Страница 18 из 31
– Прямо-таки преступление?
– Выполняя договор, СССР укреплял армию своего врага. Создав армию, Германия стала захватывать страны Европы, наращивая свою мощь, в том числе новыми военными заводами [крупнейшее пополнение военными заводами Германия получила после захвата Чехии ещё до начала Второй Мировой войны, с британского и французского согласия, и всю войну чешская – третья в Европе после французской и германской – военная промышленность работала на Германию. – Авт.). И самое главное: немцы к 22 июня 1941 года обрели боевой опыт. Красная армия училась воевать по ходу войны и окончательно освоилась лишь к концу 1942-го – началу 1943-го года [были у нас и две армейских операции против японских интервентов на Дальнем Востоке и в Монголии, и война с Финляндией, где мы тоже обрели немалый опыт. – Авт.). Добавьте сюда, что в годы большого террора были перебиты чуть ли не все высшие военные кадры, имевшие опыт командования крупными соединениями [в ходе Гражданской войны, совершенно не похожей на Великую Отечественную; уже манёвры 1935-го года, не говоря уж о столкновениях с Японией в 1938-м и 1939-м, доказали неспособность этих командиров действовать в новых условиях. – Авт.). И вам будет понятно, почему к сентябрю 1941 года количество наших солдат, оказавшихся в немецком плену, сравнялось со всей довоенной регулярной армией [смотря какого времени: в 1937-м под ружьём было всего около миллиона человек; в данном случае речь идёт о 2.5–3 миллионах. – Авт.). Ещё первые месяцы войны были страшны тем, что Советская Армия не отступала. Отступление – это манёвр, без которого войны не бывает. Но наши войска бежали. Не все, конечно, – были те, кто сражался до последнего. И их было немало. Но темпы наступления немецких войск были ошеломляющими [всего в пару раз медленнее, чем во Франции, чья армия до того считалась лучшей в мире. – Авт.).
– Выходит, приказ Сталина «ни шагу назад» и заградотряды были необходимы [это уже июль 1942-го: в 1941-м немецкое наступление остановили, просто уничтожив или выведя из строя по меньшей мере 3/4 вторгшихся войск, но в 1942-м Германия мобилизовала куда больше сил, чем было у неё к началу вторжения. – Авт.]?
– Очень сложный вопрос, на который я лично для себя ответить не могу. Конечно, нет ничего хорошего в том, чтобы выставлять перед отступающими войсками пулемётные расчеты, которые расстреливали своих же [в этом действительно нет ничего хорошего – поэтому в Великой Отечественной войне так поступали не мы, а только немцы, и то очень редко: чаще всего огонь по отступающим открывали потому, что принимали их за наступающего противника. – Авт.). А как остановить фронт, если он бежит в панике? В первые месяцы войны, судя по открытым данным МО, армия в бегстве бросила несколько миллионов винтовок, которые нужно было потом восполнить [эти винтовки – и много другого снаряжения – потеряны на армейских складах, где лежали на случай мобилизации в обычном порядке. – Авт.). Но мы не жили в то время. Я не могу взять на себя роль внешнего беспристрастного судьи.
– «Солдат не жалеть, бабы ещё нарожают»?
– Эту фразу приписывают Георгию Жукову. На самом деле сказана она была в другой ситуации и другим военачальником – Климом Ворошиловым [её сказал Борис Петрович Шереметев, надеясь утешить Петра Алексеевича Романова после поражения под Нарвой; царь в ответ от души двинул будущего фельдмаршала в морду, ибо русскому негоже не только говорить такое, но даже думать; потом эти слова приписывали многим военачальникам. – Авт.). А под Москвой свою роль, бесспорно, сыграли и Жуков, и сибирские дивизии, и мороз [вряд ли в советских окопах было теплее, чем в германских; а вот слабость германской экономики, не способной быстро обеспечить войска тёплой одеждой, а технику зимней смазкой, и непредусмотрительность генералов, не заказавших всё это заранее в надежде справиться с вооружёнными силами СССР за пару летних месяцев, действительно повлияла на боеспособность. – Авт.). Но думаю, что только этим дело не объяснить, если не прибавить к ним стойкость и самоотверженность каждого солдата и народного ополченца – то, что мы с вами называем героизмом. Но даже это понятие – «героизм», по-моему, не может сполна объяснить природу той стойкости и самопожертвования.
– «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва»?
– Не было сказано никем таких слов [сказано – по меньшей мере автором обсуждаемого ниже очерка – и опубликовано. – Авт.).
– Может, и политрука Клочкова не было?
– Политрук Василий Клочков погиб 16 ноября 1941 года. Похоронен в братской могиле на окраине подмосковного села Нелидово. Слова, которые сегодня известны всей стране, приписали политруку сотрудники газеты «Красная Звезда», в которой и был опубликован 22 января 1942 года очерк «О 28 павших героях». «Подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещённый в печати, является вымыслом корреспондента Коротеева, редактора «Красной Звезды» Ортенберга и в особенности литературного секретаря газеты Кривицкого. Этот вымысел был повторён в произведениях писателей Н. Тихонова, В. Ставского, А. Бека, Н. Кузнецова, В. Липко, Светлова и других и широко популяризировался среди населения Советского Союза». Это я цитирую справку-доклад, которая была подготовлена по материалам расследования и подписана 10 мая 1948 года главным военным прокурором Вооружённых сил СССР Николаем Афанасьевым [сама справка, похоже, была частью многоходовой разборки нескольких кланов военных и околовоенных деятелей; Александр Альфредович Бек в книге «Волоколамское шоссе» описал реальные боевые действия дивизии Панфилова, хотя его внимание оказалось привлечено именно к этой дивизии действительно очерками в «Красной звезде». – Авт.).
– Почему потребовалось расследование?
– Потому что уже с 1942 года среди живых стали появляться бойцы из тех самых 28 панфиловцев, которые значились в списке похороненных. И когда появился седьмой «воскресший», то началась проверка. Материалы расследования были переданы Андрею Жданову, секретарю ЦК ВКП(б) по идеологии, и несколько десятилетий никто не знал об их существовании.
– Наверное, ничего страшного, если этого «никто не знал». Я с детства считал их героями, и мне не хочется думать по-другому.
– Мне неважно, как и чего вам хочется. Есть исторические факты, есть документы, которые их подтверждают. А всем остальным пусть занимаются психологи.
– Подвиг воинов остаётся подвигом, даже если журналисты приукрасили его или что-то додумали за героев.
– Не «додумали», а выдумали. И если в этом нет «ничего страшного», кого тогда считать «фальсификаторами истории»: военных журналистов или военных прокуроров? Бой с немецкими танками в том районе был, как это следует из материалов расследования. Только дрался с танками весь полк [весь полк при всём желании не мог драться с танками в одном месте: слишком широка была тогда полоса его обороны. – Авт.), погибло более 100 человек. Но героями стали «28 панфиловцев», о героизме которых полковые командиры узнали из газетного очерка. Беда советского строя в том и заключалась, что придуманные герои были намного важнее реальных. Напомню, что именно Сталин в 1947 году отменил празднование Дня Победы 9 мая [день остался в праздничном календаре, но перестал быть выходным: в годы послевоенного восстановления разрушенного войной хозяйства лишний рабочий день был важнее торжественных парадов. – Авт.). Фальсификация, как и любая ложь, вредна как для власти, так и для общества. Рано или поздно, но правда всегда выходит наружу. Фальсификация, а лучше сказать по-русски – ложь, выдумка, это подделка под видом правды, способна зародить сомнение относительно правдивых фактов массового героизма времен Великой Отечественной войны. Это как в суде. Если среди множества подлинных доказательств попадается откровенная фальшивка – всем недоверие.
– Несколько лет назад в Европе ставился вопрос о том, чтобы приравнять коммунистическую идеологию к нацистской. Сейчас это сделано на Украине. Российские коммунисты и патриоты видят в этом попытку пересмотреть итоги Второй Мировой, фальсифицировать нюрнбергский приговор.