Ради тебя 2

Как испорченный товар.

Я проклинала той день, когда Ян Кенгерлинский родился на свет. Проклинала ту тоску, что разрывала меня на куски, стоило только упомянуть имя мужчины, что разбил вдребезги мою жизнь.

Проклинала себя.

А что если бы мы никогда не встретились?

Ведь для того, чтобы разминуться с Кенгерлинским тогда в больнице, стоило всего лишь вовремя уйти домой с дежурства, а не переться, ведомая непонятными предчувствиями, в блок интенсивной терапии.

Поворот в противоположную сторону и роковой ошибки можно было избежать.

Я никогда не узнала бы Яна Кенгерлинского, не узнала бы свою скрытую сущность, не поверила бы в связь между нами, не влю…

Меня сковало холодом.

Никакой души не хватит, если раз за разом выворачивать ее наизнанку.

И я перестала.

Внутри что-то натянулось, зазвенело и… лопнуло.

Отчаянье, неприятие своего прошлого, злость сменились пустотой и безразличием. Я больше не чувствовала себя прямой участницей разворачивавшейся сцены, а лишь безмолвным свидетелем, марионеткой, конечностями которой кто-то ловко управлял, дергая за ниточки.

Я опустела.

Перегорела.

Сломалась.

– Маленький мор, – тут же сухо прозвучал голос. – Ты вынесла правильный урок. Можешь двигаться дальше.

Черная воронка закрутилась с новой силой, поглощая меня, вырывая последние крохи сохраненного рассудка.

Она выплюнула меня в той же комнате, где я находилась минутой ранее.

Не в силах устоять на ногах, я рухнула на колени и вцепилась в пол, чтобы земля перестала вращаться. Все тело ныло и болело, начался жар, во рту пересохло.

Яркий солнечный свет освещал полупустую комнатку и заставлял меня отворачиваться, пока глаза перестало жечь. Послышался глухой стон и всхлип.

Медленно, словно осторожничая, я повернула голову на звук.

Неужели заново?

На скомканных, окровавленных простынях лежало худое тело. В сердце проснулся неуправляемый ужас.

Я слишком хорошо помнила это утро, чтобы хотеть туда вернуться…

Из горла вырвался хриплый протест, я попыталась отползти на безопасное расстояние, пока непонятный некто вновь не стал дергать за ниточки. Хотелось забиться в угол, сравняться с землей, врасти в стены и… исчезнуть.

Серебряная нить вынырнула из моих запястий и устремилась к телу. Я вцепилась в рубашку Яна, которая на удивление еще хранила его запах. Стоило только подумать о Кенгерлинском, как сердце заколотилось с бешеной скоростью, своим стуком перекрывая все иные звуки.

– Маленький мор, – сказал голос, и в этом обращении ясно прозвучало предупреждение.

Эфемерное серебро из моих запястий коснулось кожи девочки, непонятный магнит вновь сработал, и я была втянута в свое сломленное тело.

***

Эта ночь никак не хотела заканчиваться. Когда мои бедра опалило горячим – Гарик взревел. Этот рык не имел ничего схожего с человеческим.

В Гарика вселился зверь.

И он неистовствовал.

Казалось, моя кровь только распалила его безумную жажду. Вместо боли с каждым толчком его мощных бедер я чувствовала отвращение.

Даже когда Гарик перенес меня на кровать и продолжил терзать тело на смятых простынях, минуты превратились в часы, а они в свою очередь – в века.

Рассвет приближался на цыпочках.

Когда же первые солнечные лучи проникли через окно и стали растягиваться длинными полосами по комнате, Гарик потянулся на кровати, чмокнув меня в макушку.

– Это было даже лучше, чем я представлял, сладенькая, – сказал он. – Обязательно повторим. Сегодня.

Он грубо взял мой подбородок и заставил повернуть голову, чтобы встретиться глазами. На миг мне показалось, как провалы бесконечной тьмы заполнили его глазницы целиком, уставившись прямиком в мою душу.

– Кто-нибудь разбудите меня! – захотелось крикнуть. – Пожалуйста!

Но никто не стал бы меня будить, поэтому и просить смысла не было.

Я моргнула и когда вновь посмотрела на Гарика, его глаза были обычного серого цвета.

Наверное, эта ночь помутила мой рассудок.

Это чудовище наклонилось, глубоко вдохнув, зарылось лицом в мои волосы. Наконец отстранившись, оно встало с кровати и натянуло свои джинсы, засияв широкой улыбкой.

Гарик выглядел до безобразия довольным. Он напоминал хищника, который сыт, после того, как не только загнал жертву на охоте, но и полакомился приличным куском плоти.

– Не скучай, детка, – сказал он на выходе из спальни. – День пролетит быстро, а ночью я опять буду глубоко в тебе.

Дверь захлопнулась. Воцарившаяся тишина ударила в голову.

Если бы я могла умереть в эту самую секунду, наверняка сделала бы это, даже не раздумывая.

Но на той стороне меня никто не ждал. Возможно, только…

Я мотнула головой, отгоняя непрошенные слезы. Неужели за эту ночь их запас не иссушился на жизнь вперед?

Обладай я даже удачливостью, как у кошки, единственным человеком, кто мог встретить меня на противоположной от жизни стороне, была мать. Это, конечно, если хоть на миг предположить, что смерть нечто большее, чем просто прерванное на половине удара сердце.

В груди сильно защемило от нахлынувшей тоски.

Перед глазами всплыло улыбчивое лицо матери. Я зажмурилась и медленно втянула воздух, слишком ясно почувствовав запах от ее волос, так, будто она действительно была в комнате рядом со мной.

Преисполнившись надежды, я открыла глаза и наткнулась на… привычную пустоту.

Чтобы не завыть в голос, пришлось прикусить губу.

До крови.

Мать никогда не приняла бы меня тем, что я собой представляла прямо сейчас. Растоптанной и сломленной. Единственное, что запомнилось сильнее ее ласковых рук, обещание, которое мама заставила меня произнести много лет назад, перед тем, как отвести в детский дом.

– Будь сильной, котенок, – сказала она. – В любых, даже самых тяжелых ситуациях. Помни, исправить можно все, кроме смерти. Ты обещаешь мне это?

Так кто я такая, чтобы сейчас отступить от последней воли матери?

Всеми силами уцепившись за спасительную мысль, я вынырнула из пучины отчаянья. Я буду сильной. И начну делать это прямо сейчас.

Скрипнув зубами, поднялась с кровати. Пошатнулась. Не сдержала сдавленный стон.

Господи, мое тело переехал гребаный КамАЗ!

Между ногами так жгло, что трудно было двигать бедрами, а о том, чтобы свести их вместе и речи не шло.

Ходьба превратилась в изощренную пытку.

Комната пропахла кровью и потом. Она была осквернена тяжелым запахом, стоявшим в воздухе.

Грязная комната, под стать мне.

Атмосфера спальни давила, угнетала, заставляла задыхаться и захлебываться воспоминаниями.

Я вывалилась за дверь, насилу совладав с собственными ногами. Они запинались на каждом шаге, словно нарочно норовя переплестись друг с другом в толстые косы, причиняя тем самым мне новую боль.

Холодный воздух мгновенно привел в чувство. В голове сверкнула запоздавшая мысль, что я вышла в коридор полностью обнаженной.

Сразу же стало не по себе.

Когда послышался глухой звук от приближающихся шагов, меня передернуло. Взгляд лихорадочно заметался, в поисках того, чем можно прикрыться, так как сил, чтобы вернуться в спальню не осталось, и ничего не нашел.

– Какого черта? – взревел Роман, встав прямо передо мной.

Я вцепилась взглядом в искаженное яростью и непониманием лицо мужчины и остолбенела.

Если Божья кара Содом и Гоморры была хоть отдаленно такова, то сейчас ее использовали на мне.

Я превратилась в столб.

В безвольный, соляной столб.

Роман еще раз окинул меня цепким взглядом, и его лицо потемнело от сдерживаемого гнева:

– Что за представление ты устроила, Дарья?!

Слова в моей глотке устроили забег на первенство. Проигрывая своим же эмоциям, я не смогла вымолвить и звука.

Роман нахмурился:

– Почему ты в таком виде? Отвечай мне!

– Отец, – отчаянно прохрипела я, когда колени подогнулись.

Почувствовав, как знакомые руки подхватили, не дав упасть, я доверчиво прижалась к груди Романа и закрыла глаза.