Страница 6 из 68
Мотор автобуса, словно сытый кот, мурлычет тихую песню. Уютная песня дразнит усталые нервы Ярослава, напоминает, что вот оно рядом — тепло и покой; только соскочить с седла, и тогда уже не надо заставлять ноги напрягаться, разом все кончится.
Да, разом все кончится!
Но как он посмотрит на товарищей из команды? Как взглянет в глаза Божене? Чем оправдается перед ребятами из бригады? Сдаться! У финна были причины — колики какие-то, видать. Наверно, и с Адлером случилось что-то серьезное, да и с остальными. Что он скажет в свое оправдание? Почему сложил оружие? Устал, что ли? Ишь ты, знал ведь, что не на курорт отправляется. Тогда надо было сразу признаться: «Ребята, я слабак, нет у меня воли, сколько требуется, не включайте меня в команду». Так и надо было сразу сказать. Вместо меня взяли бы такого, кто не разнюнился бы. Чего тогда было рваться сюда?
В голове гудит, в груди неприятное теснение, ноги еле-еле крутят педали, колеса катятся, но уже не свистят по асфальту: не та скорость, чтобы они свистели.
Еще несколько километров…
Еще несколько километров, уж эти-то несколько километров выдержишь, Ярослав!
Он готов выдержать любой ценой, но убаюкивающая песня мотора звучит одурманивающе. До сих пор ему не приходилось испытывать этого на себе, а теперь он верит, что тащиться перед «подчищалкой» — сущий ад. Лишаешься последних сил и воли. В первую очередь воли. Хотя бы на минутку спрятаться от ветра за автобус и передохнуть в затишье! Но за это тебя ждут штрафные очки. И без того сколько очков потеряно! От основной группы он отстал по крайней мере минут на десять; на сколько же впереди те, первые? Минут на двадцать… Наверняка они уже у финиша! Не упади Рудольф, они бы с ним тоже уже отдыхали — и вообще он не измотался бы так и был бы счастлив. Как же зыбко счастье! Все его радужные надежды на одно из первых мест рухнули в одно мгновенье. Ему осталось последнее место. Ах, черт, ведь самое последнее! Ярославу стало совсем тоскливо. Стоит ли вообще теперь надрываться? И так участь его решена. В итоге последнее или пусть пятое от конца — разве это место? Стыдно будет даже признаться. И без того об этом будут кричать все газеты. Пишут, конечно: мол, каждому, прошедшему до конца всю велогонку Мира, честь и хвала. Но он-то хотел большего, он хотел рассказать, как пришлось бороться, а за последнее место какая же борьба? Разумеется, можно кончить и иначе — сказать: так, мол, и так, здесь вот у меня болит — и баста.
От таких мыслей разламывается голова. Нельзя им поддаваться, он не смеет капитулировать! Но нет сил отогнать прочь проклятое наваждение. Ярослав стискивает зубы, кусает губы, пальцы его судорожно впиваются в руль. Оставшиеся крохи сил он вкладывает в ноги и чувствует, просто ощутимо осязает, как силы покидают его, уходят безвозвратно, и других у него нет.
Наконец впереди сквозь деревья просвечивают контуры города. Трубы, высокая башня и множество красных крыш.
Город, а в нем — финиш!
Наконец-то!
Финиш!
Финиш — это значит спрыгнуть с велосипеда, закутаться в одеяло, смочить пересохший рот, облиться водой и бухнуться в постель. Как много значат какие-то там обыкновенные пять букв! Если б ты только знала; Вожена, сколько воли надо порой иметь! Видела б его сейчас мама, определенно заломила бы в отчаянии руки. И без того она попрекает его велосипедным безумием. Но сейчас, мама, не надо заламывать руки, не надо плакать, твой сын не сдался, не капитулировал, у него сердце настоящего мужчины!
И он уже не сдастся, что бы ни произошло, и пускай за ним тащится «подчищалка», словно поглощающая слабых алчная звериная пасть. До финиша всего несколько километров. Он будет у финиша, даже если придется нести велосипед на себе!
Через город он ехал на велосипеде, вихлявшемся из стороны в сторону, не слыша криков с переполненных зеваками тротуаров, и лишь одна мысль пульсировала в мозгу: «Я должен, я должен, я должен дойти!..» А когда он пересек отметку — до финиша один километр, он отсчитывал глазами уже каждые сто метров. Еще пятьсот, четыреста, триста… вот и стены стадиона, ворота… он выезжает на финишную прямую. В глазах круги, черные и красные круги, и чем медленнее он крутит педали, тем быстрее, в сумасшедшем вихре, несутся эти круги. Сквозь туман он видит поднятые руки. Будто из дальней дали, с трибун до него доносятся крики, приветствующие последнего гонщика. А на пьедестале почета стоят трое, и среди них — Рудо. Рудо пришел третьим, значит, все было не напрасно!
К Ярославу спешит мальчик с клетчатым одеялом, следом бежит еще кто-то, потому что последний велосипедист, не удержавшись на ногах, осел на гаревую дорожку. Его поднимают, поддерживают, говорят ободряющие слова. Кто-то тащит носилки, но Ярослав собирает всю свою волю и отказывается: не хватало, чтоб его несли! Рядом стоит и тренер, поддерживает его, чуть ли не поднимая на руки, и приговаривает:
— Спасибо, Ярка, от всех, ты принес большую жертву!
Ярослав улыбается, ему хочется спать, смертельно хочется спать, но он превозмогает себя, потому что подбежал сияющий Рудо и радостно целует его.
— Ты представляешь, мы заняли пятое место! Ты нам здорово помог, Ярка!
Ярослав уже самостоятельно стоит на ногах. Дрожит, но стоит на собственных ногах. Стоит и слышит тихий всхлип. Кроме него, никто этого не слышит: ведь стон выходит из самой глубины его души. На язык просятся горькие слова, но он проглатывает их и молчит, потому что, даже придя последним, он пережил свой большой день. И Ярослав горестно улыбается, берет протянутый кем-то стакан с соком и пьет, смывая во рту противную горечь.
Печальный Суарес
Моросит мелкий дождь, и в черном зеркале мокрого асфальта отражаются огни уличных фонарей, витрины, автомобильные фары и пестрые неоновые рекламы. Эрвин окунулся в это разноцветное сверкание красок, но ничего не замечал; он брел, сам не зная куда, понурив голову и подняв воротник.
Только что он напряженно ждал у приемника сообщения из Флоренции. Но, услышав его, настолько был ошарашен, что не смог усидеть на месте, его будто катапультой подняло со стула и погнало в темноту дождливого вечера, наполненного игрой света и теней. Мать испуганно допытывалась, что стряслось и куда это он на ночь глядя? Напрасно — Эрвин ничего не слышал: в голове у него, будто тяжелые волны у плотины, перекатывались слова последних известий: «…рады вам сообщить, что наша юношеская сборная победила и во второй встрече и таким образом вышла в финал. Победу над командой Великобритании наши юниоры одержали со счетом два — ноль…»
Победили, вышли в финал. Два дня назад обыграли швейцарцев, теперь вот англичан, затем встретятся с итальянцами — и выиграют первенство. И все без него, без блестящего крайнего нападающего, которому нет равных, без «Суареса»![4] Он-то был уверен, что без него они погорят, а они выигрывают! Как же это? Не ему ли непрестанно твердили: «Ты играешь лучше всех, без тебя мы никуда». И вот, черт побери, прекрасно справляются! А как ему хотелось дать им почувствовать, кем они пренебрегли! Все, задуманное им, пошло насмарку, все рухнуло. Он ведь заранее приготовил, какие сказать слова, когда спросят, почему он не поехал на первенство. Все было обдумано, оставалось только выложить: «Во всем виноват директор, плешивый директуля, который вбил себе в голову, будто из его школы должны выходить сплошь одни сухари-математики. И тренер виноват, потому что не настаивал, не дрался за Суареса, за своего стремительного крайнего нападающего…» И вдруг нате вам, оказывается, виноватых нет, наши выиграли, выиграют и последнюю встречу, и тогда никто и не спросит, как получилось, что он не поехал с командой.
Вывернув из-за поворота, мимо пронеслась машина, резкий свет фар ударил в глаза, и Эрвин очнулся от своих мрачных дум.
Куда это он направляется?
Только сейчас он заметил, что дождь припустил сильнее и голова у него совсем мокрая.
4
Суарес — известным футболист, крайний нападающий португальской команды.