Страница 4 из 14
Я сидел в позе лотоса на руинах Херсонеса Таврического и зверски, по-русски, медитировал. День глаза пучу, два, три… А сатори проклятого все нет. Вместо чего-то космического и волшебного вижу вполне реальные картины своего детства: яблоневый сад, который посадил отец, священника, бредущего через поле, себя самого, сидящего у экрана черно-белого телевизора «Юность»… «Мемуары, – думаю, – какие-то, а не просветление!» И тут передо мной словно врата открылись, и оттуда пахнуло таким океаном, что мне, как тогда в детстве, опять жутко стало. Как смекалистый калужский селянин, я сразу же решил: «Неподготовленный туда – никогда! Только на церковном корабле».
Вернувшись в Москву, я стал ходить в храм. Посещал службы или же бродил под сводами пустых соборов. Но я был еще бесконечно далек от веры и, наверное, никогда бы ее не обрел, если бы не любовь. Это она, Ксюха, моя Кыса, привела меня к Богу. Восторг всей моей жизни. Ныне, присно и во веки веков. Мы вместе уже тринадцать лет. Но день нашей встречи я помню до мельчайших подробностей.
Был месяц май. Преддверие очередного «Кинотавра». Я как раз аккредитовался на фестиваль, а вечером отправился в клуб «Маяк» встретиться с друзьями. На мне были шорты и мотоциклетная куртка, вдоль и поперек исписанная телефонами. Сам мотоцикл я оставил дома и приехал в клуб на такси – хотел провести вечер весело и непринужденно.
Я вошел, огляделся и обнаружил, что все разбиты на парочки и только одна посетительница сидит с двумя кавалерами – хмурыми бородатыми дядьками, как будто вышедшими из сериала «Угрюм-река». Я ее, конечно же, узнал – Оксана Арбузова, героиня нашумевшего фильма «Авария – дочь мента». Да и в институте ее встречал, она училась на курс младше, в мастерской Соловьева, но почему-то никак на нее не реагировал. А тут только взглянул и сразу понял: у меня будет большая семья – минимум шестеро детей, стиральная машина «Индезит» и склонность к гипертонии.
Как сценарист, я обратил внимание на детали: у мужиков были полные стаканы водки, а у нее – пустой, и она хохотала… Я взял бутылку «Финляндии», подошел к хохотушке и говорю:
– Мадемуазель, а не предпринять ли нам с вами романтическую прогулку?
– Да, если вы обещаете отвезти меня домой.
– Обещаю. Клянусь честью.
И я действительно отвез ее домой, но только под утро и к себе. Всю ночь мы ездили по разным ресторанам, останавливались на каких-то освещенных улицах. Наконец оказались на Фрунзенской набережной, спустились к реке, я откупорил бутылку шампанского и сказал:
– Предлагаю тебе руку и сердце. Немедленно бери, пока не передумал.
– Беру, не передумывай, – ответила Кыса, и мы отправились ко мне.
Потом Ксюха вернулась домой. А я, как мы договорились, купил два ящика вина и поехал следом, знакомиться с ее родителями. Оделся более или менее прилично, чтобы их не шокировать. Кыса уже к тому времени была мне очень дорога, и я понимал, что действительно хочу жениться. Мне очень хотелось, чтобы этот человек был рядом.
Милейшая оказалась у Кысы мама, хотя и властная. Юрист в генеральском чине! Я подкупил Валентину Степановну тем, что взял с собой гитару и тут же сбацал: «Мадам, за гусара замолвите слово». Потом быстренько, пока не очухалась, разлил хорошего вина, и она тут же растаяла, как любая женщина. То есть я надавил на те кнопки, которые делают женщину беспомощной, после чего снова забрал Ксюху к себе.
Через неделю состоялось официальное сватовство. В тот день я с Гариком Сукачевым записывал песню «Думы окаянные» для одного проекта, который, к сожалению, так и не состоялся. Он пел «Думы, мои думы», а я – «Хари Кришна». Смешной был проект, мы увлеклись, и в результате я опоздал на три часа.
Дверь открыла Валентина Степановна. Я упал на колени, в зубах – завядшие ромашки, которые я в самый последний момент успел сорвать на бензоколонке.
– Молодой человек, вы ничего не перепутали? – сурово спросила моя будущая теща.
А я в ответ заголосил:
– Все пропало! Все пропало!
Опять надавил, но уже на другие кнопки, которые пробуждают в женщине материнское желание простить и защитить. И Валентина Степановна меня простила.
Посидели мы очень неплохо, и где-то в середине беседы, после третьей или четвертой рюмки моей любимой «Финляндии», я встал и заявил, что хочу, чтобы они знали обо мне все. Снял рубашку и продемонстрировал свои татуировки.
– Какой ужас! – воскликнула Валентина Степановна.
– Прелесть какая! – умилился Владимир Евгеньевич.
Валентина Степановна хотела что-то возразить, но Владимир Евгеньевич ее остановил:
– Не надо, Валюш. Все же по-честному…
Как геолог-буровик, он очень ценил в людях открытость, для него это было самое главное в человеческих отношениях.
Моей маме Кыса сразу пришлась по душе, и поэтому большую часть времени, которую они провели наедине, она уговаривала ее не выходить за меня замуж, потому что я человек странный во всех отношениях и очень уж подвижный. «Вот увидишь, запутает он тебя, погубит», – говорила мама.
Но Кыса не поддалась.
Повенчаться мы решили в первый же день нашей встречи. Потому что были уже довольно взрослыми людьми и, встретив друг друга, сразу оценили, насколько благоволит к нам судьба. Ведь любовь – это чудо. А там, где чудо, там Бог. Я отвел Кысу к отцу Владимиру Волгину, или она меня отвела, и батюшка стал нашим духовником и наставником. Мы ходили к нему на службу в храм Софии Премудрости Божией, много общались, а перед венчанием решили исповедоваться и причаститься. Для меня это был период неофитства. Я хотел покончить со всем ненужным, что было в моем прошлом. Хотя оно было не таким уж и плохим.
Я не был ни наркоманом, ни бабником, а слухи о моем пьянстве не то что преувеличены, а очень и очень сильно преувеличены. Траву я курил, это да.
Но мне не понравилось. Пробовал писать в таком состоянии – не получилось. Путаница какая-то, мысль расфокусированная.
Во ВГИКе, в соседнем с нами блоке общежития, жили восточные ребята. Такие холеные, творческие, пахли хорошо, умели кушать палочками, цитировали японские пятистишья – танки, знали поименно всех режиссеров прошлого и настоящего и беспрерывно курили хеш – анашу. По-моему, они до сих пор там сидят и что-то цитируют. Не зря говорят: анаша, анаша сушит мозги не спеша. Героин я не пробовал никогда. Печальный опыт моих институтских друзей подсказал, что смысла нет начинать.
Благодаря обаянию Димы Харатьяна нам удалось повенчаться и расписаться в один день. Дима производил, да и сейчас производит на женщин-чиновниц неизгладимое впечатление, как идол, и он уговорил их зарегистрировать нас именно в тот день.
В то время во МХАТе ставили мою пьесу «Злодейка, или Крик Дельфина», и Миша Ефремов организовал в ресторане МХАТа гулянку и взял на себя все заботы тамады. За что ему вечный респект и уважуха. Свадьба получилась роскошная. Со всеми причиндалами. Мы проехали под семью мостами, остановились на Воробьевых горах, положили цветы к Вечному огню. Мы не очень верили в эту ерунду, но надо было сделать все как у порядочных людей. А напоследок подъехали к клубу «Маяк», где мы познакомились, и в знак благодарности оставили у ступенек увеселительного заведения букет роз и разбили о порог мои наручные часы.
На свадьбу я надел смокинг. У Кысы было длинное шикарное платье. Позже это платье Михаил Олегович у нас отобрал, и в нем Женя Добровольская играла во МХАТе в пьесе «Злодейка, или Крик Дельфина». Мы с Кысой потом специально ходили несколько раз на спектакль любоваться ее платьем на роскошной актрисе в моей, в общем, тоже не плохой пьесе. И очень радовались, что у него, в отличие от всех свадебных нарядов, такой долгий срок жизни. Мой смокинг тоже послужил – в нем человек пять из нашей актерской тусовки женились.
За неделю до торжества мы с Ксюхой разучили танго и танцевали под музыку «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль». Танцевали со всякими па, с расходами, сходами, перебросами. В финале у нее, естественно, в зубах была роза, а я, стоя на коленях, поцеловал ей туфлю. Гостям так понравился номер, что нас попробовали даже вызвать на бис. В конце концов Гарик Сукачев сжалился надо мной, и они с Александром Ф. Скляром вдарили по струнам. Владимир Евгеньевич, мой тесть, даже прослезился и переменил к Гарынычу отношение. Не любил он его. Фашистом называл, а теперь говорит: «Человек серьезный. Мужчина».