Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 126 из 137



— Нирра.

Шаги остановились. Хмель не оборачивался, но с беспокойством следил, чтобы она не подошла слишком близко, но Нирра не подходила, и на наемника накатило странное опустошение. Он тоже чего-то ждал от Кастервиля, как и все они, но не знал, чего. И не получил этого. Дорога вновь расстилалась под ногами и звала вступить на нее и идти дальше… только куда? Он все-таки обернулся. Девушка сидела на камне со своим инструментом в руках. На подоле засохла грязь, и она натягивала его босыми ногами. Рут могла ходить босиком даже по снегу, а этой явно было холодно.

— Слезь с камня, застудишься.

Она непонимающе посмотрела на него и продолжила сковыривать с подола грязь.

— Вот. — Наемник протянул ей бусы. — Я не знал, что это такое. Возьми назад.

Она посмотрела на них так, будто ей протянули зачервевший кусок мяса. Хмель поспешно убрал руку.

— Ну ладно, а зачем пришла-то?

Нирра ответила, но на таком диалекте, которого Хмель совершенно не понял. Говорила она, похоже, о чем-то вообще не относящемся к делу, потому что кивала собственным словам и улыбалась. Голос у нее оказался простуженным, пару раз она замолкала, справляясь с кашлем.

— Экая ты.

Пришлось снимать куртку и закутывать ее, пока не схватила чего похуже. Нирра серьезно смотрела, блестя глазами, так что Хмель не выдержал и щелкнул ее по носу. Взгляд у нее остался невозмутимым.

— Ты играешь? — Он указал на инструмент. — Поешь?

Нирра подняла его и сказала какое-то трескучее слово. Потом одну за другой дернула загудевшие струны.

— Не на золоте полей, чья трава густа, не у моря, где на скалах сверкает соль, — а у вражеского рва, на краю моста, наконец нашел тебя я, о мой король…

Слова она произносила очень четко, разделяя на склады, похоже, просто выучив, но без акцента.

— Я теперь уже предвижу, как верный скальд обрисует твою стать и изгиб бровей, и настроив на лады деревянный альт, понесет тебя как взятый в бою трофей! Прикрываясь твоим именем, по пути будет нищий…

Допеть не удалось, помешал кашель.

— Ты вообще понимаешь, о чем поешь, зелье?

В ответ она только вскинула инструмент, собираясь продолжить, но наемник решительно ссадил ее с камня.

— Пошли отсюда, пока ты легкие не выхаркала. Свобода свободой, но голову тоже надо иметь.

Нирра не поддалась, упираясь ногами. Хмель перестал ее тащить и собирался уже бросить, пусть делает, что хочет, но увидел, как она смотрит на свои бусы.

— Пойдем в замок. — Сказал он уже мягче. — Там тепло и камин. Можешь стащить покрывало с кровати и навертеть себе палатку, если так удобней. Кому будет лучше, если ты заболеешь? Ты понимаешь, нет?

Подумав он подобрал слова на варварском. Нирра осталась стоять. Но когда Хмель, все же, махнув на нее рукой, отправился в замок, она пошла за ним, ступая след в след.

Свадьба еще продолжалась, но можно было уже уйти. Обязанность стоять, не прикасаясь к еде и питью порядком утомляла, но статус надо было поддерживать. Варварки, пользуясь случаем, подносили Троеликой младенцев, кланяясь первой той ипостаси, которая была нужнее. Мужчины подносили для благословения оружие. Когда все отправились на ритуальное заклание жертвенного хищника, Рут поспешили сбежать.

— До чего ноги ноют. — Пожаловалась ведьма. — Сколько уж так стояли, а все тяжко, как первый раз.

— К такому нельзя привыкнуть. — Лекарка тоже растирала икры.



Рут, у которой болели не только ноги, но и спина, и живот, и голова, промолчала. Возможно, о ранах эти двое знали больше нее, но о боли — вряд ли. Когда она впервые увидела в зеркале свое тело, словно сшитое из лоскутов, то содрогнулась. Неровные багровые полосы расчерчивали живот, грудь и бедра. Зная, что за наряд ей придется надеть, ведьма постаралась скрыть шрамы на время, обещая вскорости, что их совсем не будет видно, но пока чары спадали, выявляя на белой коже красные рубцы, саднившие от синей краски. Благо Инра пощадила лицо, Моррек собирался отрезать ей голову и положить в банку. Две ее менее удачливые соплеменицы были рады освобождению. Бледный Хольт бережно вынес банки из шатра, как будто боясь причинить боль и долго рассказывал им что-то. Головы слушали внимательно, моргая ресницами и разевая рот, забывая, что не могут ответить. Потом их вытащили и положили на костер. Без магического раствора они пару раз недоуменно дернулись и блаженно закрыли глаза. Хольт потом еще несколько дней ходил сам не свой, терзая в пальцах стальной цветок, тайком вытащенный у Инры, пока не увидел Гаррет и не отобрал. И еще наорал, требуя вспомнить, трогал ли кто этот цветок после Хольта. В тот раз они все же не подрались.

— Ты хоть представляешь, что это такое? — Отдышавшись, спросил гворт.

— Стальной цветочек. — Хольт облизал расцарапанные шипами пальцы и насмешливо улыбнулся. — Последнее наследие славной леди Эрминфеи. Знаю я эту легенду.

— Как же. — Без улыбки возразил гворт. — Это адский цветок. Он живой. У нас такими венчают, понимаешь?

Рут посмотрела на окровавленные пальцы застывшего Хольта, до нее тоже дошло быстро.

— Так леди Эрмина и Скала…

— Я тебя умоляю! — Гаррет откровенно фыркнул. — Красавицы не влюбляются в чудовищ! Тем более так внезапно! Их связала кровь на этом цветке.

— И она же их развязала. — Хмуро добавила Рут. — Как там у вас говорят, пока смерть не разлучит?

— Кровь Эрминфеи была в Инре. Теперь нет никого из Дерквилей.

— Кроме самого Скалы.

— Он Дерквиль не по крови. — Возразил Хольт. Подумал и добавил, — Да и он не Дерквиль. Лордов больше нет.

Рут посмотрела на шипастый цветок, который Гаррет вертел в пальцах, не ранясь.

— У нас венчают навсегда, а не только до смерти.

— У нас тоже. Только этому цветку здесь не место. Все, что привезено из Ада, на этой земле меняется.

— Что например? — Заинтересовался Хольт.

— Листки. — Помялся демон. — Они считаются адской монетой. Их трудно подделать, они не круглые и чеканку сложно повторить. Но это не монета. Это действительно листья.

— Обалдеть! — Только и сказал Хольт, вспомнив, что за один демонский листок давали на счет восемь обычных монет.

Монета… ведьма просила избавиться от нее, то же твердил и Гаррет, но Рут что-то мешало. Она привыкла носить ее в косах и чувствовать, как она касается шеи холодным ребристым краем. Навстречу ей попались Хмель и идущая за ним Нирра. Она низко поклонилась Разящей и протянула руку. Рут осенила ее благословением. Сильная рука безродной сироте очень понадобится.

В коридорах сновали проснувшиеся до рассвета слуги, готовя замок к пробуждению еще даже не ложившегося хозяина. Тринидад проследовала мимо них, на ходу стягивая платок. Она так и не решилась, какие косы ей заплетать, и на нее уже косились. Пора было что-то решать. Платок упал на каменные ступени и, подхваченный сквозняком, стек вниз, к подножию лестницы. Рут, медленно пальцами разбирала волосы. Бои, бои, бои, воинские умения, убитые враги, взятые замки, проигранные сражения. И под всем этим — зеленая и белая шерстяные нити угасающего рода Моргов.

«Мы тоже видим его, Рут. Мы обе. Это началось давно. Сначала кажется, что ты просто отвлекаешься ненадолго. Потом, что задумываешься. Ты начинаешь прозревать, но это слишком страшно, и ты не думаешь об этом. Но потом это начинают замечать другие. Как ты не отвечаешь на вопросы. Как не можешь вспомнить разговор. А потом понимаешь однажды, что не помнишь, как пришла в это место и зачем. Как наш отец».

Война кончилась, и Тринидад больше не нужен. Тринидад обречен умереть на рассвете последнего боя.

Рут остановилась, когда непрочные камни смотровой башни стали угрожающе скатываться. Не приведи Богиня, один слетит вниз и убьет кого-нибудь. Ветер налетал порывами, мешая распускать волосы, но ничего, будет время подумать.

Монета упала, выпростанная из кос, и покатилась со звоном, застряв в щели между камнями. Рут наклонилась, подняла ее и посмотрела сквозь квадратное отверстие на луну. И увидела нити. Тысячи маленьких разноцветных нитей стягивались к монете со всего замка Кастервиль, со всего королевства. Рут осторожно повела рукой, и воздух загудел. Внизу что-то с треском сломалось, в замке кто-то вскрикнул.