Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 35

Но вывод о бесполезности существования Вольного экономического общества глубоко неправилен. Речь идет лишь о том, что при иных благоприятных социальных условиях его деятельность принесла бы более заметные результаты.

Еще более успешными первые шаги Екатерины оказались в сфере внешней политики. Здесь ей удалось извлечь выгоды из сближения с Пруссией – в ее лице Россия обрела союзника в политике относительно Курляндии и Речи Посполитой. В обоих случаях интересам России противостояла Саксония, постоянный союзник Австрии: королем Речи Посполитой был саксонский курфюрст Август III, а престол в Митаве занимал его сын Карл, пристроившийся здесь с согласия Елизаветы Петровны еще в 1758 году. В расчеты Екатерины входило посадить на польский трон своего бывшего любовника Станислава Августа Понятовского, а корону герцога Курляндского передать известному Эрнсту Иоганну Бирону. Условия тому благоприятствовали: Август III тяжело болел, и все ожидали его близкой кончины, а герцог Курляндский Бирон, лишенный трона еще Минихом, был возвращен из ссылки и находился под боком у Екатерины.

Ход мыслей Екатерины был столь же прост, сколь и рационален: чем меньше прав на польскую корону будет иметь ее ставленник, тем в большей зависимости от России он окажется. На Бирона, считала императрица, тоже можно положиться вполне, ибо он получит корону из ее рук. Остановка была за дипломатией, которой поручалось уладить оба вопроса, не вызывая при этом осложнений. Кстати, план лишения Карла герцогской короны вынашивал и Петр III, намеревавшийся возвести на престол своего дядю Георга, принца Голштинского.

Екатерина поручила своему агенту Ржичевскому утешить Августа III тем, что его сын Карл, потеряв Курляндию, будет вознагражден каким-либо епископством. Тем самым Август III, полагала императрица, не почувствует горечи утраты.

Король надеялся, что сейм не согласится уступить Курляндию Бирону, но просчитался – Екатерина через Ржичевского парализовала работу сейма в Варшаве. Одновременно русская дипломатия энергично трудилась и в Митаве, подготавливая почву для низложения Карла и восстановления в правах Бирона. Карлу было предложено покинуть Митаву, и он вынужденно смирился, ибо предложение это было подкреплено русскими войсками, возвращавшимися из Пруссии на родину. К тому же Екатерина твердо заявила, что она принимает Бирона под свое покровительство, «как беззаконно утесненного владетеля». Когда императрица узнала, что 48 из 60 сенаторов Речи Посполитой признали Карла законным герцогом Курляндским и намеревались открыть против Бирона уголовный процесс, она велела передать уполномоченному короля Речи Посполитой при русском дворе Борху, что принимает это постановление за личное себе оскорбление и распорядится выпроводить уполномоченного из Петербурга в 48 часов, «чтоб они знали, что я герцога Эрнеста Иоганна и вольности польской защищать буду всем, чем Бог меня благословил». В конце концов 8 апреля 1763 года Бирон вновь стал герцогом Курляндским.

Утвердить на польском троне Понятовского было значительно труднее. Екатерина понимала, что своей цели она достигнет тем быстрее, чем теснее сблизится с прусским королем.

Третий пункт договора Петра III с Фридрихом II предусматривал совместные действия против нововведений в политическом строе Речи Посполитой, в частности установления наследственной монархии. Договаривавшиеся стороны обязались, кроме того, покровительствовать диссидентам. Договор оставался в силе и при Екатерине. Фридрих заверял, что будет поддерживать все ее притязания в польском вопросе: «Я соглашусь, – писал король императрице, – избрать из всех претендентов того, которого вы предложите». Екатерина благодарила Фридриха астраханским виноградом и астраханскими и царицынскими арбузами. Она писала королю: «Таким образом как можно тише с помощью вашего величества дадим, когда представится к тому случай, короля Польше». 8 октября 1763 года она рекомендовала предоставить трон Понятовскому, и Фридрих II одобрил ее выбор: «Та самая рука, которая раздает арбузы, с одной стороны, жалует короны, а с другой – поддерживает мир в Европе». О поляках король отзывался так: «Большинство поляков пусты, трусливы, гордятся, когда почитают себя защищенными от опасности, и пресмыкаются, когда опасность представляется глазам их. Я думаю, что не будет пролития крови, разве только из носа или уха какого-нибудь шляхтича, разгорячившегося на маленьком сеймике. Заранее поздравляю ваше величество с успехом этого дела»78.





Наконец, 5 октября 1763 года Август умер. Напор императрицы усилился. Одним из средств привлечения поляков на свою сторону был подкуп, другим – угрозы применить силу. Послу в Варшаве Кейзерлингу императрица велела разглашать среди шляхты, что если кто-нибудь из доброжелателей России будет схвачен, «то я (Екатерина. – Н. П.) населю Сибирь моими врагами и спущу запорожских казаков, которые хотят прислать депутацию с просьбой позволить им отомстить за оскорбление, нанесенное мне королем польским». Императрица предприняла военную демонстрацию, сосредоточив войска у границы. 7 сентября 1764 года польским королем был избран Станислав Август Понятовский. По этому поводу Екатерина писала Панину: «Поздравляю вас с королем, которого мы делали»79.

Это не первое вмешательство России во внутренние дела Речи Посполитой. Напомним, Россия навязала ей своего ставленника в короли в 1733 году. Но тогда, после смерти Августа И, ей довелось вести войну за так называемое польское наследство. Теперь, после смерти Августа III, Станислав Понятовский был посажен на трон без единого выстрела. Это свидетельство дальнейшего ослабления Речи Посполитой и показатель роста влияния и успешных действий русской дипломатии.

Просвещенный абсолютизм – политика, претворявшаяся в жизнь в годы, когда очевидными становились изъяны отживавшей свой век феодальной системы, в недрах которой вызревали буржуазные отношения. Теоретические основы просвещенного абсолютизма были разработаны выдающимися деятелями французского просвещения – Монтескье, Вольтером, Д’Аламбером, Дидро и др. Эти просветители умеренного толка призывали к эволюционной, без бурь и потрясений, смене общественно-экономических отношений, что устраивало монархов Европы и приводило к возникновению союза королей и философов, союза, способного, как полагали короли, предотвратить угрозу их тронам.

Идеи Просвещения в той или иной мере разделяли многие монархи середины и второй половины XVIII века: прусский король Фридрих II, шведский король Густав III, австрийский император Иосиф II и другие. Но самые близкие отношения просветители установили с Екатериной II. Тому способствовали два обстоятельства. Во-первых, благодаря крепостническому режиму, низкой грамотности населения и общей отсталости Россия представлялась просветителям страной, где реализация их идей должна была принести самые ощутимые результаты. Во-вторых, Екатерина оказалась самой прилежной ученицей просветителей и намеревалась энергично претворять их идеи в жизнь. Барону Гримму, одному из представителей Просвещения, Екатерина писала: «Я люблю нераспаханные земли – поверьте, это лучшие земли… Я годна только для России».

Подобно тому как на родине Просвещения Вольтер, Д’Аламбер или Дидро не могли обрести взаимопонимание с Людовиком XV, так в России не получился диалог между Екатериной и российским просветителем Николаем Ивановичем Новиковым. Зато императрице удалось пленить умы парижских вольнодумцев, с которыми она вела оживленную переписку.

В оценке отношений Екатерины с просветителями советские историки, как правило, руководствовались высказываниями А. С. Пушкина и Ф. Энгельса. Оба они считали, что просветители, не ведая подлинного положения дел в стране, доверились оценкам самой монархини. Пушкин писал об отвратительном фиглярстве императрицы «в сношениях с философами ее столетия». Оценка Энгельса близка к пушкинской: «…двор Екатерины II превратился в штаб-квартиру тогдашних просвещенных людей, особенно французов; императрица и ее двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей настолько удалось ввести в заблуждение общественное мнение, что Вольтер и многие другие воспевали „северную Семирамиду“ и провозглашали Россию самой прогрессивной страной в мире, отечеством либеральных принципов, поборником религиозной терпимости»80.