а замена директоров бандитами в качестве собственников чудовищно дезорганизовала производство и в значительной степени разрушила его.

Все во имя либеральных реформ!

А осуществлялась эта операция, насколько можно судить, не сама собой, а с подачи их архитектора – Гайдара.

Сыграл он свою роль и в ваучерной приватизации: конечно, ее мотором и пропагандистом был Чубайс, – но лишь в рамках общего стратегического курса, выработанного и твердо проводимого Гайдаром.

С точки зрения политики ваучерная приватизация, как и либеральная реформа в целом, как и создание целого класса бандитов была рациональным, разумным механизмом. Другое дело, что этот механизм исходил из презумпции уничтожения страны. И уже не Советского Союза, а именно России.

Ведь чем отличается советский стиль воровства от реформаторского? При советском стиле воровства при стройке дома часть материалов и денег, выделенных на нее, пропадают непонятно куда, а где-то, часто даже не в фешенебельной стране и не на берегу моря, а прямо неподалеку от стройки, вырастает аккуратный коттедж. В Москве немало таких смешных жилищных комплексов.

А система реформаторского воровства строго противоположна. Например, живут люди в «хрущевке». И приходит к ним умный, с горящими глазами молодой энтузиаст и говорит: «Друзья, вы живете в ужасных условиях!» – и, ведь, действительно в ужасных условиях живут. Продолжает: «Так жить нельзя!» – и это святая правда. «Послушайте, в Лондоне, Нью-Йорке, Париже люди живут совершенно по-другому!» – и не поспоришь. И, убедив всех в своей правоте, переходит к главному: «Давайте вашу развалюху на границе промзоны сломаем, из обломков построим гигантский шикарный небоскреб, чтобы у каждого вместо квартирки в 50 кв.м. была квартира в 500 кв.м. и с видом на океан!»

Все дружно кричат «Ура!», в припадке энтузиазма ломают свой дом, – и вдруг понимают, что небоскреб как-то не клеится. Менеджмент «совковый» или культура труда низкая – не понять. И тут им этот же самый энтузиаст-реформатор говорит, – и опять сущую правду: «Ну вы и быдло! Ну вы и уроды! Вы своими руками разрушили собственное жилье! Как же мне не повезло с этим народом! Ну ладно, так уж и быть, облагодетельствую: куплю ваши обломки по рублю за кубометр и построю себе коттеджик у моря, а вы купите водки и живите, как хотите, хоть в землянках».



Это представляется формулой реформаторского воровства.

Отличие подходов очевидно: если в советской модели воруют из прибыли, то в реформаторской из убытков. Это стиль, почерк, визитная карточка либеральных реформаторов.

При этом воровство было довольно откровенным, а часто и предельно открытым. В частности, разработчики схемы приватизации «Норильского никеля» рассказывали, как Кох, ознакомившись с ней, искренне изумился: зачем так сложно? Мол, я сейчас позвоню Вавилову (тогдашнему первому замминистра финансов), он даст вас кредиты из госбюджета на приватизацию, а на следующий год просто забудет включить в него строчку о возврате. Когда потрясенные разработчики попытались объяснить владельцу бизнеса, что это воровство, они, по воспоминаниям, получили предельно простой и искренний ответ: «Либо коммунисты придут к власти и все отберут, либо Борис Николаевич, победив, нам все простит»…

Важным признаком приватизации производств было расчленение единого технологического комплекса на максимальное количество кусочков – отдельных предприятий, которые постепенно переставали взаимодействовать друг с другом.

На каждом их них висели своя бухгалтерия, директор, охрана, – и они постепенно погибали под тяжестью административных расходов. Если одно из первых звеньев технологической цепочки не отправляло какое-то необходимое сырье на экспорт (часто копеечный, так как критически значимый элемент может быть и недорогим), после чего сразу умирали все, последним по лагерному принципу «умри ты сегодня, а я завтра» оставалось сбытовое предприятие, контролирующее склад ранее произведенных товаров. Оно распродавало всё с этого склада, обогащалось на этом, не отдавая денег производящим звеньям и этим убивая их, а затем тоже умирало, после чего либеральные организаторы этого кошмара торжественно провозглашали: «Еще одно нежизнеспособное совковое производство наконец-то расчистило место для успешного предпринимательства!»

По той же схеме была отреформирована Чубайсом электроэнергетика. Спасти от нее удалось лишь «Газпром», – в силу его исключительной важности одновременно для социальной стабильности и экспорта.

Вряд ли Гайдар думал так подробно, – и, весьма вероятно, он вообще не вполне осознавал, что делает. У него было плохо с рефлексией – основным занятием было иное, унаследованное от знаменитых деда и отца, которого по до сих пор живым легендам не мог перепить никто в Москве. В «Легендах Арбата» М.И. Веллера весьма красочно описано, как Егор Гайдар проводил свое время.

Но, тем не менее, именно с этим человеком связан запуск процесса либеральных реформ в России, под которым основная часть нашего народа вполне справедливо понимает свое уничтожение.

Либеральное бескорыстие

Разговоры о бескорыстии гайдаровских либералов повторяются бесконечно в строгом соответствии с канонами геббельсовской пропаганды: люди верят в ложь тем больше, чем она чудовищней и чем чаще ее повторяют.

Помнится, летом 1992 года один из гайдаровцев с восторгом признался в частной беседе: «Когда мы пришли, я думал, три месяца поворуем и все, а мы скоро уже 10 месяцев сидим!» И это при том, что на первом же заседании гайдаровского правительства его члены, как рассказывают их биографы, торжественно дали обет не использовать свое служебное положение для личного обогащения!

Между тем еще в конце 1991 года, как говорили чуть позже, некоторые решения Ельцина по второстепенным хозяйственным вопросам продавались за 30 тыс. долл., – по тогдашним меркам это были запредельные деньги.

Многие реформаторы сегодня незаслуженно забыты. Был, к примеру, в правительстве Гайдара вице-премьер «по оперативному управлению» Махарадзе, который издавал распоряжения (чтобы Гайдар как вице-премьер мог управлять своими личными решениями, право издавать распоряжения правительства от своего имени предоставили всем его зампредам) почти исключительно по управлению лесным фондом. Он очень быстро и тихо, уже весной 1993 года ушел из власти, – похоже, грамотный был человек. 11 лет, до 20014 года проработал в Канаде торгпредом, остался там и умер в 2008 году в 68 лет.