'Операция

Глава 3. Англия – Северный Арабский эмират, 1953

За те три года, что Мухамед Махлюф провел в Англии, он успел почувствовать себя настоящим европейцем. Научился носить элегантные костюмы и джинсы-клеш, гладко бриться по утрам (на родине эта процедура строжайше запрещалась) и водить свой пятиметровый «роллс-ройс» по левой стороне дороги.

Махлюфу было двадцать лет, и учился он в одном из самых престижных европейских колледжей. Учился хорошо. Впрочем, учиться плохо ему бы просто не позволили.

Разве что глухонемой восьмидесятилетний садовник, ежедневно подстригавший газон перед главным зданием колледжа, не знал о том, что отцом Махлюфа был арабский эмир Ясер Махлюф, владелец нефтеносных месторождений и самый богатый человек Аравийского полуострова. Остальные, в том числе преподаватели физики и химии – предметов, в которых Мухамед был ни бум-бум, знали об этом.

В колледже томились дети и других высокопоставленных особ, но по «крутизне» (как с недавних пор любила выражаться молодежь в Великобритании) Махлюф-младший превосходил их всех, вместе взятых.

«Зачем связываться с сильными мира сего?» – резонно размышляли учителя, выставляя в кондуите отличные оценки, хоть работы Мухамеда не заслуживали и «единицы».

Словом, сынку нефтемагната жилось в трехэтажном белокаменном особняке с многочисленной прислугой весьма неплохо. Каждый месяц он отправлялся в банк, куда его отец пересылал «скромные» суммы с шестью нулями. Эти деньги он тратил легко, сыпал ими направо и налево. Наверное, поэтому у наследника пятидесятимиллиардного состояния было так много «друзей».

Именно они научили его курить марихуану и нюхать кокаин. Махлюфу понравилось.

Воспитанный в исламской строгости, он был фанатично предан Аллаху. Но теперь смуглолицему пареньку становилось все сложней и сложней подчиняться законам шариата. С завистью наблюдая за своим окружением, свободолюбивым, наслаждающимся жизнью молодняком, он однажды не выдержал, окончательно сдался. И его унесло течением.

Пристрастие к выпивке и наркотикам – это еще полбеды. Особенно тяжело ему было совершать вечерний намаз – время молитвы совпадало с разгаром буйного веселья в самом разгульном клубе Лондона, на Пикадилли. И хотя в багажнике «роллс-ройса» всегда лежал коврик для намаза, он так и оставался там невостребованным – не молиться же на глазах у всей честной компании, посреди танцующей толпы, в скачущих огнях светомузыки… А после клуба, когда белая ниточка на запястье сливалась по цвету с черной, Мухамед уединялся с какой-нибудь смазливой и крепкозадой девчонкой и до самого утра удивлял ее своим восточным темпераментом.

Папаша Ясер находился в полнейшем неведении относительно времяпрепровождения любимого сыночка. Он доверял Мухамеду.

В тот вечер все было как обычно, по полной программе. Друзья, кокаин, джазовый клуб. Настроение – лучше некуда, да еще и «Челси» выиграл у «Арсенала» с крупным счетом, что тоже необходимо было отметить.

Вдоволь наплясавшись, веселая ватага ввалилась в ночной паб, пропустить по пинте темного пива.

Прознав о богатеньком посетителе, хозяин заведения тотчас же спустился в зал, чтобы лично выразить Махлюфу свое почтение.

– Я хотел бы остаться в тесной компании своих друзей, – попросил его Мухамед, протягивая несколько крупных купюр.

– Нет ничего проще, – заискивающе улыбнулся хозяин, беря из денежного веера только одну бумажку. – Через несколько минут помещение будет в вашем распоряжении.

Все смотрели на Махлюфа с нескрываемым восхищением, как на идола. Еще бы! Для него нет ничего невозможного! О, как ему нравилось ощущать себя предводителем!

Компания гудела, пиво лилось рекой, а на стойке бара отплясывали невесть откуда взявшиеся стриптизерши. Это хозяин решил использовать купюру Мухамеда по назначению и очень жалел о том, что не взял весь стерлинговый веер. Кто знает, когда еще царьку вздумается наведаться в его паб?

– Я Дженни. Ты меня помнишь?

На Махлюфа смотрели влажные светло-голубые глаза. Какая очаровательная мордашка… И приятный ирландский акцент…

– Помню, – ответил Махлюф, хотя и не был твердо уверен, что они прежде встречались. Да и сколько их было-то?

– Вообще-то мои предки ругаются, когда я поздно возвращаюсь домой. – Дженни провела тыльной стороной запястья по его щеке.

Вскоре они остались одни. Остальные парни и девчонки разбились на шумные группы по интересам. Кто-то забавлялся игрой в «бутылочку», кто-то метал дротики, а кто-то уже дрых безмятежным сном, уронив голову на столик.

– Тебя бьют?

– Иногда, – сладко прищурилась девушка. – Но не больно. Отец заставляет меня снять трусы и пару раз стегнет ремешком… Он любит смотреть на мою голую попку.

От последних слов у Махлюфа засвербело внизу живота. Он свернул в трубочку салфетку, один ее конец сунул себе в ноздрю, другой ткнул в кокаиновую горку, после чего с шумом втянул в себя содержимое горки.

– Сколько тебе лет? – переведя дух, спросил он.

– Пятнадцать. Будет.

Едва они уединились на заднем сиденье «роллс-ройса», как Дженни разрешила себя поцеловать, сама приблизив к губам Махлюфа свои пухлые губы. Скользя кончиком языка по ее небу, Мухамед судорожно расстегивал пуговки блузки. Вот уже его ладонь обхватила туго стянутую чашечкой бюстгальтера грудь…

– Ты классный парень, – прохрипела Дженни. – Подожди, подожди… Мне нужно… Сейчас, сейчас… – Она скинула с ноги туфельку, выудила из-под стельки крошечный пакетик. – Хочешь попробовать?

– Что это?…

– Это сказка. – Она высыпала в его руку несколько кристаллообразных крупинок. – По сравнению с этим все остальное – детское питание, корнфлекс с молоком…

– Ненавижу корнфлекс. – Мухамед не сводил с девчушки замутненного взгляда.

Он бросил крупинки в рот, запрокинул голову, как это делают, принимая таблетку.

– Это кайф… кайф… кайф… – шептала Дженни, впиваясь губами в его смуглую шею. – Ты ощущаешь его?…

Мухамед хотел ответить, но не смог. Его руки безвольно повисли, дыхание почти замерло, а облик Дженни застлало плотной сизо-малиновой дымкой.