Страница 12 из 20
— Что именно ты хочешь знать?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Что-то обыденное. Сколько у тебя братьев и сестёр, ладите ли вы, как часто видитесь, близок ли ты со своими родителями. Например, об этом, — я вздохнула, не понимая, почему нервничала, расспрашивая его о нём. — Просто ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе. Мне хочется узнать тебя.
Его взгляд смягчился после моих слов, и на губах появился намёк на улыбку.
— У меня два брата и сестра, — его улыбка стала шире. — Вообще-то, сестра-близнец.
— У тебя есть близнец?
— Да. Она классная. Ты скоро познакомишься с ней.
— Как её зовут?
— Пайпер, — сказал он с великолепной, любящей улыбкой.
— Пайпер и Престон, — произнесла я, проверяя, как звучат их имена. — Кто старше?
— Я; на три минуты. Она ребёнок в семье, и у неё есть три старших брата. Мы сделали её подростковые годы несчастными, — рассмеялся он.
— Она живёт поблизости?
— Сейчас она в Нью-Йорке. Мы переехали туда вместе после колледжа, но, когда я захотел уехать и вернуться в Портленд, она пожелала остаться.
Престон начал ковырять палочками свою еду на тарелке.
— Ты скучаешь по ней.
Он пожал плечами:
— Скучаю, но знаю, что она там счастлива.
— Твои братья остались здесь?
— Да. Они оба работают на моего отца в его юридической фирме в городе.
— Как их зовут?
— Паркер и Паттон.
Я рассмеялась:
— Так твоим родителям нравятся имена на «П»?
— Кому? Памеле и Полу? Да. Они любят имена на букву «П».
Я засмеялась на этот раз громче:
— Ты серьёзно?
— Абсолютно, — сказал он с каменным лицом, что заставило меня рассмеяться ещё громче.
— Хорошо, —проговорила я сквозь смех, — когда решишь жениться, тебе придётся принять важное решение, стоит ли добиваться женщину, чьё имя начинается с буквы «П».
— О, нет, — произнёс он громко. — Я не проведу свою жену и детей через это. Не будет никакой аллитерации имени, — его взгляд задержался на мгновение на мне, а затем он спросил: — У тебя есть родственники?
— Не-а. Я была единственным ребёнком. Ну, вроде. У меня была сестра, но она умерла, когда я была очень маленькой. Я даже не помню её.
— Ох. Я так сожалею, — сказал он, немного выпрямляясь после моей новости.
— Нет, правда, всё в порядке. Я имею в виду, что это ненормально, но произошло давно. Как уже сказала, я даже не помню её. Просто помню о ней.
— Ты не возражаешь, если я спрошу, что произошло?
— Нет, вовсе нет. Был День Независимости (прим.: 4 июля), и мы гостили у друзей моих родителей. Их дом находился около озера, и Надя заплыла далеко и утонула, — я вздохнула, вспоминая тот день глазами трёхлетнего ребёнка: — Это была настоящая трагедия, и, естественно, мои родители очень тяжело справлялись с её смертью. Пока я росла, они сильно меня оберегали, потому что боялись, что со мной может что-то произойти, — я посмотрела вниз на свою тарелку. — Прости. Это очень угнетающий разговор. Не хочу портить тебе настроение.
— Эй, всё в порядке. Мне очень жаль, что твоя семья прошла через это. Я не могу представить…
— Знаю. Это не то, через что должны проходить. Тем не менее мы пережили это, и я в порядке.
— Так раньше твои родители держали тебя на коротком поводке?
— Чрезмерно. Я не могла даже поговорить с мальчиками по телефону, пока мне не исполнилось шестнадцать; только тогда я смогла сесть за руль и сходить на свидание. Мне никогда не разрешали ночевать у друзей, и потребовались все мои уловки, чтобы наконец убедить моих родителей позволить мне получить водительские права.
Я встала и поставила свою тарелку в раковину, Престон последовал за мной. Он взял меня за руку и повёл в гостиную, затем потянул вниз на диван, располагая прямо между своих бёдер, так что моя спина упёрлась в его пах. Я позволила себе расслабиться в его руках, наслаждаясь теплом его груди, и улыбнулась, когда он обнял меня за плечи и прижал к себе.
— Мне жаль, что ты потеряла сестру, — прошептал он в моё плечо, нежно его целуя. — Но, видимо, ты потеряла гораздо больше, чем просто родную сестру.
Я кивнула.
— Пожалуй, — мои мысли метались, потому что я не привыкла думать о Наде и о том, как её смерть повлияла на меня или мою жизнь. Моя маленькая уловка, чтобы побольше узнать о Престоне, сгорела, и теперь я потерялась в своих мыслях, соединяя вместе то, на чём раньше никогда не заостряла внимание: — Мои родители защищали меня так, как могли, и у них был конкретный план относительно моей жизни. Они старались проложить передо мной очень чёткий и безопасный путь, и я никогда не подвергала сомнению их решения. Я никогда не думала о себе или о том, хотелось ли мне того, что они желали для меня.
— Думаешь, ты именно поэтому оказалась с кем-то вроде Дерека?
— О, я с Дереком потому, что именно этого хотел мой отец. В этом нет никаких сомнений. Но это не только его вина. Я любила Дерека. Парень, которого я встретила на втором курсе колледжа, не тот человек, за которым я замужем сегодня. Но всю свою жизнь мой отец пытался мной манипулировать: он хотел, чтобы я делала то, что надо ему. Всё это он делал потому, что любил меня, но это душило. Меня отправили в школу для девочек, чтобы вокруг не было мальчиков. После неё я была вынуждена быть волонтёром, поэтому ходить на вечеринки не представлялось возможным. Мои родители всё время хотели знать, где я, что делаю, и даже при том, что они боялись меня потерять, сами отдалились, — я прижалась к Престону, думая об этом и позволяя словам, которые никогда ранее не говорила вслух, срываться с языка. — Когда я встретила его и мои родители узнали, кто он, кто его отец, они позволили мне быть с ним. Они передали контроль, но не мне. Родители передали его Дереку. Они разрешили мне выселиться из общежития в первый год обучения, но при условии, что я перееду к нему. Они позволили мне выбрать специализацию, но при условии, что она пригодится в его работе. Когда я закончила обучение, они дали мне достаточно денег для первого взноса на дом, но я должна была купить его вместе с Дереком. Они заставили меня беречь деньги до тех пор, пока я не выйду замуж, а после, когда мы были готовы купить наш первый дом, отдали их ему.
Я напряглась, когда задумалась о смерти своих родителей и том, какая часть бизнеса моего отца осталась у Дерека. Я была пешкой в игре отца, и он использовал меня только для того, чтобы обзавестись сыном, о котором мечтал всю свою жизнь. О способном и подходящем сыне, который сможет управлять его бизнесом. Я была той, кого он мог обменять, той, которую он был готов отдать, если это означало, что у него будет сын.
Я закрыла глаза и почувствовала, как Престон прикоснулся ко мне губами, а затем осторожно начал прокладывать дорожку поцелуев от моего плеча к шее. Он не пытался соблазнить меня, а старался утешить. Он слушал, поэтому я продолжила говорить:
— На протяжении всего нашего брака, если я о чём-то просила Дерека, мы никогда не принимали решение сами, в этом всегда участвовали наши родители. Например, ребёнок. Я так сильно хотела ребёнка. Я хотела иметь детей, пока была молода. Я хотела быть молодой, красивой, беременной женщиной, у которой будет достаточно энергии, чтобы заниматься с пятилетними детьми. Хотела, чтобы мы были достаточно молодыми бабушкой и дедушкой, чтобы устраивать вечеринки с ночёвкой и водить своих внуков в парк, — почувствовав знакомое жжение в горле, я поняла, что близка к слезам. — Теперь я буду счастлива, если у меня вообще когда-нибудь появятся дети, — я остановилась и глубоко вздохнула, всё ещё борясь со слезами. — Каждый раз, когда мы говорили о детях, он говорил о «планах». У него и моего отца были планы, огромные планы, и, видимо, дети в них не вписывались. Он всегда говорил «позже», но я уверена, дети никогда не входили в его планы.
Эта мысль была отрезвляющей. Если бы я не узнала о его тайной жизни, если бы не решила двигаться дальше, то, скорее всего, он всегда был бы против детей. По крайней мере, теперь у меня был шанс.