Страница 5 из 16
А ее тем временем вели к бутафорскому столу, усаживали и даже наливали что-то пенящееся в бокал. В нос шибануло запахом средства для чистки унитазов.
Организатор заранее предупредила, что отснять ужин в настоящем ресторане не успевают, придется ограничиться бутафорией и муляжами. У Бантышева есть ровно пятнадцать минут и ни секундой больше. Вчера он прилетел из Воркуты, где отработал спектакль, а завтра улетает с концертами во Владивосток. Но Катунцевой несказанно, удивительно повезло: именно благодаря занятости певца она получила намного больше, чем обещано.
Главное, не отхлебнуть, забывшись, из бокала.
– Вы меня слышите?
Ася не сразу поняла, что обращаются к ней. Бантышев перегнулся через стол и требовательно постукивал пальцами по скатерти.
– Мой водитель заберет вас отсюда через два часа. Или удобнее из дома?
– Отсюда, – растерянно сказала Ася. На самом деле она не знала, откуда удобнее.
Осмелилась поднять взгляд и внезапно заметила на подбородке певца темноватое пятно – там, где тональный крем был нанесен слишком густо. При виде этого пятна ей внезапно стало немного легче. Пятно напоминало, что напротив нее сидит человек из плоти и крови, такой же, как она. Человеку покрывали кожу тоном, как самой Асе, и визажист наверняка точно так же просила поднять лицо к свету и прикрыть глаза. Кто-то командовал, что нужно делать, и человек беспокоился, что плохо получится на снимках.
Бантышев снова улыбнулся:
– Вот и прекрасно.
Улыбка у него была хорошая. Профессионально отработанная, обкатанная, точно стеклышко в волнах зрительской любви, до алмазного блеска, до сияния неподдельной драгоценности. Губы гладкие, зубы белее рафинада. Ася давно заметила, что любого мало-мальски публичного человека можно узнать по искусственной белизне улыбки. Кроме политика. Политики почему-то не следуют правилу первым делом приводить в порядок зубы. Может, хотят быть ближе к народу.
Ей в пальцы кто-то вложил бокал, рядом поправили салфетку, и фотограф защелкал камерой. Идиллическая картинка: кумир и поклонница. Встреча в ресторане. Фальшивая рыба чем-то не приглянулась, и ее заменили на искусственные фрукты. Персик манил бархатной шкуркой. «И ведь знаешь, что пластиковое, а все равно хочется укусить», – подумала Ася. Велик был соблазн распространить эту мысль на человека, сидящего напротив, но она запретила себе.
– Надеюсь, у Богдана вам понравится, – доверительно сказал певец, не переставая улыбаться.
Такая же точно рассчитанная доля тепла в его голосе, что и в улыбке. На несколько секунд Ася почти поверила, что ему не все равно.
Удивительно. Она так ждала этого момента, а теперь ничего не чувствует.
Девушка заставила себя благодарно улыбнуться в ответ и выдавила несколько сбивчивых слов. Ничего, сказал внутри неожиданно хладнокровный голос, тебе позволяется блеять и мычать: ты стесняешься, это так объяснимо!
«А я в самом деле стесняюсь? Кажется, да».
Ася поймала чей-то внимательный взгляд.
– Вы сегодня лакомый кусочек для журналистов, – сказал Бантышев, заметив, куда она смотрит. – Это Лика, маленькая пиранья наших мутных вод.
Маленькая пиранья выглядела не хищной рыбкой, а взъерошенной женщиной с умным волевым лицом. Чем дольше она смотрела на Катунцеву, тем меньше Асе это нравилось. Казалось, с каждой секундой с нее снимают слой за слоем, точно очищают луковицу.
«И снова я овощ».
От этой мысли окаменение спало с Аси. Она вдруг развеселилась и улыбнулась пиранье так открыто и задорно, что та рассмеялась в ответ.
– А вы ей понравились, – заметил Бантышев. – Что ж, передаю вас в хорошие руки. А мне пора. Встретимся у Грегоровича!
Опять небольшой водоворот вокруг него, опять журчащие комплименты – и певец исчез. Ася осталась в компании пластикового персика и журналистки. Та, не спрашивая разрешения, придвинула стул, выложила перед собой диктофон.
– Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, – сказала Ася, сохраняя серьезное лицо.
Ей вдруг стало легко. Все получится. Она молодец, она умница, она, кажется, понравилась Виктору. От этой мысли хотелось петь и прыгать на одной ножке. Понравилась, понравилась! И еще он сразу заявил, что она красавица, а ведь первое впечатление очень важно.
– Знаете, а вы совершенно не похожи на ваших предшественниц, – внезапно сказала Лика.
– Это хорошо или плохо?
– Плохо, когда люди реагируют на мои слова ничего не значащими фразами, – немедленно отозвалась журналистка. – Как вы сейчас.
Ася прикусила язык.
– Что побудило вас написать письмо в журнал?
– Желание познакомиться с любимым исполнителем, конечно же, – несколько удивленно откликнулась Катунцева. – Понимаю, что все так отвечают…
– Нет, не все. – Женщина по-птичьи склонила голову набок. Как будто Ася – червячок, и надо понять, пригоден ли он для употребления в пищу. – Любимый исполнитель, говорите…
Ася кивнула.
– Я пойду, я пойду за тобой в темноту! – вполголоса напела журналистка. – И руками ночь вокруг разведу!
– Я стерплю все мученья, и холод, и зной, – тихо сказала Ася. – Лишь бы ты, моя радость, осталась со мной.
В горле что-то сжалось.
– Певец нежности, – понимающе кивнула Лика. – Последний романтик. Как давно вы полюбили его?
Ася вскинула на нее глаза.
– Его песни, я имела в виду, – насмешливо поправилась журналистка.
– Ровно три года назад, – тихо ответила Катунцева. – Я тогда впервые услышала о нем. Был июнь…
Она замолчала. Да, был июнь, сестра забыла воткнуть в компьютер штекер от наушников, и звуки песни «Я буду любить тебя вечно» ворвались в их маленькую хрущевку, насквозь пропахшую жасмином. Раскидистый куст цвел под распахнутыми окнами, как обезумевший, и родители сердились на дочерей, которые тоже словно с ума сошли: размахивали руками, скакали по кроватям и вопили в два голоса, повторяя за баритоном, набирающим силу. «Буду! Любить! Тебя! Всегда!»
– Красивый голос, – сказала мама.
– Он и сам красивый! – возмущенно заорала Катька, будто мать своим замечанием обесценивала что-то в Бантышеве. – Нате, смотрите!
И сунула сначала родителям, а потом Асе под нос ноутбук, на котором была развернута во весь экран фотография Виктора.
– …Он был в своем знаменитом дурацком пиджаке, – вспомнила Ася и спохватилась, что сказала это вслух. – Ой, простите. Я просто задумалась.
– Читателям это понравится, – заверила журналистка. – Сначала отторжение, потом симпатия… А скажите, как вам пришла в голову мысль написать письмо в журнал?
– Я не знаю… – растерявшись, Ася по привычке попыталась взлохматить челку и спохватилась, что волосы зафиксированы лаком. – Просто увидела анонс конкурса и подумала: почему бы и нет.
– Вы – автор текста? Только честно!
Ася изумленно округлила глаза.
– В каком смысле?
– Не прибегали к помощи знакомых писателей? Сетевых авторов?
Катунцева засмеялась.
– Что вы! У меня нет знакомых писателей. Все больше технологи швейного производства. А что, так правда бывает?
Лика снисходительно улыбнулась.
– Вы не представляете, на что готовы люди, мечтающие встретиться с кумиром. Кое-кто даже зарабатывает сочинением подобных писем!
Катунцева внезапно подумала, что этим кое-кем вполне могла бы быть и Лика.
– Нет, я сама, – сказала она с извиняющейся интонацией.
– Долго обдумывали, что сказать?
Ася покачала головой.
– Дня четыре… может, чуть дольше.
– Что было самое трудное?
– Не выкинуть это письмо, – призналась Ася. – Я целую неделю боялась его отправить. Успела в последний момент.
– Стеснялись?
«Отвечай честно», – подсказал внутренний голос.
– Нет, нисколько, – Катунцева тщательно подбирала слова. – Меня мучила мысль, что, если не получится с первого раза, больше я никогда ни на что подобное не осмелюсь.
– А выиграть хотелось, правда?
– Иначе не стоило бы и пытаться, – улыбнулась Ася.