Страница 207 из 219
Мне не жаль, что тобою я не был любим, –* Я любви недостоин твоей!
Мне не жаль, что теперь я разлукой томим, – Я в разлуке люблю горячей;
Внутри у Франи опять заныло, но он не сделал никаких попыток уйти, а упрямо продолжал стоять и слушать. Злодейка-судьба опять предлагала ему два пути, и он стоял на развилке, не решаясь сделать окончательный выбор. Он уже принял решение, и знал, что оно правильное, но второе, неправильное, казалось ему в последнее время все более привлекательным.
Мне не жаль, что и налил, и выпил я сам
Унижения чашу до дна,
Что к проклятьям моим, и к слезам, и к мольбам, Оставалася ты холодна.
Франя никогда не любил стихов – не по чину ему их было любить. Однако сейчас ему припомнилось, как в юности он однажды пил в одном из кабаков Ванта со стариной Гринборгом. Народу тогда в кабачок набилось немеряно – весь Вант знал, что Гринборг, когда напьется, начинает читать стихи. Так получилось и на этот раз. Правда, ждать пришлось долго, опальный поэт был не дурак выпить, но зато когда начал читать… Никто не ушел. Все так и сидели с открытыми ртами, пока он не свалился под стол.
Безумная, я все-таки тебя люблю! – Нежным тенором выводил пацан, заставляя Франино сердце сходить с ума от потери.
Душа моя при имени твоем трепещет,
Печаль по-прежнему сжимает грудь мою,
Я за тебя Создателей молю.
Франя, конечно, не запомнил всех стихов, которые читал пьяный поэт, поскольку и сам набрался прилично. Но одно ему понравилось особенно, и кое-какие фразы из него он помнил до сих пор. В нем говорилось о дороге. Про то, как люди по ней ходят, и про то, что каждый на той дороге – переодетый князь. Вернее, может оказаться таковым. Франя усмехнулся про себя. Очень правильные были стихи.
Действительно, мало ли, какой народ шляется по дороге жизни, и кто в кого переодет. Вот и сам он неожиданно оказался переодетым князем.
Мне не жаль, что огонь, закипевший в крови, Мое сердце сжигал и томил, Но мне жаль, когда-то я жил без любви, Но мне жаль, что я мало любил Эти стихи тоже были верные, несмотря на то, что ольрийскую поэзию Франя до этого не жаловал. Плохо в этой жизни одному. А без любви вообще пусто. Хоть кому, хоть изгою, хоть князю. Да и не так уж они и отличаются между собой, особенно, если оба в одном лице. Дружба – это, конечно, хорошо, но у друзей уже жены, дети…
А у него кто?
Я все еще тебя люблю!
Душа моя при имени твоем трепещет,
Печаль по-прежнему сжимает грудь мою,
Я за тебя Создателей молю.
Пацан раскланялся, и немногочисленные слушатели начали кидать монеты в брошенную на снег старую меховую шапку. Франя, порывшись в кошельке, швырнул золотой, и пошел, провожаемый удивленными по поводу такой щедрости взглядами музыкантов, «слепого» в том числе. Ничего, ребятки заслужили, пусть и не знают, что именно они сделали.
Они еще думают, что самое трудное на свете – это заработать деньги. Нет, самое трудное – это принять решение. А еще труднее его изменить.
Но не меняют своих решений только дураки и покойники, а ни тем, ни другим Франя себя пока не считал и в ближайшем будущем не собирался. *Саундтрек из фильма «Бедная Настя». Автор стихов Апухтин А.Н.
Глава 24
– Ну что, принес? – Заждавшийся Кибук бросился навстречу сильно припозднившемуся Хемсусу.
– Да, принес! – Мальчишка достал из складок одежды небольшой сероватый кристалл и протянул хозяину. – Вот.
Выглядел слуга заметно уставшим, но Кибук почти не обратил на это внимания.
Сейчас важным было не это. Он взял кристалл, уселся на свою убогую кровать и прочитал короткое заклинание. Мгновением спустя он закрыл глаза и погрузился в произошедшие месяц назад события, как в сон.
Хемсус, слегка поморщившись от боли, осторожно присел рядом с ним и с беспокойством заглянул в хозяйское лицо. Слишком многое сейчас решалось, чтобы слуга мог оставаться равнодушным. Хозяин-маг когда-то наделил его долгой жизнью, очень долгой, такой долгой, что смерть в какой-то момент превратилась для него в чисто абстрактное понятие, не имеющее к нему никакого отношения. И вот нА тебе!
Пришел день, который расставил все по своим местам. Смерть – это такая штука, которая имеет отношение ко всем.
Сидящий рядом Кибук вдруг вздрогнул и сдавленно выругался.
– Что? – Не выдержал Хемсус.
Но тот не ответил. Последовали еще ругательства, а потом Кибук вдруг отбросил кристалл и расхохотался. Он хохотал, как сумасшедший. Катался по кровати и стучал по ней ладонями.
– Это не он!!! – Сквозь смех пытался он объяснить причину своего веселья Хемсусу.
– Не он, понимаешь ты, не он!!!
– Не кто, господин Кибук?? – Взбесившейся мухой кружился вокруг него Хемсус. – О ком вы, господин Кибук??
– Эти идиоты убили не ее изгоя!! – В конце концов простонал маг, вытирая текущие по лицу слезы. – Перепутали, понимаешь?
– Как не ее? А кого же тогда?
– Да был там еще один… Иррха с ним целовалась. О, богиня, Хемсус, да какая разница?? Главное, что ее любовник – живой!
– Но… Но что же нам это дает? – Растерялся от свалившейся на него информации Хемсус.
– Мой глупый, маленький мальчик! – Кибук на радостях даже не рассердился на его недогадливость. Наоборот, притянул к себе и взлохматил белокурые волосы. – Это дает нам возможность для маневра!
– Какого? – Уже спокойнее спросил тот, с удовольствием прижимаясь к хозяину.
– А такого. Послушай меня, милый. Если они убили не ее изгоя, то он должен шастать где-то поблизости от Храма. Я в этом уверен так же, как в том, что мы сидим сейчас с тобой на этой кровати. Значит, так. Завтра с утра… Или нет, лучше прямо сейчас, плевать, что скоро вечер, ты пойдешь бродить по храмовым окрестностям, якобы собирать целебные травы. То, что мы с тобой в опале, нам даже на руку – ни у кого не возникнет вопросов, почему ты один и без охраны. Я уверен, что рано или поздно изгой на тебя выйдет, и ты попробуешь с ним договориться. Думаю, что сумеешь, он не производил впечатления глупого человека.
Скажешь ему, чтобы ждал и не лез, куда не надо. А я немного окрепну и попытаюсь связаться с Иррхой. Если он будет у нас в руках, мы можем ставить ей какие угодно условия, она примет их все!
– А… А он меня послушает?
– Да он сейчас самого Свигра послушает! – Кибук отмахнулся. Для него такой проблемы не существовало. Подумаешь, изгой! – Расскажи ему все, как есть. То есть, почти. О наших трудностях говорить не надо. Скажешь, что мы на его стороне и что поможем ему вытащить Иррху из тюрьмы в обмен на ее лояльность. Больше нам от него ничего не надо, остальное я обговорю с ней самой. Смотри, вот так он выглядит. – Кибук сосредоточился, прикрыл глаза, и из кристалла выросла небольшая фигурка изгоя, выбранного Иррхой из всех мужчин материка. – Да, зовут его вроде бы Таш.
– Какой старый! – Брезгливо скривился херувимчик, разглядывая изображение. – А вы уверены, что она согласится? Я имею в виду, быть лояльной? После всего?
– А куда ей деваться? Иначе сдохнет с голоду, и мы вместе с ней, и все из-за глупости наших мудрейших. Как смешно звучит «глупость мудрейших», ты не находишь, милый? О, богиня, только бы восстановиться побыстрее!! – Чем дальше, тем больше Кибук приходил в состояние лихорадочного возбуждения. – Не хотелось бы, чтобы она поняла, в каком я дерьме! Иначе это будет не торг, а сдача в плен. Ну иди, иди, милый!
Хемсус встал, неуверенно обернулся на хозяина.
– А… если меня остановит кто-нибудь из рыцарей?
Внешняя охрана состояла в основном из рыцарей старой сотни, и об их жестоких повадках ходили легенды даже среди сделавших их такими бессмертных магов.
– Мальчик мой, неужели я должен учить тебя, как поступать в таких случаях? – Кибук постарался скрыть неудовольствие за улыбкой. – Ты же сам все знаешь. Ну ступай!!
Слуга замялся, обиженно опустил голову. Кибук встал, подошел к нему, обнял.
Зашептал в ухо: