Страница 6 из 102
Не будем забывать также, что этот крепкий и одновременно сонный, грубый и мягкий народ инстинктивно ненавидит войну.
Итак, жажда немедленного мира, любой ценой, кажется почти единодушной. Она выражается и косвенно, и что ни на есть впрямую.
Но вы лучше меня знаете, какая вечность может отделять в России желание и его исполнение, как Россия колеблется, раскачивается, отступает, прежде чем на что-либо решиться, то есть перед ответственностью. И это этническое безволие, похоже, тем сильнее, чем образованнее, развитее человек, чем больше стирались его волевые способности к принятию решений под заостренным ножом критического сомнения.
Вот почему русские, которые достаточно хорошо знают себя, ничуть не верят, что правительство, каким бы оно ни было:
— окажет достаточное давление на союзников, чтобы принудить их к немедленному миру;
— осмелится подписать сепаратный мир.
Очевидно, что люди, стоящие у власти, несмотря на их горячие заверения в святости нашего союза, бесконечно ближе пацифизму российских масс и не думают серьезно идти против их настроений. Они не понимают, что социальная анархия — следствие их собственной анархии, и взваливают всю вину за нее на войну. Вот почему они склонны думать, что только мир позволит организовать новую жизнь. Вместе с тем, кроме привычки соблюдать приличия, которая могла бы остановить руку министров в момент подписания — без нас — договора с противником, они — русские, и мы должны желать, чтобы здесь они были ими еще больше. Они будут хотеть мира, но не смогут его организовать. И это должно позволять нам не падать духом. Противопоставим силе русской инертности силу нашей собственной инертности. Без нажима, легко, не пытаясь их принудить к очень активной войне, продлим месяц за месяцем, неделю за неделей, каким бы малоудовлетворительным оно ни было, нынешнее положение вещей, пытаясь одновременно его улучшить.
Задача сложная. Но, кажется, осуществимая. Зиму русский фронт еще просуществует и притянет, несмотря на свою слабость, кое-какие дивизии противника. В тылу русский генеральный штаб должен предпринять попытку быстрой организации маневренной армии, состоящей из наиболее молодых и здоровых сил. Действия Французской миссии вместе с русским командованием могут принести значительный успех. Правительство, полагаю, будет этому способствовать.
Однако необходимо, чтобы миссия, руководимая человеком{3}, которого его давние сотрудники считают решительным, неконсервативным и гибким, выполняя директивы правительства, имела бы широкие возможности и владела всей инициативой. Эффективно она сможет работать лишь при этих условиях.
Здесь восхищаются и любят Францию, вы это знаете, но в основном по причинам, разумом едва ли постижимым, любовью почти исключительно чувственной. С другой стороны, здесь сильное впечатление, особенно в кругах интеллигенции, производит немецкая сила; помощь же со стороны Франции по достоинству не оценивается (я попросил Роже Пикара выслать мне отчет о нашей помощи союзникам: артиллерия, боеприпасы, авиация, снабжение, инструкторы, специалисты и т. д. Эти таблицы можно с пользой опубликовать здесь).
Остается сожалеть, что в России можно слышать рассуждения вроде этого, и слышать часто: «Французы хотят нам помочь. Спасибо. Но чего они добились за три года? Что они сумели нам сделать? Представьте, чего бы достигли немцы, будь у них в распоряжении, как у вас, этот замечательный источник людей, ресурсов, умов. Они-то нас бы уже организовали. А может быть, завтра они нас и организуют».
Это письмо придет, очевидно, после международной конференции в Париже{4}, где передовую часть русских должен представлять Скобелев{5}. Он, как мне сказали, должен будет изложить Антанте действительное положение — материальное и моральное — в России и сообщить:
1. Что Россия поддерживая формулировку «без аннексий и репараций», требует обнародования — в конкретной форме — целей союзников в войне.
2. Что Россия не может продолжать войну, если союзники не выделят к определенному сроку столько-то пушек, боеприпасов, вагонов, локомотивов, денег и т. д…
3. Что если эта помощь не будет своевременно оказана, Россия будет вынуждена заключить мир.
4. Что Россия, в этом случае, согласится принести определенные жертвы, чтобы позволить союзникам добиться удовлетворительных условий мира.
5. Что Россия хочет скорейшего созыва Стокгольмской конференции.
Проездом через Стокгольм (29 сентября) я виделся с Брантингом{6}, который изложил мне общее положение в Европе и подробнее — положение у него в стране. Он верит в возможность формирования либерального кабинета, куда он, может быть, войдет — без портфеля, не желая возглавлять правительство, которое может прекрасно проводить либеральную политику, но не умеет вести социальную.
По его словам, нет никакой опасности войны между Россией и Швецией, поскольку 85 % шведов — сторонники Антанты. Единственные наши противники собрались в королевском дворце.
Он просил передать, что восхищен вами. Он надеется, что вы сумеете и впредь оставаться интернационалистом, добьетесь выдачи паспортов и приедете в Стокгольм, чтобы закрепить победу социалистических секций союзников, которая, как он утверждает, сегодня уже обеспечена.
Также я встречался с Гюйсмансом{7}. В Стокгольме союзники считают его человеком подозрительным, он решительно протестует против выдвигаемых обвинений.
Как и Брантинг, он также надеется видеть вас в Стокгольме, но, должен сказать, верит в это меньше. Так же как Брантинг, он считает, что если бы вы больше уделили внимания международным вопросам, вы бы вместе с Вильсоном{8} смогли заложить основы великого мира.
«Нужно, чтобы А. Тома был чуть меньше мэром Шампиньи-ла-Батай и чуть больше руководителем Французской секции Рабочего Интернационала!..»{9} Эта фраза достаточно точно резюмирует наш разговор.
Гюйсманс рассказал о проекте письма социалистам воюющих и нейтральных сторон, которое сейчас готовится и будет опубликовано в конце месяца Голландско-скандинавской комиссией. Вот что, по сути, представлено на рассмотрение, вот главная мысль: обе воюющие стороны добились равновесия. Они могут и дальше истощать свои силы, но победить не могут. Бесполезно поэтому строить пустые гипотезы, возводить на песке химерические проекты мира. Коль факт равновесия сил налицо, требуется единственно выяснить: какой мир следует считать для всех и приемлемым, и долговременным.
Общие условия: учреждение Лиги Нации{10}. Арбитражные договоры. Постепенное разоружение. Свободный товарообмен, также постепенно наращиваемый с тем, чтобы война не была заменена экономическим сражением, которое, в свою очередь, породит новую войну. Ни аннексий, ни репараций — только возвращение несправедливо изъятых реквизиций и возмещение ущерба, нанесенного в нарушение Гаагской конвенции{11}. Восстановление разрушенных территорий (кроме Бельгии) за счет средств общего международного фонда, в котором каждая нация будет участвовать пропорционально своему национальному доходу.
Право народов на самоопределение. Следовательно — плебисцит.
Для Эльзаса-Лотарингии — плебисцит по трем округам: Мец, Страсбург, Мюлуз. Участие в нем не принимают жители, эмигрировавшие во Францию после 1871 г., а также немцы, эмигрировавшие в Эльзас-Лотарингию после 19…
…Русская Польша — независимая. Прусская и австрийская — решение плебисцитом. Ирредентистские{12}итальянские земли — плебисцит.